— Здорово! — дружно воскликнули мы с Найвой.

Воин, которому Найва отрезала ногу, пришел в себя на третий день. Он болел долго, но потом всё-таки выздоровел. Но ещё до того, как он начал выздоравливать, Найва ещё раз шокировала всё племя, когда спасла охотника с пробитым животом. Бедняга получил от кабана клыком в бок прямо около Загородки. Его принесли уже без сознания. Найва разрезала живот и внутренние ткани своим бронзовым ножом, вытащила кишки и сшила обратно обычными нитками. Воин выжил. После этого случая Найва прослыла волшебницей — к ней потянулись все, кто болел или получал раны. А раны у нас получали многие и очень часто.

Найва вскоре стала совершенно невыносимой — стала требовать, чтобы мы сырое мясо не ели, а ели только после выдержки в лимонном соке или рассоле, требовала, чтобы мы мыли руки перед едой. Ещё она настаивала на том, чтобы ножами, которыми резали мясо, не резали хлеб. Своими упорными требованиями она довела до слёз даже родителей, пару раз ей едва не попало за настойчивость. Но потом пришел Главный Ведун, долго о чём-то говорил с Найвой, а затем заявил, что её требования, возможно, следует выполнять. Оказывается, в заповедях предков, в самых древних, в тех, которые уже не помнит никто, кроме ведунов, было что-то похожее.

Через неделю после возвращения Найвы меня посетила гениальная мысль. Точнее, сначала она посетила мой желудок. Глядя на очередную порцию ненавистной рыбы, я задумался над тем, где бы взять более привычную пищу. Наши три рыболовных корабля мотались в море непрестанно, и рыбы мы запасли много в самых разных видах. Но вот остальной еды почти не было — зерно вождь держал для сильно поредевшего поголовья скота, из фруктов и овощей мы получали только пол-луковицы на обед и пригорошню квашеной капусты на ужин. Хлеба нам не давали совсем. Народ ворчал, что вождь перестраховывается и что запасов зерна вполне хватило бы на кашу людям, но до открытого бунта дело пока не дошло.

В былые времена кусочек солёной селёдочки или жареной рыбы считался деликатесом. Всю весну, лето и осень мы мечтали, чтобы нас угостили этими вкусностями из бочек или из заморозки. Но теперь, когда рыбы было много, а хлеба не было, глаза на неё уже не смотрели. И вот тут-то меня и посетила Мысль.

— А почему бы нам не поплыть торговать рыбой с другими прибрежными пещерами? — вслух подумал я.

— На коаблике? — уточнила Лара.

Найва тут же запихнула ей в рот очередную порцию разваренной рыбы — чтобы не мешала взрослым. Лара выплюнула рыбу и сказала:

— Кашу хочу!

— Хм… а сколько же плыть до Вертулии? — заинтересовался папа.

Я прикинул расстояние. Корабль идёт чуть медленнее скакуна, но в Вертулию можно плыть по прямой, не огибая залив.

— Около трёх суток, если ночью прятаться от сгустков тьмы в корпусах и стоять на месте.

— То есть примерно семьдесят часов. А как показывает опыт ваших рыбалок, примерно каждые двадцать часов кто-нибудь из рыбаков получает ранение от дневных морских жителей. То есть к концу путешествия трое из экипажа будут тяжело ранены. Плюс ещё Сгустки Тьмы, неведомые ночные хищники и драконы. И потом вам ещё придётся через трое суток плавания ловить рыбу в незнакомом месте, чтобы свежую привезти, — победно произнёс папа.

Я аж рот открыл от удивления. Выводить закономерности из наших случайных выходов в море, да ещё подсчитывать среднее время на ранение — это было верхом легкомыслия. Я начал протестовать:

— Это потому, что мы были неопытными!

— Как будто вы сейчас опытные. Как ты будешь в открытом море ориентироваться, например?

Я понял, что папу мне не переубедить, и замолчал. После завтрака я придумал предлог и улизнул из дома. Единственной, кого мне не удалось обмануть своими манёврами, была Найва. Она выскочила из пещеры вслед за мной и напрямую спросила:

— К вождю идёшь? Я с тобой.

Я понял, что отпираться бесполезно, и не стал спорить.

Вождь, завидев нас, разразился добродушным бурчанием:

— Каждый раз, когда я вас вижу с таким деловым видом, у меня сердце ёкает. Сразу понимаю, что будут приключения.

Мы немного оробели, поэтому я не сразу собрался с духом. А когда решился открыть рот, то понёс чушь:

— Я хлеба хочу. И каши.

Вождь отреагировал молниеносно:

— Все хотят.

Его приближённые и некоторые из основных специалистов, собравшиеся в пещере вождя для совета, засмеялись. Вообще-то нас всегда учили, что перебивать невежливо. Здесь же вождь меня перебил, когда я ещё даже не начал излагать дело. Я попытался оправдаться:

— Да нет, я не для себя, я для всех…

Хихиканье взрослых превратилась в громкий хохот. Не смеялся один только вождь, он сказал:

— Это похвально.

Похоже, вождями становятся те, кто быстрее всех соображает, что бы сказать такое пообиднее. В этот момент Найва потеряла терпение и зарычала:

— Может, перестанете над ребёнком смеяться? Он, между прочим, хотел предложить поплыть с другими пещерами торговать, менять рыбу на зерно.

От такой речи все взрослые онемели. На этот раз засмеялся вождь:

— Ох, не зря сердце ёкало.

Зал опять разразился хохотом, но это уже был другой смех, дружелюбный.

— А кто поплывёт? — произнёс вождь, но это было, скорее, размышление вслух, а не вопрос. Тем не менее, я ответил:

— Я поплыву.

— И я. Мне нужно Лару родственникам отдать, — на ходу придумала Найва.

— Двоих не отпущу. Мальчишку ещё могу отпустить. Целительница останется здесь. Кстати, а папа твой, наверное, против?

Я вынужден был признаться:

— Против.

— Ну, это не беда. Уговорим.

Уговаривали папу на общем собрании племени. Сначала выступил вождь и сказал, что нам нужны зерно и скот на развод — захватчики съели слишком много скота, кур, например, почти не осталось. Потом выступил Главный Ведун и сказал, что мы с Найвой — явные посланцы Небес, у которых даже баловство приводит к чему-нибудь хорошему, и что если нам в голову надуло такую идею, то Небеса нас защитят. Папа промолчал, сказал только, что спорить с решением племени не будет. Удивительно, но когда начали искать команду для корабля, то добровольцев среди взрослых вызвалось довольно много, даже больше, чем нужно. Серый тоже напросился в поход. Его мама не стала возражать.

К отплытию мама подарила мне новый кожаный плащ и новый свитер — толстый, красивый, тёплый. Я думал, она его папе вязала. Свитер пришелся как нельзя кстати — на море от ноябрьских ветров было уже очень холодно. Серый тоже пришел к отплытию укутанный по-зимнему.

— Засмеёшься — прибью, — прошипел он, — это мама меня так укутала, сказала, иначе не отпустит.

— И правильно сделала, на море все эти тряпки даже осенний ветер продувает насквозь, — утешил Серофана рыбак, который стоял рядом и услышал его слова.

Для путешествия нам подготовили «Верного» — так назвали второй корабль. Он был несколько тяжелее «Упорного», зато прочнее. Мостик между корпусами — изобретение Главного Государственника — на этом корабле сделали намного более прочным, теперь он был не просто лёгким мосточком для перехода из одного корпуса в другой, а полноценным и очень прочным конструктивным элементом. В нём можно было прятаться от головоногов с тем же успехом, что и в основных корпусах. Хоть какая-то польза от Государственника.

В корабль погрузили десять бочек солёной рыбы, две бочки масла для ламп, тридцать самострелов папиного изготовления (они ценились в других пещерах) и кое-что ещё из кузнечных изделий. Я тоже припас несколько своих парусных корабликов на продажу.

Проводить нас пришло почти всё племя, даже дедушка Марикон пришел. Его поддерживали с одной стороны Писо, а с другой — наш Мася. Дедушка что-то долго говорил нашим морякам (мы с Серым не слышали, поскольку находились на корабле — держали паруса по ветру). Моряки в итоге встали на колени и прослезились. Главный Ведун прочитал молитву, и мы могли отчаливать.

Отправились мы ранним утром. Весь день ветер нёс нас по морю с очень хорошей скоростью. Пару раз нас навещали головоноги. Пошарив щупальцами по соломе, они теряли интерес к кораблю и уплывали. Несколько раз из воды, спасаясь от хищников, выпрыгивали рыбы и падали к нам на палубу. Их сразу отправляли на сковородку. Моряки смеялись: «Раньше зубастые рыбы выпрыгивали из воды, чтобы нас съесть, а теперь мы их съедим!»