Сэйбл вздохнула так тихо, словно это был ее последний вздох, и подтянула колени повыше, пытаясь сжаться поплотнее. Она продолжала мерзнуть. Оттесняя все остальное, перед Хантером явилась картина: безжизненное тело на берегу реки — мертвенно-белое, с синими губами. В тот момент она была мертва, пусть даже временно. В ее ледяном теле не было души. Не было жизни. Она могла так и остаться мертвой.
«Я один виноват, что это случилось.
Мне и платить».
Хантер посмотрел туда, где была распахнута жадная темная пасть.
«Меня сейчас стошнит».
Конвульсивная дрожь заставила Сэйбл неестественно выпрямиться. Когда она обмякла снова, Хантер распахнул куртку и постарался укрыть Сэйбл еще и ею. Возможно, дело было в том, что она оставалась обнаженной под одеялами (он не решился тратить время сверх того, которое потребовалось для сборов). Глубоко и судорожно вздохнув, он направил лошадь вверх по довольно крутому склону.
Пещера была совсем рядом, когда ливень обрушился стремительно и яростно, подгоняемый разбушевавшимся ветром. Склон быстро стал мокрым и скользким, лошадь с усилием взрывала рыхлую землю копытами, стараясь удержаться и не съехать вниз. Хантер чувствовал, как ее сильные мышцы ходят ходуном. Когда они миновали небольшую ровную площадку, кое-где поросшую кустарником, Хантер спешился, заслоняясь от водяных струй, и обмотал поводья лошади Сэйбл вокруг ближайшей коряги. Придется ей подождать. К тому же у него будет причина отлучиться из пещеры. Свою лошадь он направил выше, прямо ко входу.
— Давай, красавица, давай… Ты сможешь… — уговаривал он, чувствуя, что животное устает все сильнее.
Он и сам начинал мерзнуть. Брюки успели промокнуть насквозь, и куртка уже не согревала, начиная подмокать сверху и снизу. Наконец они достигли отверстия в каменной толще обрыва. Хантер прошел внутрь, но остановился у самого входа — там, где только-только начиналась сухая поверхность, — и положил Сэйбл на каменный пол пещеры. Сам он тотчас вышел и привалился спиной к мокрому камню, чтобы перевести дыхание. Немного погодя, проклиная дождь, пещеру и себя самого, он начал собирать дрова, надеясь, что они не промокли настолько, чтобы не загореться. Все это время он повторял, как заклинание, что делает это для Сэйбл, что он готов на все, на все абсолютно, чтобы она осталась жива.
«Неужели и впрямь на все?»
Стараясь сосредоточиться на самых обыденных вещах (и тем не менее внутренне изнемогая от ужаса), Хантер быстро развел небольшой костер. К счастью, в одном из мешков нашлось запасное одеяло, единственное, что было сухого на данный момент. В него он закутал Сэйбл и уложил у огня, горько сожалея об унесенной рекой накидке из буйволовой кожи. Еще более к месту были бы меха. Что он за траппер, если до сих пор не обзавелся ими?
Сэйбл продолжала дрожать, кожа ее по-прежнему была холодной, словно у человека, потерявшего много крови. Особенно беспокоили Хантера ее мокрые волосы. Все же ему пришлось выйти за оставленной снаружи лошадью. Через несколько минут он ввел животное в пещеру, вытер обеих лошадей насухо (все так же у самого входа) и хорошим шлепком направил их вглубь. Все мешки и оба седла он свалил поближе к устью, а котелок и прочие емкости оставил снаружи — наполняться дождевой водой.
Шаги по каменному полу порождали внутри пещеры слабое эхо, которое воображение Хантера усиливало во много раз. Ему казалось, что камень вибрирует под подошвами сапог, полный враждебной энергии. Тошнота волнами перекатывалась в желудке, в животе то и дело возникало глухое бурчание, вкус желчи усиливался во рту. На лбу и висках собирался пот, теперь уже горячий. Он скатывался, и кожа начинала зудеть. Хантер так обессилел, что тратил на каждую мелочь невероятно много времени.
Пещера была невелика. Лошади касались ушами потолка и едва могли развернуться в каменном мешке. Верхушка шляпы Хантера время от времени тоже задевала о камень, и тогда слышалось шуршание, казавшееся ему шипением разъяренного пресмыкающегося. Не выдержав, он резко отбросил шляпу. Покончив с самыми неотложными делами, он поспешил к выходу и долго стоял там, жадно дыша, зажмурившись до жжения под веками и едва ли не сползая по каменному боку пещеры.
Проклятие, долго он так не выдержит! Ливень продолжал хлестать.
Хантер вышел под ледяные струи и запрокинул лицо к низкому угрюмому небу, благодарно принимая освежающий душ.
Он хорошо знал это место, бывал здесь не раз, но никогда не заходил внутрь. Там коротали ночь только его лошадь и вьюки, сам же Хантер спал снаружи, независимо от погоды, независимо от того, как себя чувствовал.
Теперь ночлег под дождем был недоступной роскошью. Сэйбл могла умереть.
Собравшись с духом, Хантер потащился назад, в пещеру. Опустившись рядом с Сэйбл, он заглянул ей в лицо. В нем по-прежнему не было никаких красок, и синева все так же оставалась на губах. Не зная, с чего лучше начать, необычно нерешительный, Хантер погладил холодную щеку.
— Сэйбл, ты слышишь меня, милая?
Молчание.
Хантер разделся, оставшись в одних брюках. Рубашкой, сохранившей тепло его тела, он постарался по возможности вытереть волосы Сэйбл, потом рассыпал по ней длинные вьющиеся пряди в надежде, что так они высохнут быстрее. При этом он не переставал озираться. Потолок как будто стал ниже и еще продолжал опускаться. Стены, очевидно, сближались, потому что вокруг стало заметно темнее. Сам воздух изменился, разредился, его не хватало, и приходилось дышать вдвое чаще, чем обычно. С арки входа текло струйками, этот звук отдавался в глубине пещеры, подчеркивая залегающую там тишину.
«Господи, я не могу больше выносить все это!»
Хантер подбросил в костер дров, надеясь, что пламя разгонит смыкающуюся тьму. Свою мокрую одежду он небрежно побросал рядом, приготовил кофе на дождевой воде и чуть не опрокинул его в огонь, спеша вырваться из пещеры хоть на несколько минут. Сколько он стоял под дождем на этот раз, он уже не мог бы сказать. Шумное дыхание заглушало даже звук проливного дождя, сердце билось часто и болезненно и никак не хотело снижать этот бешеный темп. Он сглатывал и сглатывал сухим ртом, боясь даже подумать о возвращении внутрь.
Однако каким-то образом он снова оказался у костра. В руке он судорожно сжимал жестяную кастрюлю с водой. Хантер заставил себя найти сушеное мясо, нарезать его и бросить в воду, греющуюся на камне у самого огня. Кусочки плавали на поверхности, как щепки, нечаянно попавшие в суп. Выглядело это на редкость неаппетитно, но ни на что лучшее не было сил. Более приличное варево можно было съесть и потом, когда станет ясно, что Сэйбл выживет.
После этого он снова выскочил наружу и осел прямо на мокрую землю, мало что сознавая.
Прошло некоторое время. Хантер встрепенулся, озаренный неожиданной идеей, и начал рыться в мешках. В одном из них нашлась неизменная бутылка виски, уже полупустая. Когда он откупорил ее и поднес к губам, рука дрожала так сильно, что часть спиртного пролилась на грудь. Он начал пить. Кадык судорожно дергался, огненная влага лилась в горло, но вкуса он не чувствовал. Тем не менее Хантер оторвался от бутылки, только когда она была опустошена. Глядя перед собой стеклянными глазами, он отбросил бутылку в сторону. Он даже не вздрогнул, когда она разлетелась вдребезги о скалу, засыпав осколками все вокруг.
Выпитое виски неудержимо рвалось назад, ужаснейший спазм стиснул пустой желудок, обожженный алкоголем. Хантер впился пальцами в грудь, царапая кожу. Ослепительная молния полоснула небо, и почти сразу, как выстрел из чудовищной пушки, ударил гром. Ливень превратился в сплошной поток такой силы, что мелкий гравий подскакивал высоко вверх с поверхности площадки.
Однако какофония звуков не помешала Хантеру услышать шорох внутри. Он бросился к костру. Оказывается, одеяло сползло от конвульсивной дрожи, сотрясавшей Сэйбл, и она слепо шарила вокруг, бессознательно пытаясь укрыться. Зубы ее стучали так громко, словно рядом расположились игроки в кости и раз за разом встряхивали свой стаканчик. Глаза Сэйбл бессмысленно блуждали то по стенам пещеры, то по собственному блестящему от пота телу.
