Тут Глэдис прикусила язык и мысленно обругала себя дурой. Ей следовало помнить, что в этом году Рождество будет для Пола настоящей мукой.

— Пока не решил, — ответил Пол совершенно спокойно. — А ты? Наверное, вместе с детьми? Кстати, Сэм все еще верит в Санта-Клауса?

— Не особенно, но на всякий случай он старается этого не показывать, чтобы ненароком не остаться без подарков.

Они оба рассмеялись, а в следующую минуту в трубке раздался голос телефонистки, которая предупредила Глэдис, что если она не произведет доплату, то через минуту их прервут.

— Извини, Пол, у меня больше не осталось четвертаков, — заторопилась Глэдис. — Когда мне можно позвонить тебе в следующий раз?

— Когда хочешь. А я постараюсь, позвонить тебе в понедельник, — сказал он. — И еще, Глэдис…

Глэдис показалось, что он хотел сказать ей что-то очень важное, и сердце у нее на мгновение замерло. Обычно она инстинктивно отшатывалась от всего, что выходило за рамки дружеской беседы, но сегодня Глэдис отчего-то чувствовала себя особенно храброй.

— Что? — затаив дыхание, спросила она.

— Не вешай нос — вот что, — сказал он ласково, и Глэдис улыбнулась, хотя глубоко внутри она чувствовала себя разочарованной. И на этот раз они не решились перешагнуть заветную черту, предпочтя синицу в руках журавлю в небе.

Глэдис вздохнула. Она — замужняя женщина, мать четырех детей — тайком звонила через океан совершенно постороннему мужчине просто для того, чтобы узнать, как ему спится по ночам, и все потому, что собственному мужу было на нее совершенно наплевать. Иногда она чувствовала себя вдовой, но иногда — как, например, сейчас — ей казалось, что у нее два мужа. Впрочем, ни с одним из них у нее не было отношений, которые можно было бы назвать нормальными.

— Ладно, Пол, до свидания, — сказала она, и вместе со словами изо рта ее вырвалось облачко пара.

— До свидания, Глэдис. И спасибо, что позвонила.

На несколько мгновений и Глэдис, и Пол неподвижно замерли в разных точках земного шара. Их разделяли огромные пространства, но они думали друг о друге. Пол мысленно умолял Глэдис не останавливаться на полдороге и двигаться дальше, а она ужасалась тому, как далеко зашла! Когда же они наконец опомнились, оба чувствовали себя одинаково растерянными и счастливыми.

Глэдис вернулась домой в Уэстпорт. Дети уже ждали ее, споря между собой о том, какой фильм они пойдут смотреть. Дуг работал с какими-то бумагами и даже не спросил Глэдис, где она была столько времени.

Садясь рядом с ним за стол, чтобы наскоро перекусить перед походом в кино, Глэдис почувствовала себя виноватой. Она снова и снова спрашивала себя, как бы ей понравилось, если бы Дуг звонил каким-то женщинам из платных телефонов-автоматов.

В кино Дуг отправился вместе с ними, хотя с Глэдис он по-прежнему почти не разговаривал. В многозальном кинотеатре, где демонстрировалось девять разных фильмов одновременно, он с мальчиками выбрал умеренно жесткий боевик, а Глэдис с девочками решили посмотреть последний фильм с участием Джулии Роберте. Домой они возвращались в хорошем настроении, и Глэдис подумала, что уик-энд прошел вполне сносно, хотя напряженность в отношениях между ней и Дугом нисколько не ослабела. И ей оставалось только молиться, чтобы не было хуже, иначе каждые выходные превратились бы для нее в ад.

Тут Глэдис украдкой вздохнула. Считать удачными дни, когда муж не орет на тебя, не обзывает самовлюбленной эгоисткой и не грозится уйти, ей было не по душе, но такова уж была ее теперешняя жизнь. И единственной отдушиной, единственным глотком свежего воздуха в этом унылом и безысходном существовании были для нее звонки Пола, которых она ждала, сгорая от нетерпения.

Пол, как и обещал, позвонил в понедельник, когда дети были в школе, а Дуг — на работе. Глэдис подробно рассказала ему сначала об их вчерашнем походе в кино, а потом — об утреннем звонке Рауля. Агент специально позвонил ей, чтобы сказать, что фотографии со свадьбы королевских особ получились превосходно и самые роскошные журналы уже осаждают его с выгоднейшими предложениями. Потом она опять спросила, как ему спалось, и Пол ответил, что последовал ее совету насчет горячего молока и впервые за много дней спал довольно сносно.

Они говорили еще о многом. Пол упомянул, что в ближайшие дни должен выйти из печати последний роман Седины. Это была та самая книга, для которой Глэдис делала фотографии. Для Пола это была не самая веселая новость — он снова начал думать о Седине так, словно она была жива, и порой его рука сама тянулась к спутниковому телефону, чтобы набрать знакомый номер, который, увы, молчал уже больше четырех месяцев.

Выслушав Пола, Глэдис, как могла, утешила его и подумала: «Как странно: Пол и дети — вот вокруг чего вращается теперь моя жизнь».

Впрочем, с Дугом она старалась обращаться как можно мягче. Он так и не простил ей ее поездки в Лондон. Между ними выросла стена — незримая, но вполне осязаемая, — в которую каждый день ложился новый камень. И хотя Глэдис и Дуг по-прежнему спали в одной постели, они уже давно были не мужем и женой, а чем-то вроде соседей по комнате, причем каждый с трудом мирился с присутствием другого.

Несмотря на это, Глэдис все еще надеялась спасти их брак. Если бы Дуг потребовал от нее каких-то уступок, она с радостью пошла бы ему навстречу — разумеется, при условии, что его требования не превысили бы пределов разумного.

Впрочем, ее взгляды на то, что разумно, а что нет, существенно изменились. Например, она не собиралась впредь отказываться от всех заданий подряд, однако в глубине души надеялась, что Рауль не потревожит ее до января. Это, по крайней мере, обеспечило бы ей и детям более или менее приличные рождественские праздники.

Но ее надеждам не суждено было сбыться. Однажды вечером, когда до Рождества оставалось чуть больше полутора недель, Дуг ворвался в дом словно ураган.

— Поднимись-ка в спальню! — бросил он ей и почти бегом бросился вверх по лестнице. Глэдис, недоумевая, пошла за ним. Она понятия не имела, что могло привести мужа в такую ярость.

В спальне Дуг открыл свой кейс и, выхватив оттуда какой-то журнал, бросил его на пол перед Глэдис.

— Ты солгала мне! — в ярости выкрикнул он, но Глэдис по-прежнему ничего не понимала. В первую минуту ей показалось, что Дуг каким-то образом узнал об их разговорах с Полом.

— Ты сказала, что едешь в Лондон, чтобы фотографировать королевскую свадьбу! — продолжал тем временем Дуг, жестом обвинителя указывая на журнал, распластавшийся по полу, словно раненая птица.

— Но я действительно снимала в Лондоне свадьбу, — ответила Глэдис, невольно вздрогнув от страха: Дугласа буквально трясло от бешенства. — Ведь я же показывала тебе снимки!

Ее репортаж появился в журналах неделю назад, но Дуг отказался смотреть фотографии, которые Глэдис с гордостью демонстрировала ему и детям.

— А это тогда что такое? — взревел он, наклоняясь и хватая журнал. Он сделал это так резко, что Глэдис отпрянула. Ей показалось, что сейчас Дуг ударит ее журналом по лицу.

В следующую секунду она наконец поняла, в чем дело. Должно быть, «выстрелил» ее второй репортаж.

— Дай… — Глэдис протянула руку и, взяв журнал, стала его просматривать. — Да, пока я была в Лондоне, я действительно сделала еще один репортаж, — сказала она спокойно, но руки у нее дрожали. Фотографии появились в прессе раньше, чем она ожидала. Глэдис рассчитывала, что они будут опубликованы только в январе, и собиралась как-нибудь подготовить Дугласа, но подходящего момента так и не представилось. И вот теперь Дуг был вне себя.

— Это же черт знает что! — рявкнул он. — Ты что, не могла выбрать тему поприличнее? Худшей грязи я в жизни не видел! Самая настоящая порнография! Ты не только снимала этих маленьких шлюх, но и не постыдилась поставить под фотографиями свою фамилию… нашу фамилию! Это просто отвратительно, Глэдис! Я от тебя такого не ожидал.

— Это не отвратительно, Дуг. Это было просто… ужасно. Неужели ты не видишь, что это никакая не порнография, а рассказ о несчастных детях, которых заставили заниматься проституцией и с которыми обращались просто бесчеловечно? Я понимаю, что ты возмущен, но ведь я именно этого и добивалась. Мне хотелось, чтобы люди, увидев эти снимки, ощутили гнев. В этом смысл моей работы.