— Птица не любит этого, — одеваясь, сказал дедушка. — Перышки у нее нежные, да и сама она хрупкая, можно нечаянно повредить…

Ваня сиял. Похвала щеглу была одновременно похвалой и ему, воспитавшему такую смелую птицу. Если ребята захотят, он может при них выпустить Пикуна на улицу, и тот никуда не улетит. Но про Чечу этого сказать нельзя.

— Он у нас третью зиму живет, — спешил Ваня убедить городских ребят, — оттого он такой смелый… У него была подружка Щеголиха, тоже ничего не боялась. Выпущу весной, они на сосне сделают гнездо и деток выведут. Нынче летом Щеголиху, должно быть, ястреб задрал, я поймал Чечу, чтобы Пикуну не скучно было, да они что-то не дружат. Чеча дикарка. Ишь, вон выглядывает, как воришка. Никогда к рукам не подлетит. Поест и опять на свою веточку. Даже Пикуна близко не подпускает, дерется… Ну, лети, Пикун… Сейчас я вас кормить буду… — Ваня подбросил щегла, и тот перелетел на елку.

Ребята быстро вскочили, оделись, и пока умывались по очереди, дедушка затопил плиту. В похолодевшей за ночь избушке сразу стало тепло.

Ваня поставил на подоконник неглубокий фанерный ящичек и насыпал туда конопляное семя. Щегол сразу слетел с елки и принялся клевать, а чечетка все сидела, приглядывалась.

— У-у… бука! — обругал ее Ваня. — Съедят тебя тут! Останешься голодная… тогда узнаешь…

Но чечетка слетела, и птицы наперегонки начали шелушить семена, выбирая ядрышки…

Начавшееся оживление в избушке разбудило еще одного члена Ваниной семьи, — из-под печи появилась утка.

— Вот и Катя наша припожаловала, — сказал дедушка. — Покорми ее, Ваня, да водички в баночку налей…

— Ка-ка-ка… ка-ка-ка… — затараторила утка, словно поняла наказ дедушки.

— Кушать захотела, Катенька? Сейчас я…

Ваня спустился в подполье, достал две капустные кочерыжки и несколько морковок.

— Это Ушкану… Зимой ему, бедному, плохо. Палку осиновую принесу, так он ее всю за ночь изгрызет…

— Да на воле-то всем зверям не шибко сладко живется зимой, — сказал дедушка. — Лоси, вон, осиновые да тальниковые прутики грызут. Хорошо, где стожок сена найдется, — полакомится, пока хозяин не вывезет…

Утка ела по-особенному. Крошки хлеба, которые насыпал ей Ваня возле печки, она не просто глотала, а брала их клювом, опускала в баночку с водой и, размельчив, съедала.

Малыш, наблюдавший за ней, вдруг сказал:

— Теперь все ясно… Когда я проснулся утром, тихо-тихо было, потом слышу, журчит где-то вода, ну вот журчит и журчит, словно ручеек по камешкам бежит. Так я и не понял, что это такое…

— Это Катя так носом чегодит, — пояснил Ваня. — Сухой хлеб ей не нравится.

— Она птица водоплавающая, без воды не может, — дедушка Силан топтался у печки, а утка вертелась у его ног, нисколько не боясь, что ей наступят на лапу или крыло. Ребята сидели на скамейке и наблюдали, как она кормилась. Особенно долго утка задерживала нос в баночке с водой, и тогда Малыш, подталкивая то Колю, то Пашу, говорил:

— Слышите?.. Как ручеек журчит… — и доволен был своим открытием.

Коля заметил, что Катя не поднимает правого крыла и его острый кончик чертит по полу.

— Что у нее с крылом? — спросил он Ваню, когда тот закончил раздачу корма.

Ваня сел рядом и рассказал:

— Наша Катя не домашняя, а дикая утка. Я ее осенью поймал, когда уже на озере лед застыл. Холодно-холодно было, а ветер такой сильный, что и камыши и кусты к земле пригибал. Дедушка истопил печку и сидит удочками зимними занимается, лески проверяет, — по первому-то льду окунь и щука хорошо ловятся, а я в окошко смотрю. И покататься на коньках охота, и холодно. Вдруг вижу: через озеро, к нам, идет уточка — маленькая-маленькая, как чирочек. Ветер как подхватит, перевернет ее, а она оправится и опять шагает к берегу. Я дедушке сказал. А он говорит: «Посмотрим, что с ней будет. Должно, заблудящая какая…» Дошла она до берега и под перевернутую лодку спряталась. Мы с дедушкой вышли, так она даже не побежала от нас. Легкая-легкая была, как перышко. Осмотрели мы ее, а у нее правое крылышко поврежденное. Вот почему она и не улетела с другими утками в теплые края… Сначала дичилась, ничего кушать не хотела, а потом привыкла, теперь даже с рук берет…

— Голод не родная тетушка, — вмешался в разговор дедушка, — холода птица не так боится, ее перья и пух спасают, а вот когда есть нечего — конец… Много всяких птиц-подранков погибает от голода и зверушкам в добычу достается…

Несколько мгновений ребята молчали, любуясь веселой Катей, чистившей перышки и брызгавшей на себя воду. Видно было, что она не прочь была бы искупаться.

— И мы бы замерзли, — сказал вдруг Малыш. — Пошли бы дальше, съели все, что у нас было, и замерзли…

— А зачем вам дальше идти? — уставился на него Ванюша. — Вам только ночь трудно было перетерпеть, а утром по своей лыжне куда хочешь… Это в буран лыжню снегом заносит… не видно…

— Я это еще вчера говорил, — напомнил Коля и, помолчав, добавил: — Вообще, нам пора собираться… Пока дойдем…

Ни Паша, ни Малыш не отозвались. Им очень не хотелось так поспешно покидать гостеприимных дедушку и внука. Для них тетя Маша была чужим человеком, и они совсем не торопились в Зеленый Клин. Может, там ничего интересного они не увидят, а здесь… и дедушка и Ванюша были людьми особенными, и хотелось еще пожить с ними. Молчание друзей Коле было понятно; предлагая собираться в путь, он сам не был готов к этому.

— Нам нельзя засиживаться, — сказал он. — Людей стеснять…

Ванюша, следивший за этими немногословными переговорами, вдруг вскочил:

— Чем же это вы нас стесняете?

Дедушка слышал все это и, повернувшись к ребятам, сказал:

— Живите хоть неделю, нам веселей будет… Вот сейчас попьем чайку, и занимайтесь чем хотите. Сегодня не так морозно, можете в лес сходить с Ваней…

— Нам дневник писать надо, — сказал Коля. — Мы дали себе слово записывать все, что увидим или услышим. А то пройдут каникулы, и мы явимся в школу с пустыми руками…

— Ну вот и хорошо… Садитесь-ка за стол…

Не говоря друг другу ни слова, ребята были довольны, что все повернулось так, как им хотелось…

После утреннего чая дедушка Силан сказал внуку:

— Наши гости не виноваты, что нарушили стожок, они хотели спастись от холода. Придется тебе сходить и подобрать сено, а то снегом заметет… Может, добрый человек найдется, купит, а нам это не в убыток…

— Мы нарушили, мы и поправим, — поднялся Коля, поглядывая на товарищей. — Санки возьмем, дрова оттуда привезем, что наготовили на ночь…

Дедушка не советовал брать санки:

— В лесу снег глубокий, убродно, намучаетесь только. Дров у нас наготовлено на всю зиму…

Но ребята стояли на своем — в городе они привыкли ценить всякую палочку, которая может пойти на топливо, а тут — столько наготовили и бросать…

— Как хотите, — сказал дедушка. — Я тоже сейчас пойду на кордон, к лесничему, газет новых принесу, а то мы живем, как на острове…

Ребята быстро оделись и дружно высыпали в сени.

— Кудряш! — позвал Ванюшка собаку. — Пойдем с нами…

Из угла сеней, из-за пустых бочек, выскочила большая красно-бурая собака и подошла к ребятам. Вся спина ее была покрыта инеем и казалась седой. Пока ребята надевали лыжи, она обнюхала всех, и только Малыш отшатнулся, когда она подошла к нему.

— Не бойся, это Кудряш хочет познакомиться с тобой, — сказал Ваня. — Он всегда так. Вот весной охотники приезжают, он сначала обнюхает их, а потом встретит, полает маленько и хвостом завиляет — узнал, значит…

Кудряш выскочил из сеней, обежал вокруг избушки и, когда вышли ребята, первым бросился в лес по проложенной ребятами лыжне.

— Это наш спаситель, — провожая взглядом Кудряша, сказал Коля. — Если бы он не залаял, намерзлись бы за ночь у стожка…

Ваня не мог удержаться, чтобы не похвалить своего друга:

— А залаял он потому, что волк завыл. Дедушка сказывал, Кудряш одного волка сам задавил, когда был помоложе…