«Поеду-ка я в следующую субботу на дачу, – после непродолжительного раздумья решил он, – там и керосин есть, и тряпок всяческих полным-полно». Закрыв дверцу, он вернулся в комнату и первым делом взглянул на висящие на гвоздике у стола свои наручные часы.

«Ничего себе, я засиделся, – удивился он, – уже половина третьего, пора уже мне прибираться, да и поспать хоть немного».

Сложить все вещи в чемодан обратно, разобрать постель и вымыться перед сном не заняло у него много времени, и в три пятнадцать он уже спал крепким сном. А в три пятьдесят четыре ко второму подъезду дома, на который выходили окна его спальни, тихо подъехала черная «Волга», в которую тут же сели двое мужчин, причем каждый из них держал в левой руке по узкому и плоскому портфелю. Не было сказано ни единого слова. «Волга» плавно отъехала от подъезда, выбралась по изрядно разбитому проулку на улицу Октябрьского Поля и, набрав скорость, помчалась по улице Алабяна к центру.

Будильник, который Юрий установил накануне на шесть тридцать, сработал безотказно. Его старческое, захлебывающееся дребезжание могло бы поднять и мертвого. Юрий встал с дивана и начал быстро собираться. Осторожно, стараясь не стучать тапочками по полу, он прошел на кухню и зажег на плите сразу две конфорки. На одну поставил чайник, а на другую – глубокую сковородку, в которую кинул солидный кусок сливочного масла. Дождавшись, когда оно немного растает, Юрий разбил туда сразу четыре сырых яйца. Подождав пару минут, до того момента, пока они не начали пузыриться, он слегка подсолил их, добавил горсточку сушеной крапивы и, перемешав ножом получившееся жарево, выключил под сковородкой газ. Позавтракав и выпив большую кружку кофе, Юрий начал собираться в Апрелевку. Он снял с вешалки небольшую спортивную сумку, уложил в нее свой главный груз – свернутые и связанные бечевкой резиновые сапоги, которые он недавно купил в фирменном магазине «Красного богатыря» на Краснобогатырской улице. Туда же установил небольшой термос с чаем, положил щуплый пакетик с двумя бутербродами, а заодно и пачку старых газет, предназначенных для разжигания печки. – «Вроде как все, – подумал он. – Ах да, ключи от дачи забыл!» Юрий выдвинул небольшой ящичек из стоящего в коридоре трюмо и вынул связку из пяти разнокалиберных ключей, висевших на прочном кожаном ремешке. Накинув его для сохранности на шею и убрав ключи под свитер, он надел теплые полусапожки, куртку и, подхватив за ремень спортивную сумку, вышел за дверь. Во время всего путешествия до дачи, столь знакомого и привычного, он размышлял о том, что же в конце своего письма хотел подсказать ему отец. Что до слов, которые касались того, что пистолет не укомплектован, то это могло означать только одно – из него отцом, видимо, была вынута какая-то деталь. «А может быть, он просто не заряжен», – думал Юрий, сидя у окна электрички и отрешенно глядя на проносящиеся за окном пейзажи.

В том же вагоне, только через три скамейки от него, сидел плотно упакованный в синюю стеганую куртку мужчина средних лет и внимательно читал толстую, изрядно потрепанную книгу. Правда, сторонний наблюдатель с удивлением мог бы заметить, что он переворачивал страницы только тогда, когда поезд начинал торможение перед очередной станцией. Тогда он отрывался от чтения и опускал свою книгу на колени, как будто для того, чтобы дать своим глазам небольшой отдых. В таком положении мужчина пребывал несколько минут, неподвижно глядя перед собой до тех пор, пока поезд снова не набирал скорость. Только после этого он переворачивал очередную страницу и вновь углублялся в содержание томика.

«Это ничего, – размышлял Юрий, – если в «парабеллуме» не хватает какой-то детали, ее довольно легко можно будет заказать в какой-нибудь мастерской. Пусть к нему нет патронов, их рано или поздно можно будет достать. Но что означают слова ГАРАЖ, ЗЕМЛЯ, СЕВЕР и ТРУБА? – вот это действительно загадка». У его отца был в свое время старый, еще четыреста первый «Москвич», но гаража, и это он знал совершенно точно, у них никогда не было. Поскольку, видимо, это было ключевое слово, раз оно стоит первым, то, не поняв, какую информацию оно несет, было невозможно понять и смысл всех остальных слов.

– Станция Апрелевка, – захрипел висевший на стене динамик.

Юрий машинально поднялся и, накинув на плечо сумку, двинулся по проходу между скамейками к тамбуру. Одновременно с ним со своих мест поднялись и еще четыре человека: пожилая женщина с большой корзиной, две сильно накрашенные, заспанные девицы и средних лет мужчина в синей куртке. Юра уже был совсем рядом с раздвижными дверями, отделяющими его от тамбура, как динамик снова ожил.

– Следующая станция – Дачная!

«Вот здорово, – подумал он, останавливаясь, – от Дачной ведь мне идти совсем близко, не то что от Апрелевки». Юра резко отступил в сторону, давая пройти выходящим. И бабушка с корзиной и обе девицы совершенно не заметили этого его маневра, так как спешили на выход. Несколько странно повел себя только мужчина в синем. Увидев, что Юрий, вместо того чтобы пройти в тамбур, отступил в сторону, он тоже замешкался, однако, подпертый сзади внушительных размеров корзиной, вынужден был все же пройти вперед. Отойти в сторону, как и Юра, он уже не мог, так как это однозначно привлекло бы к нему внимание, и поэтому все же вышел вместе со всеми на перрон, но, вместо того чтобы идти, как все остальные, к автобусным остановкам, пятясь, отступил к дверям следующего вагона и, дождавшись, пока машинист объявит об отправлении, прыгнул в него. Поскольку от Апрелевки до Дачной электричка идет всего несколько минут, Юра уже не захотел садиться, а выйдя в тамбур, стал ожидать остановки в нем. Совсем рассвело, и чистое весеннее небо обещало наконец-то теплый денек. Зашипели тормоза, забубнил динамик, электричка замерла. Юрий выскочил из электрички и двинулся по платформе к хвосту поезда. Перейдя железнодорожные пути, он углубился в довольно густой лесной массив, поделенный сразу после войны на дачные участки. Вышедший несколькими секундами позже из следующего вагона мужчина в синей куртке постоял некоторое время на перроне, внимательно разглядывая косо приклеенное на столбе объявление, затем подхватил небольшой фибровый чемоданчик и «скучающей» походкой двинулся вслед за Сорокиным. Юрий Александрович шел по прямой как стрела улице дачного поселка, старательно обходя многочисленные лужи и протоки бурно текущих с участков ручьев. Здесь, в старом и густом еловом массиве, снег залеживался, бывало, и до мая, особенно там, где хозяева дач приезжали поздно и никак не способствовали очистке своих участков от спрессованных за зиму снежных сугробов. Однако так было не везде. Уже подходя к повороту на свою улочку, Юра увидел, что из-за высокого зеленого забора методично вылетают серые снежные комья. Он подошел к двери и громко постучал.

– Это кто же там стучит? – раздался в ответ скрипучий голос его соседа по участку Викентия Борисовича Коршунова.

– Да я это, Викентий Борисович, – крикнул в щель Юрий, – сосед!

– Бог ты мой, соседушка! – воскликнул тот, и через несколько секунд калитка распахнулась.

В.Б. Коршунов был высоким, крепким, хотя и несколько суховатым мужиком, давно похоронившим жену и выдавшим замуж обеих своих дочерей. Основной отрадой в жизни он полагал теперь работу на своем достаточно обширном участке, который он начинал обихаживать и готовить к посадкам обычно уже в марте. Энтузиазму его не было предела, и он проводил в дачном поселке не менее трехсот дней в году. Они крепко пожали друг другу руки.

– Ну как Вы тут без меня, – задал традиционный вопрос Юрий, – не страшновато живется?

– Не страшновато, а скучновато, – так же традиционно отвечал Викентий Борисович. – Ты надолго ли в наши кущи, любезный? – спросил он, настойчиво подталкивая нежданного гостя к входу на террасу своей рубленой дачи. – Пойдем, что ли, «чайковского» на пару хлебнем.

– Да у меня есть с собой термос, – слабо упирался Юрий, – и поел я только что!