Она снова наклонилась – воротник остался на месте. Узнай дядя Джиф, какое применение она нашла его подарку, он вряд ли похвалил бы ее. Зато ей не пришлось обращаться к Лиззи, а потом рыться в ее швейных принадлежностях в поисках булавки. И потом, когда она сгребала в кучу сухие хризантемы и относила их к тому месту, где всегда разводили костер, воротник ничуть не мешал ей.

Эми было приятно делать что-то по-настоящему полезное, тем более что в Уайдейл-холле уже давно не было садовника. Дядя Джиф говорил, что Джон Грэм, у которого работы было немного, иногда подстригал живую изгородь или пропалывал сорняки. Время от времени выручала и Лиззи, когда у нее выдавалась свободная минутка. Лиззи как-то призналась, что любит жечь костер, поэтому, когда Эми сказала, что хочет навести порядок в саду, та обещала подойти попозже, захватив с собой старые газеты и спички.

Эми трудилась не покладая рук. Она методично обрезала сухие цветы, складывала их в плетеную корзину, затем относила в кучу, и все повторялось сначала. В какой-то момент внимание ее привлекли вьющиеся розы на самом краю террасы, и она уже хотела заняться ими, как вдруг почувствовала, что почва выскальзывает у нее из-под ног. Посмотрев под ноги, Эми обнаружила, что земля, в которой были закреплены камни стены, поддерживавшей террасу, осыпалась. Она присела на корточки, чтобы получше рассмотреть всю стену. На всем ее протяжении камни готовы были вот-вот обрушиться. Эми решила, что надо обязательно сообщить об этом дяде Джифу. Может, он придумает, как укрепить стену и защитить розы.

Она стала осторожно пробираться между розовыми кустами. Шипы вонзались в ее садовые рукавицы; напрасно она, вернувшись на тропинку, энергично трясла руками – они упрямо сидели на месте. Оглядевшись вокруг, Эми была внезапно поражена картиной царивших здесь упадка и разложения. Лиззи была права, говоря, что само время съедает камни Уайдейла. Слишком долго старый дом и парк были предоставлены самим себе.

Марк Пауэлл наблюдал за ней, укрывшись в тени тисовых деревьев. Прошло минут пять, прежде чем она наконец заметила его, и то лишь потому, что услышала, как едва различимо щелкнул затвор в тот момент, когда он запечатлел ее на пленку.

Взгляд, какой она устремила на него, говорил сам за себя.

– Виноват, – спокойно произнес он. – Простите. Не смог сдержаться. Всего один кадр.

Эми сорвала с рук садовые перчатки с засевшими в них розовыми шипами и, швырнув их на декоративную каменную скамейку, решительно направилась к нему, по пути сбивая с башмаков налипшую грязь.

– Оставьте меня в покое, мистер Пауэлл! – Возмущению ее не было предела, в глазах сверкали молнии. – Вы не имеете решительно никакого права шпионить за мной и лезть в мою жизнь.

Понимая всю щекотливость положения, в котором очутился, Пауэлл чувствовал себя премерзко и, тем не менее, заставил себя рассмеяться ей в лицо. Смешок получился нервный и неестественный.

– Ради бога, я только хотел сделать пару снимков.

– А мне плевать на то, что вы хотели. Вы незаконно вторглись в частные владения, так что убирайтесь вон! – Резким движением она указала ему на тропинку. – Чтобы духу вашего здесь не было. Вы не фотограф, а грязная ищейка. Сначала шпионит за нами с воздуха, наконец пробирается в дом под тем предлогом, что якобы помогает Кэтрин Блейк готовить материал…

– Вы не понимаете… – хотел оправдаться Пауэлл, но осекся, увидев у нее на воротнике аметистовую брошь. Он едва не задохнулся от гнева, и ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы в тот же самый момент не сорвать лиловый цветок чертополоха с ее свитера. Мозг его лихорадочно работал. Она не имеет права носить эту вещь. Но как сказать ей об этом? Не говорить же ей, что, сколько он себя помнит, на туалетном столе его матери стоит выцветшая фотография молодой женщины, на груди у которой приколота именно эта брошь. И что эта молодая женщина и есть его мать…

– Не понимаю? Чего же я не понимаю, мистер Пауэлл? – Эми стояла, подбоченившись, и с вызовом смотрела на незадачливого фотографа.

Он потупился и тихо промолвил:

– В ваших глазах я дрянной человек?

– Вы ищейка. А я не люблю ищеек.

– Но я не причинил вам вреда.

Эми стянула растрепавшиеся волосы тонкой черной ленточкой. Одна золотистая прядь выбилась и упала ей на лоб; она нетерпеливо смахнула ее.

– Вы не имеете права находиться здесь, – сказала она. – Вы проползли сюда, как червяк, так вот ползите обратно.

– Потерпите минуточку, – невозмутимо произнес Пауэлл. Он гордился своим умением никогда не повышать голоса. Обычно он добивался своего, не прибегая к шумным скандалам. Однако в тот момент ему хотелось орать, кричать, бить себя в грудь, чтобы только доказать ей, что он имеет право быть здесь, что у него прав даже больше, чем у нее. Он хотел, чтобы весь мир – не только эта девчонка – узнал, что он сын Джиффорда Уэлдона. И, прежде всего, он хотел, чтобы об этом узнал сам старик Уэлдон. Это наверняка причинит ему боль. Каково после стольких лет узнать, что у тебя есть родной сын? Пусть это будет ему воздаянием за те страдания, которые он причинил Барбаре Уэлдон.

– Почему я должна терпеть? Скажите же, почему я должна это делать? – Эми безвольно опустила руки. Он вдруг увидел, какой усталый, изможденный у нее вид. Забрызганное грязью лицо, пыльная одежда. На кремово-белом свитере прилипли сухие листья и ветки. Только теперь до него стало доходить, что Уайдейл, очевидно, ей небезразличен. Иначе зачем бы ей горбатиться здесь, доводя себя до изнеможения.

Пауэлл уже собирался открыть ей всю правду, но теперь понимал, что не может этого сделать. Чтобы заполнить затянувшуюся паузу, он спросил:

– А что тот парень возле церкви, какое отношение он имеет к Уайдейл-холлу?

Эми, застигнутая врасплох неожиданным поворотом, растерялась.

– Ричард делает кое-что в плане ремонта церкви. Возможно, в дальнейшем он займется и реставрацией дома.

– Для чего ему это нужно? Ведь он не претендует на дом? Или я не прав?

– Если я выйду за него замуж… – неожиданно вырвалось у Эми.

Пауэлл в изумлении вытаращил глаза:

– Если что? Бог мой! Но ведь он намного старше вас.

Эми пожала плечами, словно давая понять, что ей это безразлично.

– Это не ваше дело, – сказала она. – И потом, при чем здесь возраст?

– Вы с ума сошли, – растерянно пролепетал Пауэлл, думая о том, что все пойдет прахом, если она всерьез решила выйти за человека намного старше ее. Подозрительно прищурившись, он сказал: – Ничего не скажешь, этот Ричард Боден поистине напал на золотую жилу. И жена, и дом – все одним махом. Значит, вот где лежит его интерес?

– Мистер Пауэлл, думаю, вам лучше уйти.

– Вы не ответили мне. – Глаза Марка недобро сверкнули.

– Мне нечего вам ответить. Как бы я ни поступила, я не обязана испрашивать у вас разрешения.

– Верно, – сказал он. – Но вы должны задать несколько вопросов себе, прежде чем решиться на брак по расчету.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Эми устремила на него исполненный презрения взгляд.

– Думаю, все вы прекрасно понимаете. По-моему, вам следовало бы спросить себя, если вы всерьез решили выйти за него замуж, что его больше привлекает в этом браке: вы или ваш дом.

Хотя выражение ее лица осталось прежним, Пауэлл знал: его слова попали в цель. Знал он и другое – она не собирается вступать с ним в дискуссию.

– Пожалуйста, уходите, – сказала она.

– С удовольствием.

Он заставил себя прикусить язык, хотя мог бы рассказать ей еще о многом. Интересно, рассуждал он, если бы она знала, что он родной сын старого Уэлдона, это что-то изменило бы? Откажется ли она от мысли о замужестве, если узнает, что осталась без наследства? Проклятье! А ведь она красивая девушка, и впереди у нее вся жизнь. Какого черта связывать себя брачными узами с человеком, который едва ли не вдвое ее старше? Пауэллу хотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Ему хотелось все расставить на свои места – рассказать ей и всему миру, что Уайдейл-холл по праву принадлежит ему. Но как это сделать? И имеет ли он право вот так вдруг лишить ее того, что было ей обещано?