– Оставь меня в покое! Я не хочу тебя. Неужели ты не понимаешь?

Она в ужасе отшатнулась от него. Лицо его казалось мертвенно-бледным в призрачном лунном свете, который проникал в комнату сквозь неплотно задернутые шторы.

– Джиффорд?..

– Неужели ты ни о чем не догадывалась, несчастная? Неужели ты не видишь, что происходит под самым твоим носом?

– Я… я не понимаю… – Она приподнялась и, подперев голову рукой, посмотрела на него. – Джиффорд, мы должны поговорить. Так больше не может продолжаться. – Внезапно ее осенило. – Скажи, у тебя… – Она мгновение колебалась, наконец решилась: – У тебя есть другая женщина? Ты это имеешь в виду?

Он разразился хохотом, и хохот его был страшен.

– Женщина? Зачем мне другая женщина? Что прикажешь с ней делать? Это Дункан, тупица. Дункан! Дункан! Он единственный, кого я хочу, единственный, кто мне нужен. Если ты не в силах примириться с этим, можешь убираться из моей жизни, катись в свою Шотландию. Возможно, так будет лучше.

К утру в голове у нее уже созрел план. И вот тем вечером она начала методично претворять его в жизнь.

Она приготовила праздничный ужин, чтобы отметить вторую годовщину их свадьбы, во время которого щедро подливала ему шампанское и виски, пока он не напился до бесчувствия. Когда пришло время ложиться, он был не в состоянии без посторонней помощи подняться по лестнице и не протестовал, когда она осталась с ним в спальне. Он грузно повалился на массивную, красного дерева, под бархатным балдахином кровать. На лакированном столике ярко горела масляная лампа. В Уайдейле не было электричества, но это обстоятельство ничуть не смущало Барбару. Гленокри, где она росла, цивилизация с ее удобствами обошла стороной.

– Чего не имеешь, о том не жалеешь, – повторяла ее мать.

Она ошибалась.

Барбара, после двух лет замужества, чувствовала себя обманутой. Ее одурачили. И теперь она мечтала иметь мужчину, на которого можно было бы положиться, который любил бы ее и который сделал бы ее настоящей женщиной. Все ее женское естество жаждало исполнить предназначение, уготованное ей природой. Ей не терпелось стать такой же, как все женщины. Освободиться от бремени девственности, на алтарь которой она принесла себя, выйдя замуж за Джиффорда Уэлдона.

Она с отвращением посмотрела на мужа. Глаза его были закрыты. Он мерно похрапывал. Тогда она принялась стаскивать с него одежду, бросая ее на пол. Покончив с этим и видя, что он не просыпается, она разделась сама и легла на красное шелковое покрывало рядом с ним.

У него было сильное, атлетически сложенное тело. Теплое тело. Она закрыла глаза и попробовала представить, что это не Джиффорд Уэлдон, а совсем другой мужчина. Прижавшись к нему, она начала руками ласкать, массировать его тело. Он тихо застонал, но глаза так и не открыл. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы вызвать у него эрекцию. Он выгнул спину и выдохнул:

– Дункан…

Ненавидя себя за то, что ей приходится делать, Барбара заняла позицию сверху и начала опускаться – медленно, чтобы быть в состоянии контролировать боль, которую, она знала это, ей непременно придется преодолевать. Он вдруг дернулся и стал ритмично двигать торсом, пока они незаметно не поменялись местами и он не оказался сверху. Отступать было поздно. Джиффорд страшно простонал, и все было кончено. В душе у Барбары все ликовало. Джиффорд пришел в себя и, тяжело дыша, дико вращал глазами. Заметив Барбару, он в недоумении открыл рот и ошалело уставился на нее.

Когда до него дошел весь чудовищный смысл произошедшего, он резко вскочил, освобождая свою заключенную в женское чрево плоть, и кубарем скатился с кровати. Раздался страшный грохот – это Джиффорд наткнулся на ночной столик и со злости пнул его ногой так, что он пролетел полкомнаты. Когда Джиффорд выпрямился, она увидела, что мышцы у него на животе неестественно вздулись, словно их свело судорогой. И тут его вырвало. По ввалившимся щекам катились слезы. Он бросил на нее исполненный отвращения взгляд, повалился на ковер, неловко скорчился и замер.

Некоторое время она лежала неподвижно, изредка бросая косые взгляды в его сторону, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она торжествовала. У нее будет ребенок; интуитивно она была уверена в этом. Она прочитала об этом в одной книжке. Все, что от нее требовалось, это определить критический день месяца, а потом, когда все уже произойдет, полчаса полежать неподвижно…

Утром она вызвала такси, попросила шофера вынести ее вещи – она не могла рисковать будущим ребенком и таскать тяжести – и уехала. Мысли о ребенке занимали ее целиком. Ребенок был единственной ценностью в ее жизни; в тот момент больше ничто ее не интересовало.

Эми показала Ричарду разрушенную стену зимнего сада. Присев на корточки, он внимательно осмотрел повреждения. Когда он поднялся, вид у него был удрученный.

– Я хотела попросить Джона Грэма, – сказала Эми, – но дядя Джиф нагрузил его работой…

– Похоже на оползень. – Ричард, на ходу отряхивая ладони, вернулся на дорожку, затем оглянулся и добавил: – Думаю, надо пригласить специалиста, чтобы он провел обследование местности.

– Ричард, но ты же сам прекрасно разбираешься в этом.

Он улыбнулся.

– Разрабатывать карьеры – это совсем другое дело. Эми, возможно, здесь не о чем беспокоиться, однако, учитывая, как осела западная башня, я считаю, нужно провести геологическое обследование почвы, на которой стоит Уайдейл.

– Это будет дорого стоить, – напомнила ему Эми. – А у дяди Джифа нет денег.

– Ему заплатит редакция, – заметил он. Эми вздохнула.

– Ричард, я не могу настаивать. Черт побери, его невозможно заставить оплатить хотя бы текущие счета.

– Хочешь, я поговорю с ним?

Она с благодарностью посмотрела на него.

– В самом деле? Тебя он послушает. Женщина для него все равно что безмозглая курица.

Ричард протянул ей руку, и она, как само собой разумеющееся, положила свою ладонь в его. Последние два месяца она привыкла во всем полагаться на него. Дружба с ним казалась для нее чем-то вполне естественным. Он больше не предпринимал попыток поцеловать ее, как тогда, на Рождество. Ричард словно предоставил ей возможность самой задавать темп развития их отношений, и, если она ждала от него только дружбы, он был готов довольствоваться этим.

Эми было легко в его обществе. Она не переставала напоминать себе, что это совсем не любовь, однако ей было приятно проводить с ним время. Она часто бывала у него дома, они вместе обедали, ходили в местный театр, а однажды он возил ее в Дерби на скачки. Он по-прежнему много времени проводил в разрушенной церкви. Ему удалось если и не вернуть прежнее великолепие скульптуре архангела, то, по крайней мере, сделать ее более или менее точную копию.

Они направились обратно к дому.

– Я собираюсь на несколько дней уехать, – сказала Эми. – Помнишь, я говорила, что Кейт просила меня разыскать бывшую подружку Кипа?

– Да, – ответил он, по-прежнему держа ее за руку. – Так ты нашла ее?

Эми покачала головой.

– Никаких следов! Я поместила объявления в газетах, выходящих на восточном побережье, но из этого ничего не вышло, так что я решила смотаться туда сама.

– Может, что-то и получится. Если, конечно, она все еще живет там. Однако тебе придется нелегко. Слишком уж большая территория.

– Покопаюсь в библиотеках и архивах. У них должны быть микрофильмы старых газет, верно? О том несчастном случае наверняка писали. Может, мне повезет.

– Полагаешь, что в газетах могло быть упоминание и о его девушке? Китти, кажется?

– По правде говоря, надежда призрачная. – Они уже подходили к дому, когда Эми неожиданно потянула его за руку, заставив остановиться. – Послушай, я не хочу, чтобы дядя Джиф знал об этом. Ему все равно не понять. Но ты-то понимаешь меня…

– Я понимаю, что ты любила его… Кипа, – перебил ее Ричард и покачал головой. – И продолжаешь любить. Я прекрасно тебя понимаю, Эми. Просто тебе очень хочется разыскать этого ребенка. Поиски Китти всего лишь предлог.