Честность – лучший способ обойти щекотливую ситуацию, решила Эми.

– Китти была дружна с моим братом, – сказала она. – Он писал нам о ней, но мы не знаем ее полного имени.

Клейбурн презрительно фыркнул.

– Как трогательно.

– Мистер Клейбурн, вы ведь были там, когда погиб Кип Уэлдон? – Она заглянула ему в глаза и внезапно почувствовала острую жалость к этому человеку. Она понимала, что своими вопросами поневоле бередит его старые раны, которые, возможно, еще не до конца затянулись. Ведь когда-то он любил Китти, и вот теперь ей, Эми, приходится ворошить прошлое, воспоминания о котором, скорее всего, не вызывают у него ничего, кроме боли.

– Я услышал по радио, что машина с солдатами упала в реку, и поехал туда на тракторе, посмотреть, может, нужна какая помощь… но было уже поздно. Они нашли всех, кроме одного. Что пропадет именно он, такого мне и во сне не могло присниться.

– Разве вы его знали? – вполголоса произнесла Эми.

– Я бы вернул ее, если бы не он. Китти считала, что я не вижу, что происходит, но я же не дурак.

Его глаза вдруг лихорадочно заблестели, отчего он стал слегка смахивать на вампира. Эми отметила про себя, что когда-то он, должно быть, обладал довольно привлекательной внешностью: волевой подбородок, высокий лоб, широко расставленные глаза. У него были темные волосы, которые теперь – видимо, сказывалась перенесенная им болезнь – потускнели и заметно поредели. Если допустить, что вещи, которые были на нем, изначально принадлежали ему же, можно было заключить, что телосложением он когда-то походил на Ричарда – такой же высокий, широкоплечий, с узкими бедрами и мускулистыми ногами. В его руках даже теперь угадывалась недюжинная сила.

Клейбурн тяжко вздохнул и направился к стоявшему в глубине комнаты буфету, которого Эми прежде не заметила. На полке стояла старая фотография в рамке. Пожилая пара – мужчина и женщина. Он наклонился, и Эми заметила лежавшую перед фотографией белую искусственную розу. Эми вздрогнула. Розовый куст у входа и эта пыльная пластмассовая роза произвели на нее впечатление чего-то зловещего.

Он выдвинул один из ящиков, достал оттуда потрепанный альбом и подошел с ним к столу. Отодвинув в сторону свой недоеденный завтрак, он положил альбом на стол, открыл его и принялся что-то искать. Эми со своего места видела альбом вверх ногами, поэтому мало что могла разобрать.

– Ага! – воскликнул Клейбурн. – Вот она. – Он подошел к Эми и протянул фотографию. – Таким я был пять лет назад. Видите, во что я превратился? – Он стоял, склонив голову, и внимательно наблюдал за ее реакцией.

Как она и предполагала, Роджер Клейбурн был интересный мужчина. На цветном снимке он был запечатлен в плавках на пляже. Многие позавидовали бы обладателю этого хорошо сложенного, загорелого тела. Глаза его смеялись, однако надменная улыбка несколько портила впечатление. Да, у него была приятная внешность, и он знал об этом.

– Хороший снимок, – сказала Эми, возвращая ему фотографию.

– Это снимала Китти. Тогда мы были вместе. Он еще не появился на сцене.

– Он? – переспросила Эми, прекрасно понимая, кого он имеет в виду.

– Кип Уэлдон! Человек, который сломал мне жизнь.

– Мне жаль, что все так вышло. – Эми понимала, что сказала глупость, что ей не в чем каяться перед этим человеком, но она прочла в его глазах такую боль, что невольно вспомнила, как страдала сама, узнав о том, что Кип пропал без вести. Она на собственном опыте знала, что такое горечь утраты.

Он пристально посмотрел на нее и промолвил:

– Мне тоже жаль, что у вас был такой брат. По-моему, вы гораздо лучше, чем он.

– Неправда. Кип был очень хороший! – Эми поспешила встать на защиту Кипа, который уже не мог защитить себя сам.

– Он сломал мне жизнь. Впрочем, кажется, я уже говорил об этом. – Роджер Клейбурн вернулся к столу, вставил фотографию в альбом и понес к буфету, чтобы положить на место.

– А у вас есть фотография Китти? – спросила Эми, снедаемая любопытством. Она поднялась со стула, подбежала к буфету и, не успел он положить альбом в ящик, схватила его за руку.

– Разрешите мне посмотреть, – заискивающе глядя ему в глаза, попросила она. – Я так люблю разглядывать старые фотографии.

– Ее здесь нет. – Клейбурн поспешно отдернул руку и немедля сунул альбом в ящик. Потом взгляд его упал на черно-белую фотографию в рамке, стоявшую на буфетной полке. – Вот вам, пожалуйста, старая. – Он взял фотографию и сунул ее в руки Эми. – Это мои мать и отец незадолго до смерти.

Эми с интересом посмотрела на снимок.

– Вы очень похожи на отца, – сказала она, возвращая ему фото.

Клейбурн покачал головой.

– Нет. Во мне нет ничего от отца.

– Я имела в виду, внешне. – Склонив голову набок, Эми внимательно посмотрела на него, но его лицо хранило непроницаемое выражение. Он осторожно, если не сказать брезгливо, двумя пальцами поднял белую пластиковую розу, стряхнул с нее пыль и сказал: – Он владел похоронным бюро и был помешан на белых розах.

Эми почувствовала, что задыхается, ее словно окатили ледяной водой. У нее уже пропала охота расспрашивать Роджера Клейбурна об отце и о его пристрастии к белым розам.

Но он все равно рассказал ей. При этом в глазах его вновь появился какой-то дьявольский блеск.

– Это была моя работа, – задумчиво изрек он. Слова его доносились до ее слуха, как сквозь сон.

– Ваша… работа? – едва слышно пролепетала она.

– Да… Класть белую розу на грудь лежащему в гробу в тот самый момент, когда скорбящие родственники отдают последнюю дань уважения покойному.

Эми попыталась сглотнуть подступавшую к горлу тошноту.

Роджера Клейбурна, казалось, забавляет написанное на ее лице смятение.

– Мне было лет пять или шесть, когда я начал помогать отцу в траурном зале, – продолжал он. – Именно тогда я стал ответственным за белую розу.

Эми села. Мысли ее путались, но она понимала – он задался целью напугать ее, повергнуть в ужас. Она молчала, не зная, что сказать.

– У нас была всего одна роза. Вот она. Та самая роза, которую я сотни раз прикладывал к сердцам, переставшим биться.

– А Китти знала о розе? – спросила Эми. Он пронзительно рассмеялся.

– О, я даже дразнил ее. Однажды я вставил эту розу в ее волосы, в ее роскошные каштановые волосы.

С трудом сдерживая дрожь в голосе, Эми сказала:

– Но это мерзость – так поступать с человеком, которому признался в любви.

– Мерзость – это то, что они сделали со мной, заставляя ребенка каждый день смотреть на покойников.

Эми уже начинала жалеть о том, что приехала сюда.

– Вы скажете мне настоящее имя Китти? – напрямик спросила она. – Если нет, то я не вижу причин задерживаться. – Она решительно встала и с вызовом посмотрела на него.

С минуту Клейбурн рассеянно теребил розу пальцами, потом швырнул ее на полку.

– Это вошло в привычку, – сказал он, словно не слыша ее вопроса. – Класть розу рядом с покойником. Моих отца и мать кремировали, так что от них не осталось даже могилы, только фото.

– Вам следовало бы сжечь эту розу, – промолвила Эми. – Зачем терзать себя печальными воспоминаниями?

– А что у меня есть, кроме печальных воспоминаний? – Клейбурн сел на свое место возле электрорадиатора. – Больше у меня ничего нет.

– Мне очень жаль. – Эми стояла у двери, не спуская с него глаз. Этот человек не внушал ей доверия. Она знала, что это еще не конец. Ему нечаянно довезло: он получил аудиторию и теперь хотел выступить по полной программе. Ей сделалось жутко.

– Мне осталось жить всего несколько месяцев, – сказал Клейбурн.

Комната вдруг начала вращаться.

– Боже! – пробормотала она. Обессиленно опустившись на стул, она обхватила голову руками. Ее кожаная сумка упала на пол. Когда комната перестала мелькать у нее перед глазами, она увидела, что Клейбурн внимательно наблюдает за ней.

– Вам нехорошо? – спросил он.

– Ничего, ничего. Просто вы меня немного напугали.