Бесконечная тьма и абсолютное безмолвие отупляли. Точно окутанная пеленой, падая в бездонный колодец, Мун ощущала себя последней слабой искоркой жизни во Вселенной, где всецело правила смерть... и ее слуги, чьи неосязаемые объятия отняли у Мун все силы, затуманили разум. Она явилась сюда, в эти бескрайние, безжизненные просторы в поисках утраченной любви, пройдя через те врата, через которые проходила прежде множество раз; но на этот раз она сбилась с пути, и не было никого, кто мог бы услышать ее, отозваться на ее крики... Отпустите меня домой!

— Отпустите меня домой! — Мун села в кровати. Ее голос гулким эхом разнесся по небольшой полупустой квартире.

— Мун, Мун... тебе просто сон страшный приснился! А теперь я с тобой, и ты здесь в безопасности, и все хорошо... — Элсевиер обнимала Мун, ласкала ее, и она вспомнила, как бабушка когда-то баюкала ее, свою внучку, когда она просыпалась ночью, и было это так давно, так давно...

Сквозь слезы она увидела, что комната залита ярким искусственным светом, который резал глаза; радиоприемник на стене орал во весь голос — как и прежде, до того как она вновь соскользнула в этот то ли сон, то ли беспамятство. После тяжкого испытания — прохождения Черных Ворот — Мун не переносила темноты, не могла находиться в темной комнате. Мучительная тоска комом застряла у нее в горле; она сглотнула и прислонилась головой к плечу Элси, одетой во что-то мягкое, ощущая, как от прохладного ветерка шевелится смятая ночная сорочка на спине. Мир вокруг медленно останавливался, принимал привычные очертания, словно подтверждая, что у нее есть в нем свое место; сердце успокаивалось, переставало биться так, словно хотело выскочить из груди. Ей казалось, что она слышит звуки моря...

— Да-да, уже все прошло. Со мной все в порядке. — Голос Мун звучал слабо и неубедительно. Бессилие и полная потеря самообладания в результате ночных кошмаров стали уже почти привычными для нее в момент пробуждения. Она села прямо, отстранившись от Элси и засовывая пряди взмокших волос за уши. — Прости, что снова разбудила тебя. Но я не могу... — Она внезапно замолкла, устыдившись своей беспомощности, и стала тереть глаза, которые горели так, словно их запорошило песком. Уже третью ночь подряд она кричала во сне и будила всех в доме. Она видела, что усталость и беспокойство все глубже гнездятся в морщинках Элсевиер. — Это просто глупо. — Мун стиснула руки. — Прости, что заставляю тебя всю ночь не спать из-за моих дурацких...

— Нет, Мун, дорогая моя, — Элси покачала головой; ее темно-синие глаза смотрели с такой искренней тревогой, что Мун замолчала, — не извиняйся, родная. Это я должна просить у тебя прощения; это ведь моя вина, что тебе снятся такие сны, моя вина, что ты не можешь носить свой трилистник... — Элси оглянулась: в другом конце комнаты, на комоде одиноко лежал трилистник Мун. — Если бы я могла взять твой страх себе, я бы с радостью сделала это; и это было бы слишком легкое наказание за все зло, которое я тебе причинила! — Она отвернулась, пальцы ее нежно поглаживали Мун по плечу.

— Твоей вины тут нет. Это я виновата — у меня не хватает сил быть настоящей сивиллой. — Мун до боли стиснула зубы. Да, она сама виновата: ведь, пройдя через Черные Ворота, она стала как бы чужой своей Хозяйке и мучилась теперь этой раздвоенностью. Когда они достигли Харему, она уже почти пришла в себя, но стоило ей закрыть глаза и предоставить своим мыслям свободу...

Здесь, в космическом городе на орбите Харему она могла носить свой трилистник совершенно открыто, и было приятно, когда совсем незнакомые люди и даже обитатели таких планет, о которых она никогда не слыхала, смотрели на нее одобрительно, улыбались и всячески выказывали ей свое почтение. Но однажды к ней подошел человек и попросил ее, сивиллу, ответить на вопрос. И она от него отвернулась, сразу почувствовав тошноту и страх, и отказалась ответить... ОТКАЗАЛАСЬ ОТВЕТИТЬ НА ВОПРОС! Элси что-то тогда сказала этому человеку и увела его прочь, но сама Мун уже успела понять, что больше никогда не сможет отвечать на вопросы... «Я поправлюсь! Со мной все будет в порядке, когда я вернусь домой, на Тиамат!» — говорила она себе. Домой, туда, где небо по ночам сияет тысячами звезд, подальше от этих безжизненных небес, от этой черной, горькой пустоты, которая даже у здешнего солнца отнимает его энергию, в которой даже звезды кажутся какими-то съежившимися, замерзшими и безнадежно одинокими!.. Туда, где, может быть, еще теплится ее любовь, которую она, наверное, погубила, прилетев сюда, хотя любовь эта была единственным, что имело для нее значение. Туда, где все еще ждет ее самый дорогой и любимый человек, который понял бы, каково это — утратить желание жить. Ее Спаркс... Она должна непременно найти его! «Сколько же еще?..» Она старалась не задавать этот вопрос вслух, пока они здесь, боялась, но ей все время хотелось задать его — каждый лень, каждый час...

— Значит, ты все-таки не хочешь остаться здесь? Даже после того, что видела? — Сердце Мун сжалось — такое глубокое разочарование и печаль слышались в голосе Элсевиер. Элси изо всех сил старалась развлечь ее, показывая невероятные чудеса, собранные в этом городе, в этом огромном звездном порту, что плыл в космосе на невидимой привязи, удерживаемый той планетой, что находилась под ним. Она сперва думала, что Элси делает это, только чтобы разогнать ее страхи, но потом поняла, что есть и другие причины.

— А ты... правда хочешь, чтобы я осталась с тобой навсегда?

— Да. Очень хочу, дорогая. — Элси неуверенно улыбнулась. — У нас ведь с ТиДжеем детей никогда не было, ты же знаешь...

Мун опустила глаза: нужно было проявить жестокость и нанести Элси еще один удар.

— Знаю. Если бы все зависело только от меня, если бы я была никем... я бы осталась с тобой, Элси.

Она уже поняла, что это действительно так, хотя и чувствовала себя по-прежнему чужим ребенком, заблудившимся во время шумного праздника в этом непонятном, идеальном городе, парящем в небесах. Элсевиер старалась приобщить ее к новому окружению, и постепенно Мун начала понимать беззаботную гордость инопланетян, считавших звездный корабль или этот город чем-то вполне обычным и совершенно спокойно пользовавшихся такими чудесными вещами, которые вызывали у нее священный трепет. При встрече с каждым новым технологическим чудом Элси терпеливо учила Мун спокойному отношению к подобным новшествам, и однажды, стоя на балконе и глядя на раскинувшийся перед ней Воровской Рынок, она почувствовала себя настоящей инопланетянкой, истинной гражданкой Гегемонии, почти своей в этом межзвездном сообществе.