На римском балконе при свете заходящего солнца девушка ставит подсолнухи в терракотовую вазу. Она замечает оператора с камерой, хмурится, надувает губы, встряхивает волосами и исчезает. Аи раскачивает чайный пакетик, вынимая его из кипятка и опуская обратно.
– Честное слово, они, кажется, были бы счастливее, если бы я окончила двухгодичные курсы визажистов в каком-нибудь женском колледже, вышла замуж за дантиста и произвела на свет выводок младенцев. Музыка. Ты питаешься ею, но и она питается тобой.
– И все же. По сравнению с семейством Миякэ твоя семья – просто фон Триппы из «Звуков музыки»[128].
Аи раскачивает пакетик.
– Фон Траппы. Капкан.
У нашего столика из ниоткуда появляется малышка лет пяти и смотрит на Аи.
– Откуда малыши попадают в мамины животики?
– Их приносят аисты,– говорит Аи.
– Похоже, малышка сомневается.
– А где аисты их берут?
– В Париже,– отвечаю я и получаю улыбку Аи.
На лестнице появляется отец девочки с подносом еды в ярких обертках, и она убегает. Судя по всему, он хороший отец.
Аи смотрит на меня. Я представляю, каким ее лицо будет в глубокой старости и каким оно было, когда она была совсем маленькой девочкой. Я никогда никому не смотрел в глаза так долго с тех пор, как мы с Андзю играли в гляделки. Будь это в кино, а не в «Макдональдсе», мы бы поцеловались. А может, то, что не поцеловались, сближает нас еще больше. Преданность, печаль, хорошие новости, плохие дни.
– Хорошо,– наконец произношу я, и Аи не спрашивает: «Хорошо что?»
Она ногтем стирает защитный слой с карточки «Мак-Териакибургера».
– Смотри. Я выиграла коробку с детским обедом и заводной индюшкой. Наверняка это добрый знак. Ты разрешишь купить тебе новую бейсболку?
– Эту мне подарила Андзю,– отвечаю я, прежде чем успеваю передумать.
Аи хмурится.
– Кто это?
– Моя сестра-двойняшка.
– Аи хмурится еще больше.
– Ты говорил, что был единственным ребенком.
– Отступать поздно.
– Я солгал. Только один раз. И хочу это исправить. У меня еще целая куча вещей, чтобы тебе рассказать: я встретился с дедом – спасибо объявлению, дать которое ты мне посоветовала,– а потом приходили моя мачеха и сводная сестра. Это, правда, было больше похоже на засаду, чем на встречу. А еще я решил, что пытаться найти того, кто явно не хочет меня видеть, даже если это мой отец, значит получить одни разочарования, поэтому я бросил это… В чем дело?
Аи кипит от гнева:
– Это так похоже на тебя, Миякэ!
– Я пытаюсь понять.
– Что похоже?
Аи стучит себе по лбу костяшками пальцев.
– Ладно, ладно. Начни с сестры-двойняшки. А потом про мачеху. Давай.
…Около полудня я плыву в «Падающую звезду», лучась радостью, как световая волна. Сегодня у Аи занятия до самого вечера, но она зайдет ко мне в капсулу завтра… Среда – приходится остановиться, чтобы вспомнить, какой сегодня день недели. Я думаю об Аи девяносто девять раз в час. Было смешно, когда мы прощались в Синдзюку,– мы безнадежно заблудились, потому что я шел за ней, а она – за мной. Сегодня прогулка от станции Кита-Сэндзю доставляет мне удовольствие. Кусты, осенние деревья, чмокающие леденцами дети в колясках – сегодня они скрашивают это уродливое болото под названием Токио.
– Доброе утро, Эйдзи-кун,– весело говорит Матико.– От тебя несет сыром.
Она смотрит фильм Бита Такэси[129], снятый на Окинаве.
– Хороший режиссер, но только нужно быть очень классным актером, чтобы играть плохие роли.
Матико показывает мне отпускные фотографии и дарит одну, которая мне понравилась: апельсиновая роща на склоне укутанного туманом холма. Мы разговариваем о «Нероне». Матико умеет заставить меня почувствовать себя интересным – я чуть не рассказываю ей про Аи, но не хочу показаться сентиментальным, и, кроме того, рассказывать пока особенно не о чем, поэтому я залезаю к себе в капсулу.
– Эйдзи-кан! Я забыла вам отдать! Сегодня утром принесли.
Я спускаюсь взять пакет – маленький пухлый конверт, меньше просто не бывает. Адресат – господин Фудзин Ёда – кто это? – проживает в Хакодатэ на Хоккайдо. На лицевой стороне конверта штамп: «АДРЕСАТ НЕИЗВЕСТЕН». На обороте в графе «ОТПРАВИТЕЛЬ» на приклеенном ярлычке написаны мое имя и адрес.
– Что-то не так? – спрашивает Матико.
Я оставляю свои догадки при себе и отвечаю:
– Ничего.
И все же что-то не так – я его не отправлял. Когда я поднимаюсь наверх, изодранное кухонное полотенце вытесняет из головы таинственный пакет – Кошка, очевидно, рассердилась, что ей пришлось провести ночь в одиночестве. Я надеюсь, она перестанет рвать все подряд, прежде чем доберется до моих рубашек. Я иду под душ, подбираю с пола клочья и наигрываю на гитаре «All You Need Is Love» в версии Хаулин-Вулфа. Я должен бы падать от усталости, но сна ни в одном глазу. Вспоминаю про пакет. Вскрываю. Внутри лежит лазерный диск, завернутый в письмо. Я выковыриваю в стакан немного льда из контейнера и наливаю воды. Люблю постукивание тающих кубиков льда.
Токио, 1 октября
Меня зовут Кодзуэ Ямая. Каким бы неправдоподобным или жестоким ни показался вам мой рассказ о последних девяти годах моей жизни, я прошу вас дочитать его до конца. Вы держите в руках мое завещание. Я прошу вас стать моим законным душеприказчиком.
Заканчивать просто, но любое начало – это конец чего-то другого, что началось еще раньше. Я решила начать с одного вечера в сезон дождей, девять лет назад. В те дни меня звали Макино Матани. Это была домохозяйка с двухлетним сыном, ее муж был владельцем компании, которая занималась финансовыми операциями. Она сама недавно закончила коммерческий факультет в престижном женском колледже в Кобэ. На Новый год она обменивалась поздравительными открытками с подругами по колледжу, которые были замужем за дантистами, судьями и государственными служащими. Обычная жизнь. Я отчетливо помню ее последние мгновения: мой сын играл в пластмассовую железную дорогу, а я возилась в душевой – смывала разросшуюся за сезон дождей плесень. Слышно было, как по телевизору идут экстренные выпуски новостей о наводнениях и оползнях на западе Японии.
Раздался звонок. Я приоткрыла дверь, и тут же на нее с разбега навалились трое мужчин и порвали цепочку, которой муж приучил меня пользоваться. Они потребовали сказать, где он прячется. Я потребовала сказать, кто они такие. Один из них сильно ударил меня по лицу – так, что выбил зуб.
– Мы исполнители по делу твоего мужа,– прорычал он,– и вопросы задаем мы!
Двое обыскивали дом, а третий смотрел, как я пытаюсь успокоить рыдающего сына. Он угрожал покалечить ребенка, если я не скажу, где мой муж. Я позвонила мужу на работу – мне ответили, что утром он звонил и сказался больным. Я позвонила на мобильный – номер отключен. Я позвонила на пейджер – тишина. Я была уже на грани истерики – головорез, что следил за мной, плеснул мне в стакан виски моего мужа, но я не смогла его проглотить. Мой сын смотрел на все это большими испуганными глазами. Двое других вернулись с коробкой личных вещей моего мужа и моими драгоценностями. Дальше стало совсем плохо. Мне рассказали, что мой муж задолжал больше пятидесяти миллионов иен одной кредитной организации, за которой стояла Якудза. В нашем страховом полисе было указано, что в случае его самоубийства все выплаты получит эта организация. В случае неуплаты долга наш дом со всем, что в нем было, становился ее собственностью.
– А это,– сказал самый жестокий из трех,– включает и вас.
Моего сына увели в другую комнату. Мне сказали, что я несу ответственность за долги своего мужа, избили и изнасиловали, сфотографировав это, чтобы «гарантировать повиновение». Я молча терпела эту пытку ради сына. Если бы я отказалась подчиняться, они бы разослали эти фотографии по всем адресам из моей записной книжки.