Первый рабочий (все еще будто во сне). Замечательный вестник Божий.
Жена первого рабочего (тоже мечтательно). Из себя такой высокий, в крыльях разноцветные перышки.
Второй рабочий. Он пролетел надо мной, как огромная летучая мышь.
Энггиби. Я жертвую на колокол. Колокол Энггиби.
Али. А я учреждаю столовую Али — бесплатный стол для богословов.
Женщины. Мы идем исповедоваться.
Оба рабочих и Гиммил. Мы немедленно вступаем в церковную общину!
Полицейский. К счастью, я всегда ходил в церковь!
Энггиби. Вавилоняне! К нам спустился ангел. Настал час прозрения. Как банкир и человек холодного ума я говорю: грядут смутные времена.
Первый рабочий. Заработки стали хуже!
Гиммил. Всем подавай коровье молоко!
Али. Потребление вина падает.
Энггиби. А тут еще неурожай.
Жена первого рабочего. Землетрясение!
Жена второго рабочего. Нашествие саранчи.
Энггиби. Неустойчивая валюта, в прошлом году эпидемия кори, а в позапрошлом — чумы. А все почему? Потому что мы не верили в Бога. Все мы в большей или меньшей степени были атеистами. Теперь все зависит от того, как мы обойдемся с девушкой, которую ангел принес на землю, спустившись из туманности Андромеды.
Гиммил. Она не должна просить подаяние.
Первый рабочий. Ей надо уйти от Акки.
Второй рабочий. От этих поэтов.
Жена первого рабочего. От этих чернильных душ.
Табтум. Погрязших в паутине и пожелтевших пергаментах.
Энггиби. Окажем девушке наивысшую честь, какую мы способны оказать, и небеса будут к нам благосклонны.
Али. Провозгласим ее нашей царицей.
Энггиби. Иначе нас ждет беда. Нельзя враждовать с небесами. Со всемирным потопом мы кое-как справились, но экономический кризис — это еще большая катастрофа.
Жена первого рабочего. Отведем девушку к царю!
Поэты. Останься с нами, Курруби, останься с нами.
Курруби. Я хочу остаться с тобой, нищий Акки, под этим мостом, рядом с Евфратом, вблизи твоего сердца.
Толпа принимает угрожающий вид.
Голоса. В Евфрат нищего!
Они хотят наброситься на Акки, но полицейский энергичным жестом удерживает их.
Полицейский. Ты знаешь о моем чувстве, нищий. Ты знаешь, что у меня есть свой домик на Ливанской улице и что я, Нево, в состоянии сделать Курруби счастливой. В скромных рамках, естественно. Но теперь мой долг отвести девушку к царю, а твой — отпустить ее. (Вытирает пот со лба.)
Толпа. Да здравствует полиция!
Курруби. Помоги мне, Акки.
Акки. Не могу, дитя мое. Нам нужно расстаться. Десять дней бродили мы по улочкам Вавилона, по его площадям, в лохмотьях, а по ночам ты спала, тихо дыша, в самом теплом из моих саркофагов, под негромкий скулеж моих поэтов. Никогда я не просил милостыню так гениально. Но теперь мы должны расстаться. Я не имею на тебя никаких прав. Я случайно выменял тебя, частичка небес прилепилась ко мне, клочок божественной милости, невесомый и светлый, но порыв ветра уносит его от меня.
Курруби. Я обязана слушаться тебя, мой Акки. Ты взял меня к себе. Ты кормил меня, когда я хотела есть, поил, когда меня мучила жажда. Когда меня одолевал страх, ты пел мне свои чудные песни, когда я зябла, ты укрывал меня своим плащом, когда я уставала, ты нес меня на своих сильных руках.
Она роняет голову на грудь.
Акки. Иди к царю Навуходоносору, дитя мое.
Первый поэт. Останься с нами, Курруби, останься со своими поэтами!
Толпа. К Навуходоносору! К Навуходоносору!
Курруби уводят направо.
Поэты.
Курруби. Прощай, мой Акки, прощайте, мои поэты.
Поэты.
Толпа (издали). Курруби! Наша царица Курруби!
Акки с мрачным видом садится к очагу и помешивает суп.
Акки. Ничего не имею против ваших жалобных стонов, поэты, но вы преувеличиваете. Говорите, что поедаете отбросы, а сами с аппетитом лопаете мой суп. Я сомневаюсь в искренности вашего отчаяния. Высокое кулинарное искусство — это единственная способность человека, о которой нельзя сказать ничего дурного. Не злоупотребляйте ею, поэты.
Слева спускается по лестнице тощий, высокого роста пожилой человек в парадном черном костюме и с чемоданчиком в руке.
Человек в парадном костюме. Приветствую тебя, нищий Акки, приветствую тебя.
Акки. Чего тебе надо?
Человек в парадном костюме. Просто дух захватывает, до чего хороша девушка. Голова кругом идет. Я видел с моста, как ее уводили.
Акки (сердито). Я бы воспитал из этого ребенка лучшую нищенку в мире, а теперь она станет просто царицей.
Человек в парадном костюме. Недобрый будет брак, дикий.
Акки (в ярости). Царь на руках ее будет носить!
Человек в парадном костюме. Не будет между ними мира. Не хотел бы я видеть это. Как подумаешь о том, что царь пинал девушку ногами, так в дрожь бросает при мысли о ее будущем.
Акки. Пинал ногами?
Человек в парадном костюме. На берегу Евфрата.
Акки. На берегу Евфрата?
Человек в парадном костюме. В то утро.
Акки (вскакивает). Значит, нищий из Ниневии — царь?
Человек в парадном костюме. Я был там и все видел. Его величество переоделись нищим.
Акки. Зачем?
Человек в парадном костюме. Чтобы уговорить тебя поступить на государственную службу. А потом ангел передал ему девушку. Возвышенный миг, торжественный миг!
Акки (в страхе вытирает пот со лба). Миг, который мог бы плохо для меня кончиться. Мне опять повезло. (Подозрительно.) А ты кто?
Человек в парадном костюме. Палач.
Поэты исчезают.
Акки. Привет. (Пожимает ему руку.)
Палач. Здравствуй.
Акки. Ты в гражданской одежде.
Палач. Вешать нищих в мундире я не имею права. У меня четкие предписания.
Акки. Хочешь супчику с говядиной?
Палач. Это что — ловушка? Меня в нее не заманишь.
Акки (с невинным видом). Какая ловушка?
Палач. Ты ушел от ламашского палача, так же как от палачей из Аккада и Киша[22].
Акки. Это были палачи на службе у герцогов, а не у царя. Меня повесит только царский палач. Тогда у меня будет чем гордиться, я предпочитаю все лучшее. Чтобы почтить тебя, приглашаю на суп с говядиной.
Палач. Тронут, тронут. Оклад у меня такой, что не очень-то разгуляешься. О супе с говядиной знаю только понаслышке.
Акки. Садись на этот трон давно истлевшего властителя мира.
Палач (осторожно усаживаясь). Ты в самом деле не заманиваешь меня в ловушку?
Акки. Да нет же.
Палач. Я неподкупен. Что бы мне ни предлагали, золото или плотские утехи, все отскакивает от меня как от стенки горох. Когда совсем недавно я должен был повесить целое племя в Мизии, мне предложили множество ослов и овец. Но тщетно. Мизийцы тысячами висели под вечерним солнцем, ряд за рядом.
