Пародия на плохой детектив

Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской,
Под английским псевдонимом «мистер Джон Ланкастер Пек»,
Вечно в кожаных перчатках — чтоб не делать отпечатков, —
Жил в гостинице «Советской» несоветский человек.
Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,
Щелкал носом — в нем был спрятан инфракрасный объектив, —
А потом в нормальном свете представало в черном цвете
То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив:
Клуб на улице Нагорной — стал общественной уборной,
Наш родной Центральный рынок — стал похож на грязный склад,
Искаженный микропленкой, ГУМ — стал маленькой избенкой,
И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
Но работать без подручных — может, грустно, а может скучно, —
Враг подумал — враг был дока, — написал фиктивный чек,
И, где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана
Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.
Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным,
Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.
В общем так: подручный Джона был находкой для шпиона, —
Так случиться может с каждым — если пьян и мягкотел!
"Вот и первое заданье: в три пятнадцать возле бани —
Может, раньше, а может, позже — остановится такси, —
Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора, —
А потом про этот случай раструбят по «Би-би-си».
И еще. Побрейтесь свеже, и на выставке в Манеже
К вам приблизится мужчина с чемоданом — скажет он:
«Не хотите ли черешни?» Вы ответите: «Конечно», —
Он вам даст батон с взрывчаткой — принесете мне батон.
А за это, друг мой пьяный, — говорил он Епифану, —
Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин!"
…Враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он,
Был — чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.
Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер!..
Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек —
Обезврежен он, и даже он пострижен и посажен, —
А в гостинице «Советской» поселился мирный грек.

x x x

Нынче очень сложный век.
Вот — прохожий… Кто же он?
Может, просто человек,
Ну а может быть, шпион!

x x x

Чем и как, с каких позиций
Оправдаешь тот поход?
Почему мы от границы
Шли назад, а не вперед?
Может быть, считать маневром,
Мудрой тактикой какой —
Только лучше б в сорок первом
Драться нам не под Москвой…
Но в виски, как в барабаны,
Бьется память, рвется в бой,
Только меньше ноют раны:
Четверть века — срок большой.
Москвичи писали письма,
Что Москвы врагу не взять.
Наконец разобрались мы,
Что назад уже нельзя.
Нашу почту почтальоны
Доставляли через час.
Слишком быстро, лучше б годы
Эти письма шли от нас.
Мы, как женщин, боя ждали,
Врывшись в землю и снега,
И виновных не искали,
Кроме общего врага.
И не находили места —
Ну, скорее, хоть в штыки! —
Отступавшие от Бреста
И — сибирские полки.
Ждали часа, ждали мига
Наступленья — столько дней!..
Чтоб потом писали в книгах:
«Беспримерно по своей…» —
По своей громадной вере,
По желанью отомстить,
По таким своим потерям,
Что ни вспомнить, ни забыть.
Кто остался с похоронной,
Прочитал: «Ваш муж, наш друг…»
Долго будут по вагонам —
Кто без ног, а кто без рук.
Память вечная героям —
Жить в сердцах, спокойно спать…
Только б лучше б под Москвою
Нам тогда не воевать.
…Помогите хоть немного —
Оторвите от жены.
Дай вам бог! Поверишь в бога,
Если это бог войны.

Случай в ресторане

В ресторане по стенкам висят тут и там
«Три медведя», «Заколотый витязь»…
За столом одиноко сидит капитан.
«Разрешите?» — спросил я. "Садитесь!
…Закури!" — «Извините, „Казбек“ не курю…»
"Ладно, выпей, — давай-ка посуду!..
Да пока принесут… Пей, кому говорю!
Будь здоров!" — «Обязательно буду!»
"Ну, так что же, — сказал, захмелев, капитан, —
Водку пьешь ты красиво, однако.
А видал ты вблизи пулемет или танк?
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
В сорок третьем под Курском я был старшиной, —
За моею спиной — такое…
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!"
Он ругался и пил, он спросил про отца,
И кричал он, уставясь на блюдо:
"Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —
А ты жизнь прожигаешь, иуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!.."
Я сидел как в окопе под Курской дугой —
Там, где был капитан старшиною.
Он все больше хмелел, я — за ним по пятам, —
Только в самом конце разговора
Я обидел его — я сказал: "Капитан,
Никогда ты не будешь майором!.."