– Руку, белый лорд! Теперь я ее возьму.

Только секунду спустя Рис сообразил, что от него что-то требуют. Одну его руку я прижимала к кровати, а другой он прикрывал живот, словно боялся удара.

– Капельку крови, только отведать. Ничего другого, гуинфор, ничего другого.

– Не надо меня так называть, – пробормотал Рис.

– Но ты белый лорд, – возразил Шалфей. – А Белый Лорд, Рука Восторга и Смерти, не боится ничего и никого.

Рис потянулся к малютке-эльфу, медленно, нехотя, растерянный и почти оглушенный чувственным призывом магии Шалфея. Спор был проигран еще до того, как Шалфей дотронулся до стража.

Шалфей у меня на руке походил на резную деревянную фигурку – когда эльфов изображают летящими на травинках. Только стеблем служило мое запястье, и сила Шалфея гнала меня вперед, правила мной, как правят, говорят, бескрылые эльфы стебельками сорванных цветов. Вот интересно, цветам бывает так же хорошо, когда на них летят? Нравится ли им, когда их срывают с корней и бросают в ночное небо?

Шалфей обнял ладошками палец Риса, прижался к кончику пальца алым ротиком, похожим на расцветающую розу. Я ловила стук сердца Риса, словно музыку откуда-то издалека, басовый ритм, который слышишь ночью за стеной, лежа в постели, и не можешь понять, откуда он доносится. Шалфей, не отрывая рта от кожи Риса, приоткрыл губы.

Рис вскрикнул:

– Нет!

Шалфей чуть отвел голову и воззрился на стража блестящими черными глазенками:

– Предашь ли ты клятву, белый лорд? Ужель твоя доблесть покинет тебя пред лицом единственного эльфа-крошки?

Я видела, как бьется жилка на шее Риса – быстро-быстро.

– Я забыл, какими вы были, – выдавил он.

– Что-что забыл? – переспросил Шалфей, водя губами по пальцу Риса.

Рису пришлось сглотнуть, прежде чем ответить.

– Забыл, что прежде вы были отдельным двором и что сила не от роста зависит.

Шалфей хихикнул.

– А помнишь, что еще мы умели?

– Ваш гламор пьянил нас, как пиво в субботний вечер.

– Да, белый лорд, да, и потому оба двора нас терпели. – Его губы потянулись к пальцу Риса, и следующие слова он произнес, уткнувшись в кожу: – Безымянное вернуло многое, и не только вам.

Зубы вонзились в плоть Риса.

Спина стража выгнулась, голова запрокинулась, глаз закрылся. Я укол боли едва ощутила – как отдаленную вспышку удовольствия.

Никка пополз вверх, извиваясь, пока едва не коснулся лицом ноги Шалфея. Страж схватился за мою талию словно в испуге – а может, в нетерпении. По одной его позе я поняла, что он тоже улавливает отголоски наслаждения и боли Риса.

Шалфей потянул в себя кровь, и я почувствовала, как он ее высасывает. Я хорошо уже знала по себе, как это бывает, как к паху протягивается тонкая, длинная нить прямо от крошечного ротика, целующего кончик пальца. Каждым движением языка и губ Шалфей возбуждал органы, которых он никак не мог касаться через точечную ранку на пальце.

Пульс Шалфея бился вместе с жилкой у меня на запястье, быстрее, быстрее, чаще и чаще, и к нашему ритму присоединился еще один. Словно мы с Шалфеем заставили сердце Риса прыгнуть ему в руку, и Шалфей почти захлебывался густым, мощным прибоем крови белого стража. Я чувствовала, как стук сердца Риса отдается по телу эльфа, словно тот – камертон, резонирующий, вибрирующий проводник между двумя нашими трепещущими сердцами.

Рис прижался ко мне крепче. Пах его вжимался мне в бедро, и, кажется, почти против его воли он начал двигаться. Я чувствовала, как он трется о мое бедро. Двое мужчин вошли в ритм. Я ощущала, как всасывается в Риса эльф, и на каждый глоток Рис вжимался в меня, вбуравливаясь в тело, словно пытался найти новый путь.

Рис засиял тем белым светом, что жил внутри него. Трехцветный глаз лучился голубым неоном. Губы раскрылись, Рис потянулся ко мне, и едва он меня поцеловал, моя магия рванулась вверх, так что, когда страж отвел голову, магия звездным мостом натянулась меж нами. Мое тело мерцало белым светом, словно я проглотила луну и ее сияние лилось сквозь мою кожу.

Шалфей между нами казался статуэткой из чистого золота, жилки в его крыльях сияли, как витраж в потоках солнечного света. Он не был сидхе, но сила есть сила. Несколько мгновений я видела, как пульсирует его алый рот, словно он и впрямь держал в губах сердце Риса.

Никка начал мягко светиться, рисунок крыльев на его спине едва заметно мерцал розовым, кремовым, голубым и черным. Его магия едва показалась, это был лишь ее рассвет.

Рука Риса сжалась у меня на плече, пальцы вонзились в кожу; я чувствовала, как хочется ему сжать в другом кулаке хрупкое тельце Шалфея. Рис дышал все чаще и быстрее, и вот он выгнулся дугой, запрокинув голову. Расплавленное сияние лилось у него под кожей – как проливается кипящим фосфором ослепительный свет в разрывы туч. Белые кудри взвихрились у лица под ветром собственной магии стража и подернулись сиянием, словно кто-то горящей волшебной палочкой провел по прядям. Глаз распахнулся, и я успела заметить, как кружатся неоново-синие кольца – будто смерч, готовый обрушиться на меня, на всех нас. И тут Рис ударился об меня с такой силой, что мне стало больно, – и я пришла в себя, а сила чуть поутихла, именно так, как было нужно. Страж вскрикнул – за миг до того, как пролиться на меня жгучей волной, хлынувшей и оросившей мое бедро.

От этих ощущений спина у меня выгнулась, рука простерлась куда-то вверх, я корчилась и извивалась на кровати, но не могла сдвинуться с места, запертая между тараном тела Риса и обвивавшим талию и ноги Никкой.

Пульс Риса стал тише в моих жилах, замедлился, а потом пропал так внезапно, что я испугалась. Мне пришлось открыть глаза и убедиться, что страж здесь, что он жив. Странно, я ведь чувствовала, что он по-прежнему прижимается ко мне всем телом, – но мне нужно было еще его сердцебиение, которым я ненадолго завладела. Рис лежал рядом со мной в изнеможении, спутанная грива закрыла лицо, гладкая шея обнажена – и под тонкой кожей на горле бьется жилка, будто попавшая в западню. Магия стража поблекла, как луна, скрывшаяся за облаками.

Я хотела спросить, все ли с ним хорошо, но от ощущения пульса в теле Шалфея слова замерли у меня на губах, и я повернулась навстречу сверкающему взгляду маленьких черных глаз. Золотое сияние Шалфея не поблекло – наоборот, он сиял ярче, чем когда-либо, крылья многоцветным всполохом обрамляли пламя его тела. Лицо горело не столько вожделением, сколько яростью, триумфом и силой.

– Что бы ни пожелала моя госпожа, пусть будет по ее желанию, – прохрипел он.

Никка протянул вперед дрожащую руку, и Шалфей расхохотался:

– О, как ему невтерпеж! Я счастлив!

– Не злорадствуй, – одернула его я. Голос был неустойчивый, как будто я еще не совсем пришла в себя.

– Ах, но как же иначе? Доннан выразил мне высочайшую хвалу.

– Доннан? – переспросил Никка и покачал головой. – Я никому не главарь и не главарек, Шалфей, какие б волосы у меня ни были[3].

Голос у него подрагивал, но сквозь слабеющую дымку гламора – наш с Рисом лунный свет едва пробивался, словно сквозь полог леса, – я видела, что Никка определенно не желал называться никогда не принадлежавшим ему титулом.

– Твоя воля. Пусть будет Никка, – сказал Шалфей. Он ухватил пальцы Никки и потянул его руку к моей, так что ладонь стража оказалась между моими пальцами и телом эльфа. Ладонь была горячей – и скользила по моей руке. От этого невинного прикосновения гаснущий свет моей кожи вспыхнул заново – словно луна решила дважды взойти за эту ночь.

Шалфей втащил руку Никки себе на колени и потянулся к запястью маленьким пухлым ротиком. Он запечатлел на запястье стража алый поцелуй – как раз там, где под кожей бьется голубая жилка, так близко к поверхности, что похожа на нетерпеливую любовницу, жаждущую отдаться.

Никка подвинулся вверх, полулег на меня, перенеся часть веса на другую руку; я бросила на него быстрый взгляд и увидела его – полным золотистого света, что уже начал исходить из светло-коричневой кожи стража, как будто внутри него взошло солнце. Я чувствовала магию Никки, она трепетала надо мной, словно натянутая в воздухе завеса жара. Волшебство Шалфея застало Риса врасплох, но Никка учел чужую ошибку – если это была ошибка – и использовал собственную силу, чтобы противостоять гламору.