— Клайв, ты самый добрый человек на свете! — сказала Элисон.

— Шепни об этом твоей маме, — попросил он. Они рассмеялись.

В отдалении на садовой дорожке показался Гвин. Он шел с огорода. Увидев их возле водоема, остановился, потом повернул обратно.

— Который час? — спросила Элисон.

Клайв вздернул руку с часами.

— Ого, двадцать минут пятого. Как летит время! Пойду поговорю с Нэнси перед чаем. Может, узнаю что-то насчет таинственной двери.

— Я останусь тут, — сказала Элисон, продолжая шевелить пальцами в воде.

— Конечно, старушка. Тебе лучше поменьше с ней общаться. Никогда не знаешь, чего ждать от этой дамы.

Клайв ушел. Элисон продолжала сидеть у водоема, глядя на свое отражение. Она пыталась понять: то, что видит сейчас, — это то самое, что видела тогда из окна своей комнаты, или… Чем дольше она смотрела на воду, тем труднее было — она чувствовала — отвести глаза, посмотреть в сторону. Она не смела посмотреть вбок, вверх — потому что ощущала на себе чей-то взгляд. Пристальный взгляд.

Что это? Ее отражение исчезло… Что-то произошло… Кто это? Что там?.. Грабли! Почему грабли?!

Она повернулась всем телом. Неподалеку стоял Гув Полубекон, он опирался на грабли и пристально смотрел на нее.

Элисон попыталась ответить ему таким же пристальным взглядом, но не выдержала и отвела глаза, сделав вид, что думает о чем-то совсем другом.

Она отвела глаза и встретила взгляд почти таких же, как у Гува, голубых глаз. Густо-голубых глаз. Это были глаза Гвина. Он смотрел на нее из окна столовой, но без того спокойствия, какое она видела в его взгляде, когда он сидел так же, как она сейчас, у водоема, несколько дней назад.

Гув все еще стоял на том же месте. Элисон почувствовала себя зажатой между их взглядами, как между клешнями щипцов.

Перестаньте же глазеть на меня…

Если она сейчас поднимется и пойдет, ей надо будет пройти мимо Гува и потом в парадную дверь или прямо к окну столовой, и тогда она сможет войти в дом через черный ход…

Она взъерошила волосы. С дороги послышался треск мотоцикла, постепенно замирающий в воздухе. Элисон сморщила нос — до нее дошли выхлопные газы.

Гув и Гвин все еще смотрели на нее, но вмешательство постороннего звука ослабило действие их взглядов. Ей уже легче было выйти из-под их власти.

— …Эли! Эли! — услышала она крик. — Что же ты не сказала мне? Где ты это увидела?.. — Роджер выскочил из двери, ведущей в переднюю, и мчался к ней со всех ног. В руке у него были еще влажные снимки. — Скорей! Смотри! Что это?.. — продолжал кричать Роджер.

Он протягивал ей один из снимков.

— А, это, — сказала Элисон. — У меня оставался один кадр, и я решила щелкнуть вершину горы с того места, где мы остановились с мамой. Вспомнила, ты много говорил о елях и еще о чем-то, ну и сняла. Просто наставила и щелкнула. Даже не проверяла выдержку… Чтобы доснять пленку.

— Но ты видишь? Что это?.. Вот… Между елками… Смотри сюда… Слева.

— Из-за этого ты поднял такой крик? — спросила Элисон. — Это же просто Гвин…

Да, нелегкая у него была задачка, у этого Джифса, когда он кинул свое копье!..

Стоя на самой вершине, между елями, Гвин нашел глазами Камень Гронва, который оттуда, откуда он смотрел, мало отличался от других обломков скалы. Увидел он сверху и Элисон и подумал, что вскоре они встретятся на огороде, как условились.

Но она не пришла…

Потом он видел, как она сидела возле водоема, смеялась и болтала со своим отчимом. Так же смеялась она тогда на горе, возле Вороньего Камня. Гвин сжимал в кармане коробочку, ее подарок, «кельтский сувенир». Он видел контуры Камня на фоне белесого неба, ему хотелось сдавить коробку так, чтобы та сломалась, превратилась в труху, в пыль. Он подумал: хорошо бы сейчас пройти по их дорожке, подойти к их водоему и кинуть туда обломки этой коробки…

Гвин пошел на кухню.

— Где ты был?

— В одном месте.

— Очень мило с твоей стороны! Я тут кручусь, и никто не поможет. В другой раз…

— Ладно тебе! — сказал Гвин. — Не строй из себя несчастную овечку, которую злые люди собираются заколоть.

— Очень хорошо, — проворчала мать. — Этому вас учат в школе по грамматике? Или по литературе?

— По физике, — ответил Гвин.

— Отвези им чайный столик, умница, — сказала Нэнси.

Гвин толкал столик на колесах через полутемную столовую. Из ее окна сидевшие у водоема Элисон и отчим выглядели как на сцене. Гвин стоял и смотрел, а когда Клайв ушел, подошел вплотную к окну.

…Ну же, посмотри на меня, девочка… Посмотри… Ну же… Сюда… Смотри…

Элисон изучала свое отражение в воде. С каждой минутой ее все больше поглощало это занятие. Гвин поднял руку, хотел постучать по оконной раме, но раздумал.

Лучше не надо… А то ее мамочка увидит… Ничего… Посмотрим еще… Поглядим, чья возьмет…

Элисон оторвала взгляд от воды, начала озираться по сторонам. Собственное отражение перестало ее интересовать.

Ну что ж, ладно, девочка… Ты что-то почувствовала?.. Поняла?..

Когда Гвин вернулся на кухню, матери там не было. Он слышал ее шаги наверху, в комнатах, где они жили… Туда-сюда… Туда-сюда… Да что она, в самом деле?.. Туда-сюда… Потом какой-то стук… И снова — туда-сюда… туда-сюда… Сейчас она ходит по его комнате.

Гвин бросился наверх.

Старый кожаный чемодан стоял на кровати. Мать вытаскивала одежду из шкафа и ящиков комода. Свою и Гвина.

— Иди сюда, — сказала Нэнси. — Раздели со мной эти хлопоты, парень.

— Что ты делаешь? — спросил Гвин. — Зачем?

— Убираюсь отсюда. Я уже ему сказала! Только что…

— Мы уезжаем?

— Через сорок восемь часов. Считая с завтрашнего дня. И не хочу от них никаких рекомендаций, никаких «спасибо» или наоборот. Просто ухожу. Так я и заявила ему. Гудбай.

— Через два дня? — сказал Гвин. — Так быстро? Мам, не надо. Пожалуйста.

— Что, он уже начал действовать через тебя? Интересно, когда успел перетащить моего сына на свою сторону? Чего он сказал тебе?

— Ничего, мама. Я даже не знал…

— Никто никогда не видел и не знает, что я сделала с тем ключом, — продолжала Нэнси. — Никто… А ты хорош! Успокаиваешь меня, а сам бежишь к ним и болтаешь все, что взбредет в башку!

— О чем ты, мама? Какой ключ?

— После всего, что я для тебя сделала… Стелешься перед ними! Воображаешь, ты один из них? Можешь позволить себе то же, что и они, так?.. Ладно, парень, хорошо… Посмотрим, где ты будешь через месяц. С твоими глупостями все кончено, так и знай!

— Я вернусь, когда ты начнешь по-человечески разговаривать, — сказал Гвин.

Он вышел и тихо закрыл за собой дверь. Спустился вниз, сел на самой нижней ступеньке, обхватив руками голову и не зная, что делать дальше. В отдалении слышались какие-то шаги, голоса, какие-то шорохи, и потом, не отнимая от лица влажных пальцев, Гвин увидел — или ему показалось, — как перед ним остановилась пара ботинок, а может, туфель; они обошли его с обеих сторон, половицы слегка скрипели под ними… И потом он опять был один, со своими мыслями, и никто так и не назвал его по имени…

У себя в комнате Роджер сказал, закрывая дверь:

— Я и не знал, что он умеет плакать. Даже противно немного.

Он положил фотоснимки на свою кровать.

— Ты никогда не плакал? — спросила Элисон.

Роджер натянул нейлоновую бечевку в углу комнаты, начал развешивать фотографии.

— Не плакал? — повторила Элисон.

— Не задавай дурацких вопросов, — сказал Роджер.

— Ты не ответил.

— Может быть, плакал. Много лет назад. Только не у всех на глазах.

— А когда твоя мать ушла от вас?

— Заткнись!

— Не груби.

— Ты по крайней мере еще не видела, как я плачу, — сказал Роджер.

— Я только спросила.

— А я только ответил. Заткнись!

— Не знаю, что ты так переживаешь из-за своих родителей, — сказала Элисон. — По-моему, вы только выиграли.