Отравленная в кухонном ведре стрела попала дикарю прямо в живот.

– Эх ты, леший! – крикнул дикарь и сейчас же повернул к берегу.

Митька в то же время пронзительно-нестерпимо завизжал…

Он один умел так визжать и не раз бывал за этот уховертный визг наказан.

Цыган бешено лаял, раскачивая лапами лодку.

Никита схватил вторую стрелу и, нацелившись в дикаря, который как раз собирался лезть в воду, – попал ему в незащищенное место, находящееся ниже спины.

– Ай, ай! – закричал несчастный дикарь.

Третья, четвертая и пятая стрелы полетели в кучу кривлявшихся на берегу диких чертей. Они завыли и под тучей стрел стали отступать.

Один из них, самый маленький и без штанов, лег на живот и заревел:

– Мааааама!

Лодку в это время отнесло течением от места битвы. Никита положил лук. Уши у него были все еще красные, как ломтики помидора.

Путешественники были спасены.

Нужно твердо помнить, что путешественники всегда от одной опасности переходят к другой. Нет ничего приятнее, как преодолевать опасность и смело плыть навстречу новым приключениям.

Торопиться было некуда. Никита положил весла, и «Воробей» все плыл да плыл вниз по Ждановке мимо лесопильных заводов, заборов и рыбаков.

Рыбаки стояли кто на мосту, кто пристроился на сваях, кто уселся – носом в коленки – на траве.

Наденут червяка на крючок, поплюют, чтобы червяку было бодрее, закинут удочку и глядят на поплавок.

А ерш, или окунь, или плотва глядят на рыбака из-под воды. Вся хитрость рыбу удить в том – кто кого пересидит: рыбак рыбу или рыба рыбака.

Иной окунь глядит, глядит на червяка, – слюни текут, а схватить – опасно: попадешь на крючок. Но голод не тетка: «Авось как-нибудь сорвусь», – подумает окунь, цап! – и попался.

А иной ерш, старый, бывалый, самая хитрая рыба, – начнет рыбака мучить. Схватит губами червяка за хвост и дергает. Рыбак: на-ка, – думает, – клюнь еще, клюнь, голубчик, клюнь, сердешный…

А ерш, подлец, возьмет да и заведет крючок на дне речки за какой-нибудь старый башмак, или калошу, или дохлую кошку.

И вытаскивает рыбак, вместо рыбы, такую мокрую гадость, что все кругом покатываются от смеха.

Один Митя в лодке находил, что рыбу удить приятно. Никита и Цыган относились с презрением к этому занятию. Но Митя, как уже известно, любил посидеть спокойно, подумать не спеша, посопеть носом.

Он просил Никиту пристать к берегу, половить рыбу. В лодке произошел спор между путешественниками. Никита кричал морские проклятия:

– Ты, Митька, старый, гнилой кашалот, замолчи, иначе я заткну тебе горло бутылкой от рома.

Митя уже выпячивал до последней возможности нижнюю губу. Но в это время подул ветерок, зарябил воду, и Никита стал налаживать парус.

Никита вставил в гнездо под передней скамейкой небольшую мачту. На верху мачты находилось колесико, – на морском языке оно называется шкив. Через шкив он перекинул веревку, – на морском языке она называется фал.

Помните раз и навсегда – в морском деле не было и не существует слово «веревка». На корабле есть ванты, есть фалы, есть шкоты, есть канаты якорные и причальные. Самая обыкновенная веревочка на корабле называется конец.

Но если вы в открытом море скажете «веревка» – вас молча выбросят за борт, как безнадежно сухопутного человека.

К фалу был привязан-парус, сделанный из простыни и щеточной палки, – все же на морском языке такой парус называется марсель. А палка от половой щетки – рея.

Другой конец фала, называемый шкот, Никита держал в руке.

– Выбирай фалы, подымай марселя, ложись на правый галс, крепи шкоты! – закричал Никита морским, соленым голосом.

Парус поднялся. Ветер наполнил его. «Воробей» накренился и все быстрее и быстрее заскользил мимо рыбаков, заборов, лодок к устью Ждановки, впадающей у лесопильного завода в Малую Невку.

Здесь началась качка. Волна била в борт. «Воробей» стал нырять, зарываться носом и, как стрела, полетел через Малую Невку к Крестовскому острову.

В лицо било брызгами, посвистывал ветер. Митя тихо шипел от восторга.

У самого острова, у камышей, Никита сделал поворот. Парус плеснуло.

И вдруг – сильный толчок, раздался треск, – лодка ударилась носом в зеленую сваю.

Митины ноги болтнулись в воздухе, и он клубочком перелетел за борт лодки в воду.

У себя в детской можно было смело и безопасно переживать самые страшные кораблекрушения. Единственная неприятность – это: растворяется дверь и вбегает отец с газетой и мать, схватившаяся за голову:

– Тише, дети!

Но в настоящей лодке на настоящей воде плавать не так просто.

Вода опасна и коварна. Моряк должен быть всегда настороже, начеку.

От моряка прежде всего требуется: мужество, быстрота соображения и хладнокровие.

Итак, авария на «Воробье» произошла мгновенно. Вы не успели бы сосчитать до трех, – лодка с налета ударилась в сваю, Митя упал за борт. Перед Никитой мелькнули испуганные глаза, Митины руки, ноги, светлые волосы, – все это кубарем полетело в воду.

У Никиты остановилось дыхание. В ту же секунду он вскочил. Никита был смелый мальчик.

Из него вышел бы неплохой моряк. У него было мужество, быстрота соображения и хладнокровие.

Он увидел Митю в пяти шагах от лодки. При падении Митя погрузился, но затем, барахтаясь, вынырнул на поверхность. Его уносило течением.

– Никита! – долетел его слабый голос.

Никита большим прыжком кинулся в речку.

Он также ушел под воду и сейчас же вынырнул. Митю снова отнесло шагов на пять. Никита хорошо держался, но плавал не быстро. Он не знал еще приема – плыть саженками, когда работают все мускулы, вынося тело пловца почти на поверхность. Напрягая силы, он закричал:

– Держись, держись… Еще немножко…

А Митя барахтался все слабее. Вот голова его ушла под воду. Опять показалась.

И в это время мимо Никиты, фыркая и шлепая лапами, проплыл Цыган.

Он плыл так, точно в нем работал мотор. Митина голова опять изчезла, над водой показались одни его растопыренные пальцы. И тогда Цыган, нырнув, схватил Митю за шею, за рубашку и поплыл с ним к берегу.

Вот он уже у камышей. Вот он с трудом вылезает на берег, таща в зубах Митю. Вытащил, положил на траву и, болтая ушами, отряхнулся, – брызги полетели с него во все стороны.

Отряхнувшись, Цыган снова вошел в реку и поплыл к Никите. Это было сделано вовремя. Никита начал слабеть. Цыган, подплывая, глядел ему в глаза умным, серьезным взглядом, – будто хотел сказать:

«Не робей, не теряйся, не делай лишних движений, хватайся крепче за меня…»

Никита понял. Когда Цыган подплыл, он схватился ему за кожу на шее. Сразу стало легче держаться, и мальчик и собака повернули к берегу, где сидел Митька, несчастный и мокрый, выплевывая воду.

Так Цыган показал свой самый лучший в жизни фокус.