— Мне нечего скрывать.

— А мне есть, — промолвила она без тени смущения. — Но монастырь внушил мне отвращение к самоуничижению.

Я не намерена выкладывать всю свою подноготную только для того, чтобы исповедаться.

— Не уверен, что могу принять твою логику, — возразил Дуглас. — Есть вещи, которые нельзя оставлять недосказанными.

Жанна яростно покачала головой:

— Вовсе нет. Например, что изменится, если ты узнаешь, что меня полгода держали взаперти в Волане? Я сидела у окна, тоскуя по небу и земле, отчаянно желая коснуться листка или травинки, ощутить бархатистую прохладу лепестка на ладони. Я вдыхала затхлый воздух и жаждала свободы. Вот правда, Дуглас, но от того, что ты ее узнал, жизнь не стала лучше, а прошлое не изменилось.

Ее взгляд ни на мгновение не отрывался от его лица.

— Я плакала, ожидая тебя. День проходил за днем, а тебя все не было. Я решила, что тебя испугала перспектива стать отцом. А ты тем временем праздновал рождение своего первого ребенка. Ты оказался весьма плодовитым, Дуглас. Признавайся, наверное, и в Новой Шотландии у тебя остались дети?

— Сие мне неизвестно, — отозвался он, нахмурившись.

— Зато во Франции ты разошелся вовсю. Ведь мать Маргарет — француженка, не так ли?

Она принялась нервно расхаживать по комнате.

— Видишь, это тоже правда, и она ранит. — Жанна улыбнулась. — Нет, мне не нужна правда, — сказала она, покачав головой. — Есть вещи, о которых не стоит говорить, и признания, которые не следует делать.

— Но есть и другие.

Жанна повернулась и посмотрела на него.

— Давай отложим это на завтра. Мы еще успеем причинить друг другу боль.

Подойдя ближе, она обвила его шею руками, сцепив пальцы на затылке.

— Подари мне сегодняшний день, Дуглас, — это единственное, о чем я прошу.

Завтра она покинет его, но, прежде чем уйти, расскажет правду, которую он так жаждет узнать. Расскажет, как уехала из Волана, отправившись на поиски пожилой пары, которой отдали ее ребенка. Расскажет о кошмарах, являющихся ей во сне. Но вначале они будут любить друг друга. Это все, чего она просит у судьбы и равнодушного Бога.

Жанна привлекла его к себе.

— Поцелуй меня, — шепнула она у самых его губ. Дуглас попытался отстраниться, но она не отпускала его. — Пожалуйста.

Возможно, на него подействовал ее страстный шепот, а может, он почувствовал ее отчаяние, но его руки обвились вокруг Жанны. И он прижался губами к ее губам.

В поцелуях Дугласа было нечто магическое. Они словно извлекали ее из телесной оболочки, перенося в другое время и место, превращая в другого человека. Волна наслаждения захлестнула Жанну. Он был наркотиком, а она слабоумной дурочкой, готовой продать душу за мгновения блаженства.

Дуглас оторвался от ее губ и начал раздеваться. Он снял камзол, затем жилет и принялся за рубашку, не сводя с нее сосредоточенного взгляда. Словно они собирались заняться чем-то более важным и значительным, чем обычные занятия любовью.

Эти последние недели, помимо прочего, заставили ее понять, что никто не сможет занять место Дугласа в ее сердце и мыслях.

— Не лучший выбор времени и места, Жанна, — заметил он, скинув башмаки.

— Да, — согласилась она. — Но, полагаю, на этой двери есть замок?

Он кивнул.

— Тогда запри его, Дуглас. Давай забудем, что мы взрослые благоразумные люди. — Она шагнула к окну.

Остановившись посередине комнаты, в кружке солнечного света, Жанна подхватила юбки и закружилась, как это делала в юности, но без легкости на сердце, которую испытывала тогда. Ей хотелось хоть на несколько минут воспроизвести то время. Или хотя бы притвориться, что между ними нет секретов, болезненных и сокрушительных.

— Иди сюда, — сказала она, уронив юбки и протянув к нему руки. — Пожалуйста.

Дуглас прошел мимо нее, и на мгновение Жанна решила, что он собирается выйти из комнаты, но затем услышала щелчок замка. Обернувшись, она обнаружила, что он разматывает галстук.

На этот раз он ничего не говорил и не пытался образумить ее. Жанна тоже молчала. В мире не существовало никого, кроме Дугласа, и не было ничего важнее, чем ощущение его рук на ее обнаженном теле.

Воспоминания о нем помогли ей сохранить рассудок, и теперь сознание, что он рядом, придавало смысл ее существованию. Он был необходим ей как вода или пища.

Он был кровью, которая текла по ее жилам, воздухом, которым она дышала. Он был ее жизнью.

Дуглас приблизился и принялся расстегивать на ней одежду. Он пребывал в том же лихорадочном состоянии, что и Жанна. Их пальцы порхали, зарываясь в складки ткани, развязывая, расстегивая, снимая. Ее платье упало на пол, где уже лежала его рубашка. За ним последовали корсет и сорочка.

Внезапно Жанна оказалась на полу, и Дуглас склонился над ней. На этот раз не было ни вопросов, ни поддразнивания, только страсть.

Он приподнял ее, расположился между ее обнаженными бедрами, вошел в нее и стал двигаться.

Обвив руками его шею, Жанна закрыла глаза.

Наслаждение, зарождаясь в месте их соединения, омывало ее тело жаркими волнами. Сердце бешено колотилось, кровь стремительно неслась по жилам. Крепко обняв Дугласа, она устремлялась вслед за ним, когда он поднимался, и выгибалась навстречу, когда он погружался в нее.

Солнце освещало их сплетенные тела. Они любили друг друга со страстью, нетерпением и отчаянным желанием забыться. Когда все закончилось, ее дыхание успокоилось, а сердце замедлило свой безумный бег, Жанна почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы. Восторг и печаль, радость и ощущение утраты слились воедино.

Дуглас поднялся и принялся собирать свою одежду, разбросанную по полу. Жанна осталась лежать, наблюдая за ним. У него была поистине великолепная фигура с длинными мускулистыми ногами, широкими плечами и мощной грудью.

Он посмотрел на нее, но не улыбнулся. Его серьезный взгляд, казалось, говорил, что их любовная интерлюдия лишь отложила неизбежное.

Жанна села и начала одеваться. Ей больше нельзя здесь оставаться. Иначе любой пустяк может заставить ее расплакаться, слезы приведут к признаниям, которые закончатся катастрофой. А завтра она покинет его навсегда.

Ее волосы растрепались, но вместо того, чтобы заправить их в пучок, Жанна заплела косу и спрятала ее под шляпку. Вполне приличная прическа, чтобы добраться до дома.

Одевшись, она схватила сумочку и направилась к двери.

— Куда ты? — спросил Дуглас.

— Я должна уехать, — сказала она. — Сейчас же. Пожалуйста, не пытайся задержать меня. И не задавай вопросов.

— Я велю кучеру доставить тебя домой, — натянуто отозвался он.

Домой? А ведь так оно и есть. Не отдавая себе в том отчета, Жанна привыкла к дому Дугласа, к его уюту и удобствам, к ощущению собственной принадлежности к его обитателям. Ей нравились слуги, даже Ласситер. Она чувствовала себя своей и на кухне, и в парадных помещениях. Но именно Дуглас и Маргарет заставляли ее чувствовать себя членом семьи.

Где взять силы, чтобы покинуть их?

Жанна торопливо вышла из комнаты, спустилась по лестнице и миновала наполненный диковинными ароматами склад. Дважды ей приходилось останавливаться, чтобы смахнуть слезы, застилавшие глаза.

Проходя мимо будки сторожа, она опустила голову и помахала Джиму рукой, стремясь как можно скорее добраться до кареты.

— Пожалуйста, отвезите меня домой, Стивене, — произнесла она, с трудом сдерживая слезы.

— Не могу, мисс. Я должен дождаться мистера Макрея.

— Все в порядке, Стивене, — раздался сзади голос Дугласа. — Отвези мисс дю Маршан домой.

Жанна резко обернулась, пораженная; что не слышала его шагов.

— Вернешься потом за нами.

Стивене кивнул.

Дуглас открыл дверцу кареты и отступил в сторону.

— Поговорим, когда я вернусь;

— Нет, — сказала Жанна. — Завтра. Прошу тебя.

Он не ответил.