Веллиг так ее зажал, что Мышь с трудом дышала.

Она перестала сопротивляться, чтобы не удариться головой о стену узкой лестницы. Она надеялась, что ее поставят на ноги и она сможет отдышаться, когда спустятся с лестницы, но ничего подобного. Краем глаза она увидела еще одного человека. Тот шел им навстречу и показался девочке знакомым.

Псы резко остановились и поклонились.

— Милорд барон, — сказали они.

— На сегодня выбрали этого ведьменыша? — Человек оказался в поле зрения Мыши, и она поняла, что это тот самый, что сидел в бархатном кресле, когда детей привели в раскрашенную комнату. Тот самый, кто послал за ними Псов. Барон Малландор. — Какие они тощие. Я решил сам посмотреть опыты. Пошли, Риден, Виллиг. Не тяните.

Он пошел вперед. Они спустились по другой, гораздо более удобной лестнице и прошли множеством коридоров и комнат. И очень скоро оказались перед дверью, которая резко отличалась от остальных. Мышь сразу узнала ее по описанию Пламени. Дверь металлическая — или из похожего на металл материала — и тускло-серая, как и все, что связано с этим странным народом колдерами. В ней ничего не отражалось. Мышь сразу ее возненавидела точно так же инстинктивно, как инстинктивно испытала отвращение к колдерам. Сердце ее бешено забилось, внутренности стиснуло в дурном предчувствии.

— Постучи, — сказал Пес по имени Риден.

— Не могу, — ответил другой, с явным удовлетворением. — Я держу ведьменыша. Оставляю это удовольствие тебе.

Риден негромко выругался. Потом, глубоко вздохнув, сделал шаг вперед, собрался с силами и постучал в дверь.

Мыши показалось, что ему не хочется к ней притрагиваться. Странный материал поглощал не только свет, но и звук. Ридену пришлось стучать дважды, прежде чем дверь открылась.

— Барон. — Колдер слегка наклонил голову. — Ты оказываешь нам честь.

Малландор вошел в дверь, Риден и Виллиг за ним.

— Я хочу посмотреть, что здесь происходит. Мой человек сказал мне, что вчера вы чуть не прикончили первого ведьменыша и при этом ничего не получили.

Вы должны осторожнее с ними обращаться. Будет нелегко раздобыть новых. На юге укрепили границу.

— Как и все исследователи неизвестною, мы учимся в ходе работы, — ответил колдер. Голос у него был такой же плоский и серый, как и комната. Никакого эха не было: материал, покрывавший комнату, поглощал все звуки. — Молодая особь выжила?

— Да, — сказал Виллиг. — Вот еще одна, о которой вы просили.

— Положи ее сюда.

Мышь понимала, что сопротивляться бесполезно, но не могла остановиться. Виллиг не очень нежно положил ее на стол в центре комнаты. Два колдера уже стояли наготове. Мышь едва успела увидеть карту, стол, за которым сидит колдер, — все то, что описывала вчера Пламя, — как ей одели на голову шапку и прижали зажимами к вискам. Потом присоединили серые провода к ногам и рукам, прилепили холодной липкой жгучей пастой.

Но того, что произошло дальше, она совершенно не ожидала. Колдер распахнул ее платье, и другой колдер коснулся ее живота. Он держал в руке еще один провод.

Мышь закричала и попыталась вывернуться.

— Провод в этом месте может облегчить передачу, — сказал колдер. Он помазал провод жгучей пастой, закрепляя его. — Если не получится, у следующей прикрепим в районе сердца. Потом начнем помещать провода под кожу.

— Это на самом деле необходимо? — спросил Виллиг. Казалось, он, вопреки собственным желаниям, испытывает отвращение.

Колдер повернул к Псу свое невыразительное лицо.

— Это приказ твоего хозяина.

— Начинаю думать, что мы напрасно теряем время, — сказал барон. — Просто повод, чтобы подвергнуть ведьменышей пытке. А они такие маленькие, что даже отомстить не могут. Ты сказал, что знаешь, как работать с самой первой. И что другие даже не понадобятся.

— Оставьте нас, — сказал другой колдер в сером.

Голоса у них были совершенно одинаковые, с щелканьем и свистом родного языка. — Мы занимаемся совершенно новым делом. Если эта не подчинится, а сломается, мы продолжим эксперимент.

— Но винить будут меня. Мои люди привезли их сюда. И мстить теперь будут мне.

Виллиг нахмурился и покачал головой.

— Но зачем использовать детей?

— Потому что они дети, — ответил колдер. — Они еще не умеют отражать нашу силу. Если мы подчиним их, сумеем научиться подчинять и взрослых, — Он кивнул своим товарищам, и двое колдеров направились к разным панелям.

Несмотря на то, что все звуки в этой комнате раздавались приглушенно, Мышь услышала стук пальцев по клавишам и слабый щелчок, с каким ожило реле где-то за ней. Потом иной звук наполнил ее слух, вначале такой высокий, что она его едва различала, потом такой низкий, что заныли зубы. Во рту у нее пересохло, язык прилип к небу. Она стиснула зубы, и боль в них слегка уменьшилась. Комната начала поворачиваться, и Мыши пришлось зажмуриться, чтобы не потерять сознания. Однажды она открыла рот и попыталась крикнуть, но обнаружила, что не может произнести ни звука. Машина украла из мира все звуки, ничего не оставила. Все звуки она поместила в эту комнату, и теперь на Мышь накатывались волны звука, били ее, заливали, колотили так, что она была уверена: сейчас голова ее разорвется. Зубы заболели снова, и она опять их стиснула. Все тело заполнилось напряжением, живот словно распирало. Сейчас он расколется, кожа отойдет, как шелуха плода, и все изнутри вырвется и исчезнет, как весь остальной мир…

Постепенно она почувствовала что-то еще. Откуда-то, сквозь эти волны оглушительного шума, пробился голос, он отозвался во всем ее теле. Она слышала его не только ушами, но и зубами, костями, всем телом.

Подчинись, подчинись, уговаривал голос. Сдайся. Это так легко. Сдайся, и все кончится, и ты получишь мир, мир и спокойствие навсегда. Мир.

Нет, нет! — внутренне кричала Мышь.

Да, да. Ты ведь не хочешь боли? Тогда подчинись.

Сдайся. Это так легко. Так мирно.

Голос звучал гладко, соблазнительно, и, несмотря на все усилия, Мышь чувствовала, как слабеет ее воля.

Ненадолго гул в голове и теле стих, и она услышала голоса людей. Казалось, они обсуждают ее реакцию, обсуждать так бесстрастно, как будто она — кусок мяса на столе мясника. Говорили все, кроме одного, того, кто ее принес сюда — она не помнит, как его зовут, не помнит и своего имени — и который кажется ей воплощенной добротой. Как и тот, кто проявил к ней доброе отношение в пути. Голоса заставили ее понять, что машина на самом деле не похитила все звуки мира, чтобы использовать против нее. Ей только так показалось. Неудивительно, что сама комната звучит так мертвенно и глухо. Она в звуковом коконе, а люди снаружи об этом не подозревают, не знают, что происходит внутри.

Колдер снова занялся панелью, и Мышь закрыла глаза. Снова поглотил ее невероятный звук, и сочувственный голос снова начал свои уговоры.

Сдавайся, согнись. Ты получишь мир. Больше не будет боли…

Провода жгли, зажимы на висках жгли, девочке казалось, что мозг ее вот-вот закипит. Она продолжала держать глаза закрытыми, боясь, что они лопнут. Звук снова начал стихать. Мышь не могла даже всхлипнуть: не было слез.

Другой голос; с другого направления.

Третьего нападения она просто не вынесет. Мышь попыталась заглушить этот голос. Но потом поняла, что он исходит не извне. Скорее откуда-то из глубины ее существа. Она вначале его не слышала, а теперь расслышала только потому, что пытка чуть ослабла. Давно ли он обращается к ней?

Держись, говорит этот слабый голос. Держись. Похоже на голос Пчелы, немного на голос Листа и немного — на хранительницу. И очень похоже на мамин голос, хотя это ведь невозможно. Мышь начала вслушиваться.

Ты можешь выдержать, говорил голос. Можешь не допустить уничтожения твоей сути, ты не допустишь, чтобы от тебя осталась только выгоревшая оболочка, которую колдеры смогут использовать в своих интересах.

Но как мне это сделать? — спросила Мышь. — Я не понимаю.

Понимаешь. Понимание в тебе самой.