– Дядя Джиф! – вскрикнула она. – Осторожнее…

У него раскалывалась голова, а комната вращалась вокруг со страшной скоростью: мелькали стены, камин, портрет. Он снова попытался сосредоточить взгляд на портрете, откуда на него с торжествующей улыбкой взирала она. До сих пор в ушах его стоял этот ее крик: „Ты обманул меня… Я ненавижу тебя… "

Но так было не всегда.

Дункан пришел в ярость, когда однажды воскресным вечером, когда они прогуливались в Гайд-Парке, он сообщил, что хочет на месяц уехать.

– Джиффорд, ты болван, набитый дурак, если прислушиваешься к сплетням.

– Раз прислушиваюсь я, значит, прислушиваются и другие – возразил Джиф.

– Так бери пример с меня – не обращай внимания.

– Не могу. Я должен прежде всего подумать о своей карьере. Кто захочет иметь дело с таким хирургом?.. – Он смолк, затем заговорил снова в отчаянной попытке объяснить: – Выслушай меня, Дункан. Мне сорок два года. Я не могу допустить, чтобы этот скандал расползался, подобно лесному пожару. К тому же у меня есть Уайдейл. Мне обходится недешево поддерживать дом в порядке.

– Так продай его и купи квартиру в Лондоне. Джиф вздрогнул.

– Постоянно жить в Лондоне для меня невыносимо. Мне нужно убежище – уединение. Иногда на меня находит такое, что, казалось бы, плюнул на все, но стоит мне очутиться в Уайдейл-холле, и все снова встает на свои места.

– Значит, прощай дружба? – спросил Дункан Уорд, обладатель рыжей копны волос, которая весьма подходила ему по характеру. Он готов был вспылить по самому пустячному поводу, и Джиф часто спрашивал себя, что заставляет его терпеть этого несносного типа. Впрочем, он знал ответ. Разумеется, знал. Он любил Дункана Уорда…

Выход он видел в том, чтобы провести какое-то время в Шотландии, подальше от Лондона, подальше от Уайдейл-холла, пожиравшего все его заработки до последнего пенни. Необходим был перерыв, необходимо было время, чтобы решить, как остановить слухи о его сексуальной ориентации. Нельзя было жить так, как он жил все эти последние годы. Будучи врачом, он прекрасно видел, чем ему это грозит. Полным нервным истощением – и это в довершение всех остальных проблем…

Он уже останавливался на этой ферме в Пертшире прежде, но это было пять лет назад. Однако теперь он не собирался никак предупреждать о своем приезде, ни письмом, ни даже по телефону. Что-то подсказывало ему, что он все равно будет там желанным гостем, и уже предвкушал свидание с Россом и Элисон Маккензи и их дочерью Барбарой. Когда он гостил у них в тот, первый раз, между ним и Барбарой, особой непосредственной и даже взбалмошной, установились теплые дружеские отношения. Джиф знал, что ее влекло к нему, и как знать, во что могли вылиться их отношения, найди он в себе силы увидеть в ней то же, чем был для него Дункан Уорд.

Поезд подошел к маленькой станции, лежавшей в ложбине между поросших сосной холмов. Джиф знал, что в беленном известью домике, что прилепился возле самого железнодорожного полотна, убегавшего вдаль, в сторону Инвернесса, можно заказать такси, чтобы доехать до фермы Маккензи, расположенной в Гленокри, безлюдной холмистой местности милях в десяти на восток.

Дорога шла под уклон, и водителю приходилось притормаживать. Когда вдалеке в самом сердце долины показался сложенный из гранитных глыб квадратный дом фермера, Джиф, так долго томимый ожиданием этого вида, в нетерпении даже привстал на своем сиденье. Однако когда такси подъехало ближе, Джифу бросились в глаза страшные признаки запустения, заброшенности – ничто не указывало на присутствие здесь не то что людей, но даже животных, – и тотчас дурное предчувствие охватило его.

– Похоже, там, на старом крофте,[5] ни души, – с шотландским выговором произнес водитель, повернувшись вполоборота, чтобы видеть расположившегося на заднем сиденье молчаливого пассажира. – Вас здесь поджидают?

Джиф Уэлдон нахмурился. Машина остановилась возле ворот, которые вели во двор.

– Не уверен, – ответил он. – Послушайте, можете подождать, пока я схожу посмотрю, есть здесь кто живой или нет?

– А то как же! Делать мне до следующего поезда один черт нечего, а до него еще добрых несколько часов.

Джиф подошел к двери и постучал. Из дома не доносилось ни звука. Он обошел дом вокруг и попытался заглянуть внутрь, но все шторы оказались плотно задернуты. Тогда он попробовал войти через заднюю дверь и, обнаружив, что она заперта, пошел в сторону хлева, и тут внимание его привлек непонятный шум.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он и прислушался. Раздался какой-то царапающий звук, затем со скрипом отворилась старая деревянная дверь.

– Барбара! – У него словно гора с плеч свалилась, но, приглядевшись, он заметил на ее лице следы слез. – Барбара? Ты помнишь меня?

На ней были стоптанные башмаки и черное шерстяное платьице, едва доходившее ей до колен. Ему показалось, за то время, что они не виделись, она прожила не пять лет, а куда больше. Когда он видел ее последний раз, ей было восемнадцать; теперь она выглядела старше его самого.

– Джиффорд? – В ее темных от невыплаканных слез глазах мелькнуло узнавание.

– Твой отец дома? Или мать? – Он беспомощно всплеснул руками. – Наверное, мне надо было написать вам, узнать, удобно ли…

– Ты хотел остановиться у нас?

– Да. Но теперь… ферма выглядит совсем заброшенной. – Он обернулся и махнул рукой в сторону дома. – Я стучал, но мне никто даже не ответил.

– Некому отвечать, – промолвила она. – Там никого нет.

Джиф оторопел.

– Никого?

Она подошла к нему.

– Я и сама собиралась уезжать. Зашла, чтобы посмотреть последний раз.

– Но почему? Твой отец продал ферму? И куда ты теперь?

Она горько усмехнулась.

– Джиффорд, как ты нетерпелив. Хочешь получить ответы на все вопросы сразу. Во-первых, папа весной умер…

– О, Барбара, дорогая, мне очень жаль. Она подняла руку, призывая его выслушать.

– Плохой год. Мама последнее время совсем сдала. Месяц назад сердце у нее не выдержало. Мы как-то пытались сводить концы с концами, поддерживать ферму, но все было тщетно.

– И ты продала ферму? – В голосе Джифа звучало недоумение. – Вот так просто от всего – отказалась?

– Джиффорд, я не в состоянии управляться со всем этим одна. И потом, чтобы продать, надо иметь. Отец был простым арендатором, и теперь управляющий потребовал, чтобы крофт вернули.

– Но где же ты собираешься жить? Она пожала худенькими плечами.

– В приюте.

– В приюте?

– Джиффорд, я бездомная. Должна же я где-то жить.

Он привез ее в Эдинбург. Они поселились в пансионе, в разных комнатах. Барбара, казалось, утратила всякий интерес к жизни. У нее не было ни семьи, ни дома, а поскольку всю жизнь она провела в далекой глуши, не было у нее и друзей, которые могли бы помочь.

Шли дни, и, поначалу смутная, зародившаяся в голове Джифа идея становилась все более отчетливой. Если у него появится жена, то слухи относительно его порочной связи с Дунканом, которые ползли по Лондону, заглохнут сами собой. Тогда карьера его спасена. Он будет уважаемым человеком с безупречной репутацией. И главное… он сохранит отношения с Дунканом.

Начал он издалека, сказал лишь, что ему нужна хозяйка в доме, в Дербишир Пик Дистрикт. Говорить ей больше было ни к чему. Предложил выйти за него замуж. Терять ему было нечего. С другой стороны, если он привезет в Уайдейл-холл законную жену, возможно, все образуется как нельзя лучше.

Сначала она не хотела покидать Шотландию, но прошло несколько дней, и она сказала ему:

– Джиффорд, я не тешу себя надеждой… едва ли ты можешь полюбить меня. Уж конечно, не теперь. Но вдруг когда-нибудь потом, в будущем…

Они стояли под проливным дождем. Он взял ее за руку, и они бросились к пансиону.

– Значит, решено? – бросил он на ходу. – Ты согласна стать миссис Уэлдон и сделать меня счастливым человеком?