Но этого не знала даже сама Глэдис. Она лежала на подушке совершенно неподвижно, и из ее крепко зажмуренных глаз текли слезы. И Мэйбл плакала вместе с ней — вместе с ней и о ней.

Весь следующий месяц ушел у Глэдис на то, чтобы хоть как-то поправиться. На голове у нее остался шрам длиной в несколько дюймов, начинавшийся от левого виска и исчезавший в волосах. Спустя три недели после аварии он все еще был ярко-красным. Впрочем, когда она отправилась в больницу, чтобы проверить, все ли в порядке, пластический хирург, который зашивал ее в ту страшную ночь, обещал, что через полгода шрама совершенно не будет видно.

Глэдис понимала, что все могло быть хуже, гораздо хуже. Она могла погибнуть, могла получить такие повреждения, что пролежала бы в коме до конца дней своих, спокойная и безмятежная, как тыква на грядке. Но все обошлось. Сломанная рука срослась.

Сотрясение мозга прошло без последствий, и единственным, что беспокоило Глэдис, была травма шейных позвонков. Она все еще носила гипсовый корсет, когда — уже в конце апреля — ей неожиданно позвонил Рауль.

У него опять было для нее задание. Один из журналов готовил большой материал о жертве изнасилования. Насильник был схвачен, и репортаж о процессе над ним обещал стать довольно скандальным, однако в качестве дополнения к текстовому и рисованному материалу [4]редактору нужны были фотографии.

Глэдис думала два дня и в конце концов… согласилась. Ей хотелось отвлечься от собственных проблем, да и по работе она соскучилась. И жалеть ей не пришлось.

Жертва — девушка по имени Кристин — произвела на Глэдис очень приятное впечатление. Ей было всего двадцать пять лет, однако, несмотря на это, она уже была довольно известной манекенщицей. Именно была, так как насильник, подкарауливший ее, когда Кристин выходила из такси на Пятой авеню, располосовал ей лицо обломком опасной бритвы.

На репортаж у Глэдис ушло два дня. Единственное, что было ей не по душе, — это то, что они с Кристин встречались в «Карлайле», где когда-то жил Пол.

Зато фотографии Глэдис удались. Они вызвали большой резонанс и, как говорили, даже способствовали тому, что насильник получил пятнадцатилетнюю прибавку к своим пятидесяти годам заключения.

От Пола по-прежнему не было никаких известий. Вот уже больше месяца она не звонила ему. Он тоже не звонил. Глэдис не знала даже, где находится сейчас «Морская звезда», на которую он собирался вернуться. Ей было известно только одно: Пола нет в Нью-Йорке, и подчас она думала об этом почти что с облегчением. Сознавать, что человек, которого ты любил всем сердцем и потерял, находится где-то совсем рядом, было бы намного тяжелее. В глубине души Глэдис продолжала верить, что когда-нибудь Пол все-таки позвонит ей, однако к середине мая ее призрачная надежда окончательно растаяла. Она поняла, что он ушел из ее жизни, и скорее всего — действительно навсегда. Пол оставил за собой выжженную равнину в ее душе, которая, если и зарастет когда-то новой травой, все равно еще долго будет пахнуть гарью в жаркий полдень. Что ж, придется научиться жить с этим, как она научилась жить без Дуга. Мечта исчезла. Уходя, Пол забрал с собой и ее сердце, и ее любовь, которую она подарила ему. У Глэдис осталось только сознание того, что и он любит ее. Она знала, что это так, и ничто не в силах было разубедить ее. Даже сам Пол, что бы он ни говорил и что бы ни делал.

В середине мая у Мэйбл был день рождения, и Глэдис пригласила подругу на ленч. За редким исключением она делала это каждый год, так что в конце концов подобные совместные трапезы стали для них традицией. Буквально накануне Глэдис приобрела новенький «Шевроле» — седан, и Мэйбл восхищалась мощной многоместной машиной. У Мэйбл вертелся на языке вопрос, который она уже давно хотела задать, но не осмеливалась. Но теперь Глэдис, кажется, чувствовала себя значительно лучше, чем полтора месяца назад, и это придало Мэйбл смелости. Разумеется, это было не ее дело, но любопытство превыше всего.

И вот, когда они сидели в ресторане, Мэйбл наконец решилась.

— Скажи, кто был тот человек? — спросила она. — Ну, ты понимаешь…

Глэдис вздохнула и долго молчала, глядя в сторону. Потом на лице ее отразилась такая мука, что Мэйбл немедленно пожалела о своей бестактности.

— Это был Пол Уорд, — ответила Глэдис. — Мы с ним все время перезванивались. С сентября, когда погибла Седина. Мы разговаривали друг с другом почти каждый день, и Пол стал моим лучшим другом, он был мне как брат… Даже больше: он был светом в конце тоннеля… — Тут Глэдис печально улыбнулась. — А потом Пол вернулся в Нью-Йорк. Мы встретились, и он сказал, что любит меня. К этому времени я уже поняла, что тоже давно люблю его, люблю с самой первой нашей встречи. Возможно, это прозвучит странно, но… Мы оба полюбили друг друга с первого взгляда, только тогда у меня еще был Дуг, а у него — Седина. Это помешало осознать истину.

Она немного помолчала, но Мэйбл смотрела на нее выжидательно, и Глэдис продолжила:

— Да, тех двух дней в Харвиче нам вполне хватило… И хотя с тех пор мы ни разу не виделись, наше чувство не стало от этого слабее. Напротив, оно все росло и в конце концов стало таким большим, что Пол испугался. Очень испугался, Мэйбл. Он решил, что ему оно не по плечу.

Глэдис горько улыбнулась и покачала головой.

— Наш роман продолжался ровно неделю. Потом Пол вдруг наговорил мне целую кучу глупостей. Он сказал, что мы не можем быть вместе из-за того, что он слишком стар, из-за того, что у меня четверо детей, из-за Седины и бог знает из-за чего еще. Он придумал множество причин, но на самом деле Пол просто испугался. И все кончилось… В тот день, когда я попала в аварию, я ехала от него. В последний раз.

— Скажи честно, Глэд, ты сделала это нарочно? — осторожно поинтересовалась Мэйбл. — Ну, я имела в виду… Ты хотела причинить себе вред?

Мэйбл думала об этом вот уже почти два месяца. Мысль о том, что Глэдис может повторить свою попытку, стала ее навязчивой идеей, ее кошмаром.

— Честно? Не знаю… — Глэдис покачала головой. — Мне хотелось умереть, это верно, но чтобы самой наложить на себя руки?.. Нет, наверное, на это Мне бы просто не хватило храбрости. Откровенно говоря, я не очень хорошо помню, как все получилось, — помню только, что я плакала и думала о том, что моя жизнь кончена… Потом удар. В себя я пришла только в больнице.

— Он тебе больше не звонил? — спросила Мэйбл, у которой немного отлегло от сердца. История, которую поведала ей Глэдис, была действительно ужасной. Больше того, она чуть не кончилась трагически, но теперь Мэйбл по крайней мере знала, что ее подруга не собиралась покончить с собой.

— Нет. И, я думаю, не позвонит. Все кончилось, Мэйбл. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это. Мы оба достаточно намучились. Теперь это в прошлом, и пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Мэйбл согласно кивнула. Она искренне надеялась, что Глэдис сумеет забыть Пола. Если она ему не нужна, ей оставалось только смириться с этим. И, похоже, Глэдис это удалось, хотя и дорогой ценой.

Остаток ленча прошел очень приятно. Они славно поболтали — о детях, о последнем фоторепортаже Глэдис, о том, какие новые задания обещает Рауль. Под конец речь зашла о женщине, с которой сошелся Дуг. Глэдис эта тема волновала, но не слишком. Теперь ее жизнь была намного проще, спокойнее, а главное — она почувствовала себя полноценной личностью, у которой есть не только обязанности, но и права. Правда, Глэдис ни с кем не встречалась, однако она и не ставила себе такой цели. После истории с Полом это вряд ли было возможно.

Мэйбл тоже так думала и потому старалась не заговаривать с ней на эти темы. Случайные связи (по схеме «знакомство — ресторан — ближайший мотель — прощание») были не в стиле Глэдис. Что же касалось нового романа — безразлично, серьезного или легкого, — то Глэдис была к этому еще не готова. Мэйбл ясно видела, как глубоко ранена ее подруга. Шрамы — гораздо более глубокие, чем швы на виске, — остались в ее душе и сердце. Глэдис слишком сильно любила Пола.