— Быстрее! — заорал я, и Хольцер тут же схватился за дверную ручку.

Мы вышли из машины и тут же попали в плотное кольцо десантников с серьезными лицами и автоматами наголо.

— Прочь с дороги, иначе он труп! — взревел я, тыкая автоматом в челюсть Хольцера. За спинами десантников прятался помощник с кейсом в руках. — Эй ты, открой кейс! — Парень непонимающе на меня посмотрел. — Да, ты, ты! Открывай кейс сейчас же.

— Не могу, он заперт...

— Дай ему ключ! — велел я Хольцеру.

— Черта с два!

Меня держат на мушке шестеро, так что свободы никакой. Я дернул Хольцера влево, чтобы десантникам пришлось заново целиться, и двинул ему прикладом по голове. Он упал на колени, и я опустился вместе с ним, чтобы использовать его тело как живой щит. В левом кармане что-то звякнуло. Вот они, ключи!

— Неси кейс сюда! — закричат я помощнику. — Поторапливайся, иначе твой шеф умрет.

Перепуганный парень тут же послушался, и я швырнул ему ключи.

— Открывай!

— Что ты делаешь? — завопил Хольцер, пытаясь подняться. — Не открывай!

— Шевелись, парень! А то вышибу ему мозги!

— Не прикасайся к этому кейсу. В нем дипломатическая почта США! — Бедный парень не знал, что делать. — Черт побери, делай, как я говорю! Этот урод блефует!

— Заткнись! — Я двинул прикладом по подбородку Хольцера и повернулся к парню: — Слушай, неужели диппочта стоит того, чтобы ради нее умирать? Что бы ни было в этом кейсе, жизнь важнее! Открывай!

— Стреляйте в него! — неожиданно заорал Хольцер, обращаясь к десантникам. — Стреляйте!

— Открой чертов кейс, иначе за последствия не ручаюсь!

Все произошло очень быстро: помощник упал на колени и долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Хольцер закричал, и пришлось снова ударить его прикладом.

Наконец кейс открылся. Внутри в прозрачном пластиковом гнезде лежал диск Кавамуры.

Тут послышался знакомый голос:

— Арестуйте его!

Обернувшись, я увидел Тацу и трех японских копов. Через секунду на меня надели наручники.

Кто-то из десантников запротестовал.

— Мы за пределами военной базы, — на беглом английском заявил Тацу. — Здесь вы полномочий не имеете — этот человек в нашей юрисдикции.

Заглянув мне в глаза, он покачал головой и быстро ушел.

Потом была патрульная машина с воющей сиреной. В штаб-квартире Кейсацучо меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и поместили в одиночную камеру. Никаких обвинений не предъявляли, с адвокатом связаться не предлагали. Хотя какая разница: ведь личного адвоката все равно нет.

В камере оказалось не так уж страшно. Окна не было, и я коротал время, вспоминая, сколько раз и чем меня кормили. Трижды в день молчаливый охранник приносил большой поднос с рисом, маринованной рыбой и овощами. Он же каждый вечер водил в душевую.

Стараясь не слишком беспокоиться за Мидори, я ждал шестнадцатого приема пищи, когда явились двое и, приказав следовать за ними, отвели в крошечную каморку. Стол, два стула, на потолке голая лампочка. Так, значит, пришло время допросов!

Устало прислонившись к стене, я приготовился ждать. Через несколько минут вошел Тацу. Лицо серьезное, даже суровое, но после пяти дней полного одиночества я был счастлив его видеть.

— Привет, — проговорил я.

— Здравствуй, Джон Рейн, — по-японски ответил Тацу. — Рад встрече. Я очень устал, давай присядем, ладно?

Мы устроились за столом друг против друга. Мой приятель молчал, а я ждал, когда он заговорит. Начало не слишком обнадеживающее, а обстановка не самая комфортная.

— Надеюсь, в камере было не слишком плохо, — наконец проговорил Тацу. — Думаю, ты сам ожидал чего-то подобного.

— Честно говоря, после того, что случилось, я больше рассчитывал на дружеское рукопожатие.

Увидев знакомую невеселую улыбку, я слегка приободрился.

— Пока все не уладил, приходилось создавать видимость.

— Кажется, ты не слишком спешил.

— Старался, как мог. Видишь ли, твое освобождение следовало тщательно подготовить: прежде всего расшифровать диск Кавамуры, затем сделать несколько телефонных звонков и кое с кем встретиться. Еще пришлось порыться в файлах Кейсацучо и уничтожить все файлы о Джинучи Фудзиваре и Джоне Рейне. На каждый этап потребовалось время.

— Так ты расшифровал файл?

— Да.

— Ну и как, не обманулся в ожиданиях?

— Скорее наоборот.

Так, что-то Тацу темнит! Я с нетерпением ждал дальнейших объяснений.

— Вильям Хольцер был объявлен персоной нон грата и выслан в Вашингтон. Чрезвычайный полномочный посол США сообщил, что его заставят уйти в отставку.

— Уйти в отставку? — не верил я своим ушам. — Только и всего? Он шпионил на Ямаото, кормил Вашингтон фальшивыми отчетами... А диск? Разве это не вещественное доказательство?

Тацу кивнул.

— Вряд ли содержащаяся на нем информация может быть использована в суде, — тяжело вздохнул он. — И обе стороны всячески стараются избежать скандала.

— А Ямаото?

— С Тоси Ямаото все очень... сложно.

— Что значит «сложно»?

— Он очень сильный соперник. Против него нужно действовать осторожно, тайком, тщательно все обдумав.

— Ничего не понимаю! А как же диск? Ты же говорил, будто в нем вся сила Ямаото?

— Так и есть...

— Ты не собираешься ничего обнародовать? — догадался я.

— Не собираюсь.

Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

— Выходит, Ямаото до сих пор ищет свой диск, — обреченно проговорил я. — Что же, можно сказать, ты только что подписал смертный приговор Мидори.

— Ямаото дали понять, что диск уничтожен коррумпированными чиновниками Кейсацучо. После этого его интерес к дочери Кавамуры значительно поубавился. Некоторое время она поживет в Штатах, а там он фактически бессилен.

— Что? Ты не можешь выслать Мидори в Штаты! Ее дом здесь.

— Она уже улетела.

Я по-прежнему ничего не понимал.

— Ты наверняка попытаешься с ней связаться, — продолжал Тацу. — Очень не советую. Мидори думает, что ты умер.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

— Изволь объясниться, — с преувеличенной любезностью попросил я, чувствуя, как дрожат поджилки.

— Я, конечно, предполагал, что эта девушка тебе нравится, но, лишь сообщив о твоей смерти, понял, что все куда серьезнее.

Тацу долго молчал, а когда поднял глаза, я прочитал в них сочувствие.

— Понимаю, тебе очень больно, однако я совершенно уверен, что поступил правильно. Разве у вас могло быть будущее? Для Мидори гораздо лучше не знать, что ты виновен в гибели ее отца. Представь, каким ударом оказалась бы для нее эта новость!

Надо же, как ловко Тацу сопоставил все детали головоломки.

— Ей лучше ничего не знать, — безжизненным эхом отозвался я.

Получается, Мидори уже часть прошлого. Как быстро и незаметно. Несколько дней назад я сжимал ее в объятиях, а теперь остались только воспоминания.

— Позволю себе заметить, ваш роман был довольно скоротечным. Нет никаких оснований надеяться, что Мидори станет долго горевать.

— Спасибо за поддержку, — выдавил я.

Тацу кивнул. Мой друг — настоящий японец, долг превыше всего, чувства в сторону.

— И все-таки одно мне не совсем ясно, — после небольшой паузы сказал я. — Разве ты не хотел обнародовать содержимое диска? Это было бы лучшим доказательством твоей теории.

— Для меня гораздо важнее покончить с коррупцией. Практический результат ценнее всех теорий.

— А разве одно не повлечет за собой другое? Булфинч говорил: журналистское расследование послужит хорошим примером для японских СМИ, которые, в свою очередь, помогут лишить власти таких, как Ямаото.

— В чем-то он прав. Но такая статья была бы подобна ядерной бомбе: один удар — и вокруг руины.

— Так в чем же дело? Сбрось бомбу, может, после взрыва в стране станет легче дышать.

В лице Тацу было столько сочувствия, будто от горя я потерял последние мозги и сморозил страшную глупость.