Вскоре Маленький Ястреб снова с аппетитом причмокивал на коленях у Хантера, а индеец смотрел на это, примостившись напротив.

— Представь, каково сейчас сестре Сэйбл, — заметил он, помолчав. — Она ведь не знает, что стало с ребенком.

— И сходит с ума от беспокойства, — тихо добавил Хантер.

Он перестал улыбаться и сдвинул брови: примерно так же чувствовал себя и он.

— Я все думаю о том, что Фиалковые Глаза — дочь Ричарда Кавано. Не могу поверить — и все тут!

— А в то, как Кавано собирался поступить с ребенком, ты поверил сразу?

— Нет, конечно. Сказать по правде, я не могу этого объяснить. Например, Ричард с самого начала знал, что во мне течет индейская кровь, и это его нимало не беспокоило.

— Дело не в индейской крови, а совсем в другом. Тут есть какая-то связь с прошлым, с его бывшей женой. — Хантер перекинул наевшегося ребенка через плечо и пошлепал по задку, который его большая ладонь накрыла чуть ли не полностью. — Как-то раз мне случилось играть с Ричардом в покер, и тот упомянул Каролину. Мы выпили в ту ночь столько, что у него развязался язык. Если он вспомнил этот разговор, то, должно быть, сильно пожалел о своей болтливости. Он ведь держал историю с Каролиной в секрете.

Хантер вкратце изложил события. Похищение Каролины Кавано индейцами племени кроу. Ужасное существование среди этого жестокого племени, побои и голод, насмешки и издевательства. И наконец рождение ребенка-полукровки.

— А Сэйбл? Она знает об этом?

— Понятия не имею. Очень может быть, что и знает. В любом случае Ричард не хочет видеть в своем доме этого малыша, потому что он напоминает ему о прошлом. История Лэйн сливается в его воображении с историей Каролины, Бедный ребенок! Не его вина, что все так получилось.

Быстрая Стрела рассеянно кивнул. Он думал о себе. В чертах его лица не было ничего отцовского, только цвет кожи и волосы цвета воронова крыла говорили о примеси индейской крови. Но это была лишь внешняя сторона. От отца Кристофер Свифт унаследовал громадную внутреннюю силу, присутствие духа, мужество. Все это было воспитано в нем шайенами. Англичане не дали ему ничего. Они только терпели его, потому что он по закону наследовал состояние матери. Ему было дано прекрасное образование и воспитание, достойное королей, — но и только. Он оставался отщепенцем в глазах англичан.

— Интересно знать, когда ты соберешься с духом и расскажешь, что ты выяснил?

Быстрая Стрела вернулся со своих невеселых небес на землю. Оказывается, он успел нарисовать на земле целый замок. Индеец оценил такт, с которым его друг не прерывал возникшего молчания.

— Ну давай выкладывай.

— По моим соображениям, они опередили нас на два дня, если, конечно, мы идем именно по их следу.

Хантер отмахнулся от подобных сомнений. Ему не на что было больше надеяться. Если след не тот, все пропало.

— То, что мы отстали на два дня, мы знали еще час назад. Надеюсь, это не все?

Быстрая Стрела мысленно перечислил свои находки: строевая цепочка следов нескольких подкованных лошадей, совсем свежий навоз, плохо замаскированные кострища.

— Мы не единственные, кто следует этим путем. Похоже, их догоняет взвод.

Хантер спеленал ребенка в переносной колыбели, встал и пристроил сооружение на своей спине.

— Мы не знаем, за кем охотятся эти солдаты, за Сэйбл или за Черным Волком. Мы встретили достаточно сожженных фургонов, чтобы понять: армия вынуждена перейти к активным военным действиям.

Быстрая Стрела тоже поднялся, отводя взгляд.

— Я думаю, он тащит ее за лошадью на веревке.

Хантер судорожно выпрямился, лицо его потемнело, губы сжались добела.

Значит, второй лошади у них не было с самого начала.

Она шла пешком.

Через пустыню, миля за милей!

Боже милостивый!

Он не сознавал, что сжимает луку седла изо всех сил, не замечал встревоженного взгляда друга. Все крепче становились тиски его рук, все яростнее — выражение лица.

Быстрая Стрела повернулся наконец к своей лошади и вскочил в седло. Голос совести твердил ему, что Хантер имеет право знать все, но он заставил этот голос замолчать. У него все равно не повернется язык признаться, что он видел вовсе не следы ног. Судя по всему, Барлоу волочил за собой тело… Возможно, даже труп.

В просторном вигваме горел костер, вокруг которого собрались на совет воины племени Багровой Тучи. Вся внутренняя поверхность шкур за их спинами и над головой была покрыта мастерски выполненными изображениями величайших сражений, победа в которых была одержана благодаря хитрости и доблести. С центрального шеста свешивалось ритуальное оружие, дым костра мягко обтекал его, уходя в отверстие в крыше.

Вернувшийся разведчик только что закончил рассказ о том, что похититель уводит женщину Бегущего Кугуара к северу.

— Предоставим бледнолицего его судьбе, — сказал один из собравшихся.

Угрюмый взгляд Черного Волка полоснул как нож по лицу молодого сиу. Тот принимал в расчет только цвет кожи. Но женщина, какого бы цвета ни была ее кожа, была достойна сострадания и защиты, поскольку на ее попечении долгое время был сын воина.

— Бегущий Кугуар не раз доказывал людям племени свою преданность, — сказал самый старый из мужчин племени, Сломанная Рука. Его изрезанное морщинами лицо в обрамлении снежно-белых волос носило печать мудрости, взгляд был безмятежно-спокоен. — Хорошо же мы отблагодарим его, если предоставим в одиночку, с помощью только раненого шайена, отстаивать то, что принадлежит ему по праву. К тому же с ними ребенок, в жилах которого течет кровь нашего народа. Ответь, молодой воин, — старик повернулся к тому, кто начал спор, — сможем ли мы повернуться спиной к тем, кто зовет нас своими друзьями? Сможем ли мирно спать в своих вигвамах, когда над ними засвистят пули? Я сказал.

— Вокруг великое множество солдат. Не окажется ли, что воинов племени хотят заманить в засаду? Если солдатам известно о ребенке, им станет известно также, что мы поспешили на помощь тем, кто заботится о нем, — возразил Острое Лезвие. — И так ли глубоко заглянули мы в душу Быстрой Стрелы и Бегущего Кугуара? Каждый из них раньше носил голубую форму. Разумно ли будет рисковать? Я сказал.

Спор продолжался. Постепенно в бесстрастных чертах воинов все сильнее отражалось волнение, голоса становились громче. Наконец Черный Волк вмешался в разговор.

— Острое Лезвие прав, — сказал он раздельно, с поразительным самообладанием. — Правда и в том, что Бегущий Кугуар не предал дружбы, даже когда нога его перестала ступать в наши вигвамы. Но я хочу говорить сейчас не о нем и не о его преданности. Люди в голубой форме присваивают себе то, что не может быть присвоено, чем не имеет права владеть никто. Мать Земля, Отец Небо, наша свобода — ко всему этому тянутся их жадные руки. — Черный Волк помедлил и добавил с силой:

— Позволим ли мы им протянуть руки к нашим детям?

Вождь встал и обвел взглядом лица воинов, задерживаясь по очереди на каждом. Члены совета кивали в знак согласия. Ребенок, сиу или шайен, чероки или команчи, был прежде всего индейским ребенком. В нем, как и в любом другом ребенке, заключалось будущее индейского народа, и, спасая это будущее, можно было пойти на риск. Все остальные соображения второстепенны.

Черный Волк ничего не сказал больше, просто вышел из вигвама. Это означало, что он сам займется историей с белой женщиной. Никто не запротестовал, не попытался оспорить решение вождя. Бегущий Кугуар считался членом его семьи.

Черный Волк прошел прямо в свой вигвам, где ожидала новостей его незамужняя сестра, Утренняя Роса.

— Возможно, ты была права и это Лэйн, — неохотно подтвердил он предположение девушки, не замечая того, что губы ее дрогнули улыбкой. — Возможно, она вернулась.

— Я знала, что так будет.

Утренняя Роса принесла кожаный мешок и сложила туда приготовленную еду, не обращая внимания на мрачный взгляд брата.