(Мф. XXII, 40-42)

На этих двух заповедях весь закон и пророки.

И тогда Иисус спросил их:

По-вашему, что такое Христос?

Христос, кроме прямого своего значения помазанника, имеет весьма много определений, которые можно видеть во всех евангельских лексиконах и церковных сочинениях, но все эти определения имеют недостаток неясности и туманности, а между тем здесь Иисус говорит о чем-то определенном.

У Иоанна IV, 25: Самарянка сказала Иисусу: знаю, что придет мессия, называемый Христос, и когда придет, то возвестит нам все благо; 26. — И сказал Иисус: это я, тот, что говорю с тобой, возвещаю все благо.

В другой раз Иисус, узнав у учеников, что они признают его за Христа, подтвердил это (Мф. XVI, 15; Мр. VIII, 29; Лк. IX, 20.)

Вот два места во всех 4-х Евангелиях, в которых Иисус называет себя Христом. В остальных же местах как бы не то, что не хочет, а не может называть себя Христом. Он, очевидно, называет себя Христом, но только в одном известном смысле.

Во всех списках, где говорится о Христе, видна эта борьба Иисуса со своими слушателями; они хотят понять его Христом в смысле человека, сына Давида, имеющего прийти в известное время, а он восстановляет другое понятие Христа, не зависящее от времени. Только самарянке, которая сказала: Христос возвестит нам истинное благо", и Петру, сказавшему, что Христос — сын Бога жизни, он сказал: да, я тот самый Христос, тот, кто возвестит благо, и тот, кто сын Бога жизни.

Во всех же других случаях он упорно отрицается от того, что он Христос, мессия, сын Давида.

Ин. X, 24. Ему говорят: не мучь нас, если ты Христос, скажи прямо, и он не отвечает, потому что, если он скажет прямо, как они хотят, он именно скажет не то, что он думает. Точно так же он не отвечает и на суде. Мало того, Мф. XVI, 20, он после того, как одобрил Петра за то, что тот признал его Христом в смысле сына Бога жизни, — он запрещает ученикам говорить, что он, Иисус, есть Христос. Он Христос в том смысле, что он учением о сыновности возвестил истинное благо. Но, как Иисус, он не Христос и запрещает ученикам говорить это кощунство. Поразительно недоразумение об учении Христа, начавшееся при его жизни, приведшее его на виселицу и продолжающееся до сих пор. Основа учения Христа есть учение о сыновности человека Богу, то, что сказано в беседе Никодима.

Вопрос веры в народе, среди которого проповедует Иисус, один и тот же всегда и везде, состоит в том: мы несчастны, мы гибнем, кто, и когда, и как спасёт нас? Христос, мессия, Спаситель, — это все одно и то же. Иисус говорит: спасение человека в нем самом, в его сыновности Богу. И эту мысль он выражает со всех сторон, стараясь отделить ее от грубого представления спасения и счастья во времени. И теперь нельзя выразить его мысль иначе, как именно так, как он выражает ее со всех возможных сторон, — все одна и та же мысль о духовности спасения. И во всех формах, в которых он ни выражал эту мысль, во всех ее перевернут, поймут навыворот — или признают его мессиею, Христом, Богом и обоготворяют его, или распинают его за то, что он называет себя Богом. А он одинаково отталкивает от себя и боготворящих, и потому не понимающих, и распинающих его.

(Мф. XXII, 42-44)

Сын ли он человеческий? И отвечали ему: Давидов.

И сказал им Иисус: так как же Давид называет Христа по духу своим владыкой?

Сказал Господь владыке моему: будь по правую руку мою, пока побежду врагов твоих.

Стих этот из 109 псалма есть первый, и последующий ничего не разъясняет. Надо полагать, что Иисус понимал слова эти так, что Давид призывал к себе владыку своего Христа спасителя и что так же понимали законники; но не важен смысл стиха, важно то точное определение, которое получается по этому месту слову Христос — такое определение, с которым согласны и законники, и Иисус. Значение слова —хурю$, здесь равнозначащее со словом Христос, есть спаситель. Надо не забывать, главное, что это место, следует непосредственно за изложением главной заповеди и толкуется то самое слово, которое служило определением заповеди:" Любить владыку Бога твоего всеми силами, и ближнего как Его", т.е. как этого владыку. Здесь сказано, что владыка этот и есть спаситель и был спасителем Давида.

(Мф. XXII, 45, 46)

Если же Давид называет его владыкой, как же он может быть его сын?

И не смели больше его спрашивать.

Последние слова: «и не смели больше его спрашивать», явно показывают, что эта речь есть продолжение речи по вопросу: «какая главная заповедь?»

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Для толкователей это место представляется отрывочным, и весь смысл для них только в тонкости диалектики Иисуса. А место это, кроме того, что есть ключ к пониманию того, что хотел Иисус, чтобы люди разумели под словом Христос, и что люди разумели и разумеют под ним, есть еще и изъяснение в самой сжатой форме всего учения.

После всех попыток, споров и опровержений учения Иисуса фарисеи и саддукеи собираются вместе и задают ему вопрос о том, как он понимает закон и учение.

И он говорит: одна есть только заповедь, т.е. один закон жизни чело— века. Закон этот такой, что он не приказание извне, но что это так было и будет и иначе быть не может. Закон этот тот, что ты будешь любить всеми силами своего владыку — Бога, т.е. то разумение, которое есть в тебе, и будешь любить ближнего, потому что он — то же разумение. И спасителя нет другого, как только этот владыко жизни, и не было другого ни во времена Давида, ни во времена Авраама. Этот владыко жизни один во всех людях всегда, он один есть.

(Мф. XVI, 6/Мр. VIII, 15/; Мф. XVI, 7;Мф. XVI, 11 /Мр. VIII, 15/; Мф. XVI, 12; Лк. XII, 1,2)

И Иисус сказал: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской и иродовой.

Ученики подумали, что он говорит о хлебе.

Тогда он сказал им: как вы не понимаете, что не о хлебе я говорю, берегитесь ,закваски фарисейской, саддукейской и иродовой?

Тогда они .поняли, что он говорил им не о том, чтобы остерегаться хлеба, а говорил об учении.

Но более всего берегитесь закваски фарисейской; она — обман.

А нет того скрытого, что бы не открылось, и тайного, что бы не стало известно.

Высказав свое учение, Иисус предостерегает против закваски. Слово «закваска» ученики понимают в смысле учения, но Иисус сказал бы учение, если бы он разумел учение. Кроме того, он не мог бы сказать учение Иродово; Иродова, царского учения не было. То, про что он говорит, он называет закваской, т.е. тем, что, как теперь бы мы сказали, химически соединяется с телом и вполне изменяет его. Закваска, положенная женщиною в квашню и изменившая всю муку, была сравнением для того, чтобы выразить то, что совершается перед лицом Бога и всем миром людей оттого, что в мир вложено разумение блага. То же сравнение Иисус употребляет для того, чтобы выразить то начало, которое вложено в мир и которое, соединяясь с людьми, производит зло. Такая же закваска — закваска фарисейская, саддукейская и иродова — изменяет совсем человека, переставляя для него добро и зло, делает то, что добро кажется злом и наоборот. И Иисус говорит, что необходимо беречься такой закваски. Заквасок этих — начал зла Иисус называет три и обращает особенное внимание на закваску фарисейскую. Определяя ее, он говорит, что она есть притворство, комедианство.

Закваска саддукейская — это закваска рассудительности.

Саддукеи, по тому, что признано о них наукой, это люди, не признававшие ничего, кроме писаного закона. Они не признавали ничего, кроме земной жизни. Во всем остальном они сомневались. Жизнь вели развратную и сладкую.

По Евангелию, саддукеи — это те, которые просят знамения, чтобы поверить; это те, которые с улыбкой спрашивают: чья будет жена из семи братьев, и которые желают, чтобы не было им никакого ответа; это те, которые спрашивают точного определения ближнего; те, которые ее скрывают своего неведения, гордятся своим неведением и успокаиваются в своем неведении. И потому под закваской саддукейской надо разуметь научный материализм.