В четыре часа! «Завтра, в четыре», — вот что сказала по телефону Жюстина. А вот это завтра наступило, превратилось в сегодня. Сегодня мой дядя должен с ней увидеться. Но он не сообщил нам, что приезжает. Впрочем, может быть, речь идет о телефонном свидании. Надо поручить Иветт следить за ней. Если она будет передвигаться бесшумно, Жюстина не заметит.

Но может ли Иветт передвигаться бесшумно?

— Приятного аппетита! — восклицает Франсина радостным тоном, как в рекламе завтраков.

Вокруг меня все жуют. Я не очень голодна. Мне опять снилась Магали, и я проснулась с тяжестью в желудке. Как странно, когда снится кто-то, чье лицо ты никогда не видел. Я знала, что это Магали, но у нее были черты боттичелливской Венеры, множество веснушек и волосы до пят, такие длинные, что они путались вокруг ее щиколоток и мешали ей ходить, а я отступала, как только она приближалась ко мне, потому что боялась, что она до меня дотронется, я знала, что она мертва, а ее глаза — это всего лишь две черные и пустые дыры. Интересно, ведь я не сидела в кресле, нет, я ходила. О! ощущение ходьбы, такое подлинное, такое сильное, я почти готова поверить, что мне достаточно встать и…

И ничего.

Металлическое лязганье, это Жан-Клод в аппарате, позволяющем ему стоять и немного перемещаться. Последние дни его почти не было видно: он очень страдает и не выходит из своей комнаты.

— Улыбайтесь, вас снимают! — призывает он.

— И не осточертело тебе ходить, приклеившись глазом к этой камере? — спрашивает Летиция.

— Я свидетель современности. Итак, как продвигается расследование?

— Расслед-след-пед!

— Кристиан! Замолчи! — кричит Мартина.

— Мне кажется, что силы правопорядка несколько переоценили свои возможности, — насмешливо замечает Франсина. — Боюсь, что нашего старшину, — с ударением произносит она, — скоро заменят кем-то, более компетентным в сфере раскрытия преступлений.

— Коломбо? — хихикает Ян.

— Любопытно, я что-то не припоминаю, чтобы нанимала вас за остроумие, — отвечает Франсина, стараясь держать себя в руках. — Как там насчет прогулки на снегокате?

— Сейчас же займусь этим.

— Этой ночью я перечитал все газеты, — возобновляет разговор Жан-Клод. — Если этот Вор действительно хотел убить Элиз, он бы это давно сделал. Такую дичь, как мы, выследить нетрудно.

— Жан-Клод! О таких вещах за столом не говорят! — протестует Франсина.

— Лучше уж говорить об этом за столом, чем на кладбище, — не может удержаться Ян.

— Жан-Клод прав, — вдруг говорит Летиция. — Элиз не прячется. Вору было достаточно прицелиться в нее из ружья с оптическим прицелом или не знаю из чего.

Неприятно думать, что притаившийся в углу Вор говорит себе: «А что, неплохая идея!»

— Так какую же цель он преследует? — спрашивает Ян, кроша хлеб между пальцами (я слышу, как ломается корочка).

— Запугать нас? — предполагает Франсина.

— Манипулировать нами! — говорит Жан-Клод. — Отвлечь наше внимание, пока он совершает какую-то мерзость. Как иллюзионист.

— Нельзя сказать, что он просто делает вид, будто причиняет зло Элиз, — замечает Ян.

— Да, но ничего серьезного, — отвечает Жан-Клод, которому в шкуру не воткнули дюжину дротиков.

— И потом, от чего он отвлекает наше внимание? — продолжает Ян. — Мерзости свои он, в любом случае, совершает.

— И тем не менее, — настаивает Жан-Клод, — перед нами человек, отвратительным образом угрожающий Элиз, жестоко убивший двух женщин — и все! Молчание в эфире. Если это маньяк, он снова примется за дело. Зачем наводить нас на свой след этими провокациями против Элиз?

— Ты хочешь сказать, что он просто притворяется маньяком? — заинтересованно спрашивает Ян.

— Угу, — соглашается Жан-Клод с набитым ртом. — Именно поэтому он устраивает весь этот цирк с письмами, мясом и так далее. А на самом деле он преследует совершенно четкую цель.

— Превратить Элиз в карпаччо? — усмехается Ян, чем вызывает возмущенные протесты присутствующих.

Он с силой сжимает мое плечо в знак извинения за шутку более чем сомнительного вкуса. Самое интересное, что, если бы речь шла о ком-то другом, это меня рассмешило бы. Интересно и то, что от него исходит едва уловимый, но явный запах горечавки.

— А, по-моему, это настоящий сумасшедший! — говорит Иветт. — Как подумаю об этих глазах в руке Элиз… Человек, способный расчленить женщину, это уж точно не шутник.

— Садист не означает сумасшедший, — упорствует Жан-Клод. — Ну, мы увидим, продолжит ли он.

Это — самый подходящий момент, чтобы вошел Лорье со словами: «Он продолжил!». Я приготовилась услышать его быстрые нервные шаги в сопровождении тяжелых шагов Шнабеля, и, когда в действительности слышу, как открывается входная дверь и два человека быстро идут по коридору, задаюсь вопросом, не начались ли у меня галлюцинации.

— Вероник Ганс здесь? — еще пронзительнее, чем обычно, спрашивает Лорье.

— Вероник — как? — спрашивает Франсина.

— Одна из инструкторш по лыжам, — поясняет ей Ян. — С чего бы Вероник быть здесь? — обращается он к Лорье.

— Я только что заходил в лыжную школу, чтобы задать ей несколько дополнительных вопросов. Кевен Дейстрей сказал нам, что она отправилась в ГЦОРВИ, чтобы встретиться с кем-то, кому она хотела сообщить нечто важное.

Я представляю себе, как все обмениваются подозрительными взглядами.

— Так ее никто не видел? — снова спрашивает Лорье.

Все остаются такими же безгласными, как я. Шорох балконной двери.

— Здрав-ствуй-те.

— А, господин де Кинсей! Я ищу Вероник Ганс.

— Я ее н-не зна-ю.

Шум отодвигаемого стула, падает стакан, Леонар садится.

— Может быть, она поднялась к мадам Ломбар? — предполагает Лорье.

— Меня спрашивают?

Шуршание закрывающихся дверей лифта, из которого вышла Жюстина.

— Вы, случайно, не виделись с Вероник Ганс? — в четвертый раз осведомляется Лорье.

— Я не знакома с этой особой, — охрипшим голосом отвечает Жюстина, — а что касается того, виделась ли я с ней…

Она изящно не договаривает фразу и проходит передо мной, оставив за собой след фиалковых духов и мятного ингалятора.

— У меня такой насморк! — говорит она мне, усаживаясь.

— Шнабель, поднимись и посмотри наверху! — приказывает Лорье.

— У вас есть ордер? — немедленно квакает Франсина.

— Ордер на что? — ласково возражает Лорье. — Мы ищем человека, который сказал, что идет сюда. Надеюсь, вы не сочтете неудобным, если мы проверим, не заблудилась ли она в коридорах?

— Или не роется ли в комнатах, — сухо говорит Иветт.

Я щиплю ее за руку, чтобы она замолчала.

— О, можете щипаться сколько угодно! Эта особа способна на все! Отвратительная хамка!

— Вижу, что вы, по крайней мере, с ней знакомы! — говорит Лорье.

Над нашими головами грохочут шаги Шнабеля. Мы слышим, как шумно открываются и закрываются двери.

— Мне не очень нравится, что ваш подчиненный вот так разгуливает по частным комнатам моих милых постояльцев, — говорит Франсина.

— А что именно он там ищет? — спрашивает Жюстина между двумя приступами кашля.

— Он ставит везде микрофоны, — отвечает ей Ян.

Летиция прыскает. Бульканье жидкости, запах «Сюз». Ян с удовольствием причмокивает губами. В соседней комнате Юго достал пластилин и дает указания милым постояльцам. Взрывы смеха, бормотанье, возгласы звучат резким контрастом с нашим молчанием и с шагами Шнабеля, разносящимися по дому.

— Хорошо, Клара, хорошо, твоя дама очень красивая. Нет, Бернар, это не едят, ты же знаешь. Мне все равно, пусть колбаса будет белая, как снег. А ты, Кристиан? Что хорошенького ты нам сделал? Таксу? Но у твоей собаки нет лап!

Шаги на лестнице.

— Я ее не нашел, шеф, — говорит запыхавшийся Шнабель.

— Хорошо. Извините, что помешал вам завтракать. Если Вероник Ганс объявится, буду признателен за сообщение.

Мой блокнот: »Почему вы ее ищете?»