Мне хочется сказать ему, что всё не так просто, и мне придётся убежать на рассвете, исчезнуть… Что у меня есть только одна ночь, чтобы провести её с ним, поэтому я бы предпочла, чтобы всё закончилось сейчас, чтобы у меня было меньше воспоминаний. Но я не могу этого сделать, это было бы слишком сложно объяснить и отняло бы больше моих драгоценных минут.

Тео продолжает в соответствии со своим темпом. Он целует мои рёбра, вокруг пупка, живот. Ласкает руками моё тело, спускаясь к бёдрам, и задерживается на кружевной резинке чулок. Неспешно начинает опускать их, обнажая ноги.

— Разве… разве они тебе не нравятся? — бормочу я.

— Без них ты красивее.

Тео дотошный, осторожный. За колени он раздвигает мои ноги, и я прикусываю губу. Он несколько мгновений смотрит на меня вот так, обнажённую и лихорадящую, заставляя ещё больше желать его. А когда он вводит в меня палец, у меня вырывается пронзительный стон; затем Тео подносит палец ко рту.

— Нет…

— Ты сладкая, Мики.

Это не моё настоящее имя и не должно оказывать на меня никакого влияния, но я чувствую, как у меня захватывает дух.

Тео снова прикасается ко мне, задерживается на клиторе, проникает в меня двумя пальцами и начинает нежно мастурбировать мне, отчего напрягаются мышцы и затрудняется дыхание. Я больше не могу мыслить здраво.

— Пожалуйста, — вырывается у меня по-японски.

— Что?

— Не заставляй меня ждать.

Он не понимает, что я сказала, но улавливает безошибочные сигналы моего тела и, наконец, прекращает свою пытку, давая мне отдышаться.

— Ты больше не можешь терпеть, да? — шепчет он. — Хорошо.

Тео отстраняется от меня, чтобы взять из бумажника на прикроватной тумбочке презерватив и сразу раскатывает его. Затем он возвращается между моих бёдер и берёт меня, проникая размеренными, повторяющимися движениями, до самого основания. Он засовывает большой палец мне в рот, чтобы я не закричала слишком громко, и наконец доставляет мне удовольствие.

Он импульсивен, как я и предполагала, или даже более того. В неумолимом ритме двигает бёдрами навстречу моим, а я впиваюсь ногтями в его спину, словно боясь соскользнуть. Я могла бы полностью отдаться ему, но мужчина так тяжело навалился на меня, что я задыхаюсь.

В какой-то момент Тео замедляется, останавливается и смотрит мне в глаза.

Обычно мне не нравится зрительный контакт с моими любовниками. Это заставляет меня чувствовать себя незащищённой и беспомощной, иногда даже раздражает. Но не на этот раз. В глубоком взгляде Тео я вижу тысячи слов, которые мы не сказали друг другу, часть его истории, которую я не знаю, часть моей, которую скрываю от него. Его глаза — это зеркала, в которых я нахожу себя.

— Так ты не дышишь, — шепчет он. — Залезай на меня.

Он ложится на спину, я же, оседлав его, опираюсь на колени и ему на грудь. Тео убирает волосы с моего лица, обнимает меня за талию, снова проникает, направляя мои движения, по крайней мере, вначале. Затем он позволяет мне вести и наслаждаться его телом.

— Не кончай сразу, — просит он. — Притормози.

Как трудно сдерживать себя. Я хочу всё, и как можно скорее. Стараясь двигаться медленнее, я поднимаю голову к окну.

Идёт снег, кто знает, как долго. Я даже не заметила. Снежинки скопились на краю карниза, и продолжают медленно падать с неба, кружась в темноте, словно ход времени сократился вдвое. Даже город кажется полусонным; здания окрашены в белый цвет, а движение транспорта замерло.

Снег покрывает всё, каждый звук. Ничего не слышно, кроме тишины, такой глубокой, что в ушах звенит.

Время есть. Ещё есть время, прежде чем всё закончится, говорю я себе, возвращая взгляд на Тео, на его почти бесцветные глаза, ветви на его руках, уверенную хватку пальцев на моих бёдрах, словно я его скрипка.

«Ещё есть немного времени».

Я выгибаю спину, позволяя ему полностью погрузиться в меня, следуя тому же ритму, что и снег, разбивающийся о стекло.

— Ах… Боже, — ругается он, стиснув зубы.

Я подношу указательный палец к губам, чтобы попросить его помолчать.

— Идёт снег, — шиплю я. — Ты его слышишь?

Я снова заговорила по-японски. Я больше не могу концентрироваться и переводить то, о чём думаю. Но в любом случае в этом нет необходимости. Наши тела связаны и поддерживают друг с друга. Нам не нужно ничего говорить.

  Бумажные бабочки.

Страх глубок настолько, насколько позволяет разум.

25 декабря. Рассвет.

Есть некоторые виды бабочек, которые живут всего несколько часов. Другие — лишь несколько дней. Самые долгожители приближаются к годичному сроку жизни. Но каким бы коротким ни казался нам этот период, их это не волнует, и они целыми днями радостно летают. Я прочитала это однажды в детской книге.

Думала, что так будет и со мной, а мой день в роли бабочки, закончится с чувством удовлетворения и безмятежности. Этого было бы достаточно, чтобы я с новыми силами вернулась в тёмный кокон своей жизни. Но теперь я уже не так уверена. Что-то скребёт стенки сердца, как крыса, ищущая выход. Ужасное чувство не даёт мне спать, не оставляет меня в покое, и я боюсь, что буду носить его с собой вечно.

Когда начиналась эта игра, я и подумать не могла, что так всё обернётся.

В первый раз, два года назад, я выбрала того, кто совсем не напоминал мне Нобуо, его полную противоположность. Я пошла со студентом-переводчиком — молодым, застенчивым и симпатичным, но с небольшим опытом общения с женщинами и ещё меньшим количеством денег в кармане. Представилась, взяв девичью фамилию матери, и сказала, что я, как и она, учительница начальных классов. Парень как-то неловко себя чувствовал из-за моего напористого поведения, и сразу после нашего секса он исчез, посреди ночи.

На следующий год я убедила себя, что мне лучше удаётся общаться со зрелыми мужчинами, и привела в тот же номер журналиста из Кансая, который приехал на Рождество документировать спортивное мероприятие. Грубый тип, ровесник моего мужа, с невыносимым акцентом, но, к счастью, немногословный. В этом случае я представилась студенткой университета, решив дать жизнь странному циклу кражи личных данных. Ночь с журналистом получилась довольно скучная. Он был эгоистичным любовником, не очень терпеливым и сосредоточенным только на себе. И ушёл перед рассветом, когда я ещё спала, оставив мне на прикроватной тумбочке визитную карточку, которую я, конечно же, сразу выбросила, чтобы соблюсти правила соглашения.

Однако об этой ночи я не знаю, что и думать. Не могу подытожить её столь немногими словами, не говоря уже о том, чтобы привести в порядок свои разрозненные чувства. Кажется, ночь продлилась дольше, чем другие, и в то же время слишком недолго. Не думаю, что мне когда-либо было так хорошо с кем-то. У Тео такая необыкновенно родственная мне душа, что я с трудом могу в это поверить. Возможно, я просто позволила себе поддаться влиянию музыки.

Уже почти утро, небо приобрело диковинный пурпурный оттенок, город погрузился в безмятежность и белизну снега.

Снег перестал идти совсем недавно. Ещё несколько часов, и снежное покрывало начнёт таять под лучами солнца, обнажая вновь серые улицы, испещрённые следами машин и людей.

Как бы я хотела, чтобы всё так и осталось.

Я лежу на боку и смотрю в окно. Вглядываюсь в панораму города, потому что на другой стороне — он, и я боюсь, что расплачусь, как маленькая, если увижу его лицо. Я бы рыдала от отчаяния, потому как знаю, — всему этому приходит конец, завтра я его больше не увижу, и он больше никогда не будет моим.

Тео не спит, изредка вздыхает. Он не сомкнул глаз всю ночь, целовал мою спину бесконечно долго, пока я не заснула. Я слышала, как он пару раз шептался по телефону, но старалась не подслушивать, чтобы не проявить неуважение.

Он прочищает горло, слегка покашливая. Прикасается пальцами к моему плечу, перебирая мои волосы.

— Мики.

Я притворяюсь спящей, издавая хныканье. Он слегка встряхивает меня.