— Мне не нравится это место, — призналась я Хосу, пока следовала за ним через клуб к дальней двери.

Куда бы я ни посмотрела, везде были девушки – голые, не считая трусов и высоких каблуков, и почти раздетые, были и другие, одетые в шелковые халаты. Некоторые из них брали Хоса за руку, прижимаясь к его боку. Некоторые задумчиво смотрели на меня. Одна протянула руку и провела ею по его ширинке, затем, сжав через ткань, поцеловала его в шею.

— Отвали, — сказал Хос, явно раздраженный.

Она надулась и отвернулась, сверкнув на меня глазами.

— Гребаные суки, — пробормотал он, отпирая дверь, ведущую в магазин по соседству.

Днем он не работал, и я была благодарна за это. По сравнению с этим местом «Виктория Сикрет» был складом с паранджой. Съедобные трусики, туфли для стриптиза, кожа, кружево и секс-игрушки повсюду, включая и такие, что по сравнению с ними хозяйство Хоса выглядело маленьким — они порядком вспугнули меня. Я буквально не знала, куда глаза деть, поэтому стала смотреть на Хоса, который в это время уже выбрал комплект, как нельзя лучше подходящий под описание «наряд постмодернистской шлюхи». Он включал в себя темно-коричневый кожаный корсет-бюстье длиной до середины живота, выставляющий на показ мой пупок и изгибы талии. Хос добавил к нему настолько короткую юбку, что я серьезно задумалась о том, не арестуют ли меня, если я появлюсь в ней в общественном месте.

— Я не могу такое носить, — сказала я ему, качая головой, пока смотрела на себя в зеркало.

Он стоял у прилавка, игнорируя меня.

— Я не могу, Хос. Я умру.

— Ты будешь это носить, — ответил он, явно занятый записыванием чего-то в бухгалтерскую книгу.

— Нет.

Он взглянул на меня, заинтересованный моей воинственной позицией. Его глаза сузились, и почти на минуту мы замерли, ни на дюйм не отводя взгляда друг от друга и не мигая.

— Мы снова должны поговорить о правилах? — в конце концов спросил он. — Потому что, если память меня не подводит, ты умоляла меня сделать все возможное, лишь бы сохранить жизнь твоему педиковатому брату, несмотря на тот факт, что он сам пришел к нам, попросил нас о поддержке, а затем поимел нас. В моем мире это значит подписать себе смертный приговор. Ты передумала насчет нашей сделки? Дверь прямо за тобой, детка.

— Я не понимаю тебя, — произнесла я тихим и неуверенным голосом. — Иногда ты можешь быть таким милым. Почему ты это делаешь? — спросила я, указывая на тот ужасный наряд, что он выбрал. — Неужели ты так сильно ненавидишь меня? Я не думаю, что заслуживаю этого, Хос.

Он покачал головой, зажав переносицу большим и указательным пальцами.

— Детка, я не ненавижу тебя, — ответил он. — Ты выводишь меня из себя, но я могу с этим жить. Дьявол, большую часть времени ты чертовски возбуждаешь меня. Но ты просто не понимаешь всего, что здесь происходит, а я не могу рассказать тебе, не испортив все на хрен. Если это беспокоит тебя, я извиняюсь, но для этого есть веская причина. Ты просто должна доверять мне.

Он вернулся к книге, игнорируя меня еще с минуту. Я наблюдала за ним, серьезно обдумывая решение о том, чтобы отказаться от нашей сделки, но я не могла так поступить с Джеффом. Я была ему нужна.

— Черт, я забыл, — внезапно сказал Хос. — Тебе ведь нужна какая-нибудь обувь. Иди, подбери что-нибудь. Не важно, что, любая подойдет.

Обрадовавшись, что можно отвлечься, я подошла к стене с обувью, благодарная за то, что в этот раз сама могла выбрать. Затем я поняла, почему он не потрудился сказать мне, какую пару взять, потому что абсолютно каждая была предназначена для стриптиза и ничего другого. Я остановила свой выбор на туфлях из лакированной кожи с ремешком, которые выглядели бы почти скромно, если бы не имели четырехдюймовую шпильку.

Удивительно, но почти у каждой второй пары каблуки были еще выше, чем у предыдущей, а некоторые из них были на такой высокой платформе, что, надень я их, сомневаюсь, что сделала бы хоть шаг. Я схватила туфли и отдала их Хосу, который ничего не сказал. Однако его глаза потемнели, когда он согнулся, чтобы поправить штаны. Я почувствовала дрожь возбуждения и ожившую силу, которая буквально вышибла из меня дух. Почему я не могла решить, нравился он мне, или же я его ненавидела? Как я могла так невероятно быстро из разгневанной стать возбужденной? Это было нечестно. Я переоделась обратно в свою одежду, а снятое передала Хосу. Он сложил все в пакет вместе с несколькими крохотными маечками и приталенными футболками, на которых была надпись «Поддержи местный мотоклуб «Риперы»».

По крайней мере, поездка в продуктовый магазин прошла неплохо. У нас ушло около часа, чтобы купить все, что было в списке. Опять же люди, будучи достаточно умными, обходили Хоса десятой дорогой, что меня вполне устраивало. Нам даже не пришлось стоять в очереди, чтобы пробить товары, все просто пропустили нас вперед.

— И вот так всегда? — спросила я его, пока мы загружали продукты в машину.

— По большей части, — ответил он. — Мы не самый большой клуб, но мы определенно главные здесь. До тех пор, пока мы пользуемся их уважением, все хорошо. Не так уж много граждан, готовых пойти против Рипера, можешь не сомневаться.

— А что будет, если пойдут? — спросила я.

Он бросил на меня пронзительный взгляд.

— А ты как думаешь?

Глупый вопрос.

Когда мы вернулись домой, Хос настоял на том, что сам выгрузит продукты, сказав мне отнести наверх мои новые вещи. В то время как от мысли о стриптизерской юбке я чуть ли сыпью не покрывалась, мне пришлось признать, что туфли заставили меня почувствовать себя отчасти сексуальной. Я ничего не могла с собой поделать и снова примерила то бюстье, которое, кстати, неплохо сочеталось с моими джинсами с заниженной талией. Я не могла полностью увидеть свое тело в зеркале на комоде, но мне хватило того, что я видела, чтобы знать, что выглядела хорошо.

Реально хорошо.

Как только я переоделась и убрала вещи, то спустилась вниз. Хос ушел, но я нашла записку на столе.

«Получай указания: развейся и отдохни. Я вернусь к семи. Ужин должен быть готов. Вечером идем развлекаться».

Он определенно не мастер передачи информации.

Я схватила беспроводной домашний телефон Хоса и книгу, затем устроилась на крыльце, чтобы позвонить Дениз и оповестить о том, что больше не выйду на работу. Я чувствовала себя полной задницей, когда сказала ей, что никак не могла предупредить ее раньше. Она не купилась на мои оправдания.

— Что происходит? — потребовала она ответа. — Не говори мне чепухи, Мари. Твой дом сгорел дотла прошлой ночью, и теперь ты говоришь мне, что живешь с каким-то мужчиной, которого едва знаешь? Что на самом деле происходит? Скажи мне, почему я не должна вызвать копов.

Было трудно, но я постаралась вложить в свой голос достаточно беспокойства за сгоревший дом, заменив им радость от своего нового положения.

— Джефф позвонил мне прошлой ночью и рассказал о доме, — сказала я, стараясь звучать искренне и грустно. — Сказал, что это его вина, полагаю, он оставил свою трубку на полу, перед тем как пойти за пивом. Я очень расстроена из-за того, что дом сгорел, но счастлива, что успела собрать все свои вещи и переехать. По словам Джеффа, он ночует у друга. Он не хочет, чтобы я приехала к нему, говорит, что это его проблема, и у него все равно нет для меня места.

— Понятно, — сказала Дениз, хотя было очевидно, что она соврала. — Не думаю, что это вся история, но она вполне совпадает с историей в газете. Мари, мне неприятно это говорить, но я не смогу дать тебе рекомендации.

— Я понимаю, — расстроено ответила я.

Она тяжело вздохнула.

— Позвони, если понадоблюсь. Я буду уважать твое решение, но дела имеют склонность ухудшаться. Я приеду и заберу тебя в любое время.

— Спасибо, Дениз, — произнесла я со слезами на глазах.

Я не заслужила ее доброты, но она предложила ее бескорыстно. Когда я положила трубку телефона, то решила, что иногда доброта ранит сильнее, чем физическая боль.