Одним из самых спекулятивных вопросов, связанных с советским анекдотом, является вопрос об авторстве. Вопрос этот, думается, должен быть наполнен новым содержанием. Фольклорные тексты не имеют авторской привязки – вариативность текста анекдота, о которой писалось выше, объясняется тем, что каждый носитель устной традиции по существу является соавтором, привнося в текст элемент своего творчества в момент каждого воспроизведения.

Безусловно, традиция сама склонна приписывать авторство анекдотов конкретным историческим персонажам. Было бы слишком вольным допущением утверждать, что анекдоты целенаправленно и, главное, успешно создавались какой-то из сторон – участниц политической полемики данного периода. При этом прекрасно известно, что среди лидеров и участников т.наз. «троцкистской оппозиции» встречались люди яркие, образованные, с прекрасными ораторскими качествами, склонные к остроумным и парадоксальным суждениям, нередко становившимся крылатыми выражениями. К числу выделяемых современниками характеристик самого Троцкого чувство юмора не относится, но за его последователем К.Б. Радеком (Собельсоном) закрепилась слава великого остроумца и автора множества анекдотов. Согласно воспоминаниям современников, Радек действительно много и остро шутил, регулярно использовал анекдоты в качестве иллюстраций к своим суждениям108 – это, кстати, нашло отражение и в более чем лояльной прессе второй половины тридцатых годов, не склонной лишний раз вспоминать о таком явлении, как «политический анекдот»:

Отчасти подтверждаются воспоминаниями и слухи о причастности Радека к сочинению анекдотов; на деле же анекдотическая традиция XX века приписывает авторство множества анекдотов Радеку так же, как, например, фольклорная традиция Азии приписывала ряд сюжетов Ходже Насреддину, – это нормальный процесс циклизации отдельных сюжетов анекдотов вокруг фигуры рассказчика или главного действующего лица. Это не значит, что в действительности Радек был автором приписываемых ему острот [АМ 2010: 122 – 124]. Характерно, что, несмотря на наличие в ВКП(б) своего «штатного» – вполне лояльного – остроумца Д. Мануильского, видного коминтерновца, известного своими розыгрышами и острыми шутками, ценимыми даже политическими оппонентами, – приписываемые ему тексты в устную традицию не попали, оставшись принадлежностью узких партийных кругов и эпизодических упоминаний мемуаристов110. Исключением может быть только один текст – в воспоминаниях Григория Захаровича Беседовского, сотрудника советского полпредства, попросившего в 1929 году политического убежища во Франции, мы видим строки о любви Ленина к анекдотам Мануильского, в том числе про самого Ленина (см. текст № 1778A), однако доказать реальность данного утверждения об авторстве практически невозможно.

В использованных источниках есть ряд текстов, авторство которых можно с большей или меньшей степенью достоверности приписать автору источника, в которых они были зафиксированы, однако устную природу этих текстов нам не удалось подтвердить независимыми фиксациями ни в одном из случаев. По этой причине кажется осмысленным, отказавшись от вопроса об авторстве конкретных сюжетов, строить предположения о среде их зарождения.

Определенная социальная группа является носителем определенной части общего сюжетного фонда анекдотов. Как показывает исследование, проведенное нами совместно с А. Архиповой на материале «антисталинских» анекдотов, сюжетный фонд текстов, фиксируемых в дневниках, доносах, сводках НКВД, во многих случаях разнится со сводом сюжетов, попавших в крупные сборники, составленные преимущественно образованными людьми и легшие в основу большинства современных исследований про советский анекдот. Существовала традиция более демократическая, носителями которой были преимущественно слабообразованные слои населения, и она, пересекаясь с традицией, носителем которой являлась, к примеру, городская интеллигенция, совпадала с ней лишь отчасти [АМ 2010: 28].

Безусловно, проблема определения среды зарождения и распространения анекдота в первую очередь может быть решена за счет информации, обрамляющей записи анекдотов в конкретных источниках. Наиболее продуктивна в этом смысле работа с информационно-аналитическими сводками о настроениях населения и судебными делами, в которых в большинстве случаев фиксаций анекдотов содержится информация о рассказчиках – их социальная принадлежность, уровень образования, возраст, национальность и партийность. Часто информация о среде распространения анекдота содержится в дневниках и воспоминаниях современников, а также в записях анекдотов, сделанных профессиональными собирателями фольклора. Однако при работе над Указателем было выявлено всего несколько десятков текстов с более или менее полной информацией о рассказчиках и несколько сотен текстов, сведения о фиксаторах которых легко вычленяемы из текста источника. Работа с информацией о социальном статусе лица, зафиксировавшего анекдот, сразу продемонстрировала специфику, могущую стать затруднением при попытке статистической обработки данных. Многие люди, фиксировавшие анекдоты на территории СССР, имели высшее образование и относились к категории работников умственного труда. То есть, для примера, 147 текстов из собрания академика С.А. Ефремова, фиксировавшего в дневниках анекдоты, услышанные им на улице, на рынке и пр., могут быть отнесены к группе анекдотов, популярных в интеллигентских слоях, – по той причине, что Ефремов зафиксировал только текст, а не обстоятельства, при которых с ним ознакомился. Полученной информации не хватило для статистической обработки данных в масштабах всего собрания, в большей части представленного текстами из сборников. На имеющемся материале проблема среды зарождения и распространения анекдота может быть решена только в ряде конкретных случаев. Некоторые сюжеты могут быть предположительно отнесены к частям сюжетного фонда эпохи, популярной у той или иной социальной группы по внутритекстовым особенностям. При работе с источниками, содержащими не только записи анекдотов, но и информацию об их рассказчиках, становится заметной следующая жанровая закономерность – чем больше заимствует конкретный анекдотический сюжет из традиционного фольклора и чем больше в нем религиозных коннотаций, тем шире круг его рассказчиков. Так, многие анекдоты, зафиксированные людьми интеллектуального труда, восходят к литературным анекдотам о Петре Великом или строятся на нетривиальной игре слов и цитат, а сюжеты, зафиксированные ГПУ в рабочей и крестьянской среде, часто можно найти в каталоге международных сказочных сюжетов Аарне-Томпсона-Утера (ATU) [АМ 2010: 28].

Работа над решением вопроса о социальной среде распространения анекдотов на имеющихся источниках не очень продуктивна, серьезных подвижек в деле решения этого вопроса следует ожидать лишь в случае введения в научный оборот больших массивов материалов, имеющих отношение к системе контроля политической благонадежности граждан СССР, в данный момент преимущественно находящихся на ведомственном хранении. Структура документов из этого вида источников в обязательном порядке предполагает наличие определенной информации о рассказчиках анекдотов, гипотетически достаточной для статистической обработки.