— Правда? Как интересно. А где сейчас графиня?

— Вчера вечером она переехала сюда.

— Сюда?

— Да. «Риц-Карлтон» для нее слишком дорог.

— Ага! Графиня — та красотка, с которой вы выпивали в «Рице». Парням она запала в сердце. Они сказали, что вы даже не заплатили по счету.

— Не заплатил.

— Графиня чем-то досадила вам?

— Есть немного.

Флинн внимательно разглядывал донышко пустой чашки.

— Кажется, сегодня мы лучше узнали друг друга.

Флетч промолчал. Его бокал тоже опустел.

— Пожалуй, мне пора домой, к жене и детям.

Дождь все еще барабанил по окнам.

— Как продвигается дело об убийстве члена Городского совета? — спросил Флетч в прихожей.

— Совсем не продвигается. Застыло на месте. Трудно предполагать, что кто-то добровольно сознается в совершении такого убийства, не так ли?

— Благодарю за виски, инспектор.

Они вышли из квартиры. Флетч нажал кнопку вызова лифта.

— Снимите меня с крючка, Френк.

— Я вас понимаю. Вы хотите слетать в Техас, освободиться от женского эскорта.

Войдя в кабину лифта, Флинн обернулся.

— Вы — лучший из всех подозреваемых, какие у меня были, Флетчер. Только вам удается так долго балансировать на кончике иглы. Но вы избавили бы меня от многих хлопот, сознавшись в убийстве.

Выпитое виски разморило Флетча. Он попрощался с миссис Сэйер, поел приготовленное ею жаркое, около шести вечера завалился спать.

Шесть часов в Бостоне соответствовали полночи в Риме.

Кто-то покусывал его за ухо.

Прохладное тело прижалось к нему. Набухший сосок терся о предплечье.

Тело пополнее, чем у Анджелы. Немного.

Нога поглаживала его ноги. Вперед-назад, вперед-назад.

— Сильвия!

Даже в темной комнате он увидел разметавшиеся по подушке волосы его будущей приемной тещи.

— О Господи, Сильвия!

— Слишком поздно, дорогой, — она подсунула под него свое правое бедро. — Как писано в Библии: «Они познали друг друга в его сне».

— Это же инцест!

— И что из этого, дорогой?

Теперь она полностью лежала под ним, ее бедра выписывали восьмерку.

Груди вдавливались в ребра.

— О Боже!

Действительно, было слишком поздно.

И оставалась единственная возможность избежать перелома одной из частей его тела.

— Это не инцест, дорогой.

Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.

— Вы что-нибудь поели? — спросил он.

— Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.

— Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.

— Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.

— Пошел прогуляться.

— Я знаю. Сукин сын, — она села. — Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы — сукин сын! То же самое и с картинами — вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.

Флетч положил руку ей на спину.

— Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?

— Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.

— Я спал.

Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.

— О, Флетч! Вы мне поможете?

— Помогу?

— Вы должны мне помочь.

— Должен?

— Менти умер. Я — вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!

— Да.

— У меня ничего нет, Флетч.

— Ну, что-то вы по наследству получите.

— Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.

— Она — ди Грасси, Сильвия.

— Она? Я — графиня ди Грасси.

— Я знаю.

— Я вышла замуж за Менти.

— И его картины.

— Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».

— Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет — лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.

Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.

— Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?

— Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.

Она легонько шлепнула его по груди.

— Вы лжете. Всегда вы мне лжете.

— В данном случае, нет.

— Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.

— Я еще не начал. Меня отвлекали.

— Отвлекали! Вы нашли картины, — он чувствовал боком ее жаркое дыхание. — Где они?

Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.

Он промолчал.

Сильвия положила на него ногу.

— Где картины? А, Флетч?

— Вы умело ведете переговоры, Сильвия.

— Вы мне поможете, Флетч. Правда?

— Сначала помогите мне.

— Америка! — вскричал Флетч.

Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.

Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.

«ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. — ЭНДИ».

— Дерьмо, — процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. — О Боже. Что же это я делаю?

— Продолжим, Флетч, — отозвалась с кровати Сильвия.

— Хорошо, — выдохнул Флетч.

Второй звонок уже ничего не прервал.

— Слушаю.

— Ты пьян? — Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.

— Нет.

— Ты спал?

— Нет.

— Чем это ты там занимаешься?

— Не твое дело.

— Все понял. Но ты уже кончаешь?

— Остынь, Джек.

— Подожди, Флетч. Я в запарке.

— Я тоже.

— Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.

— Нет.

— Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.

— И что?

— Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего — грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.

— Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.

— Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?

— Надо предвидеть любые неожиданности.

— Ты сможешь приехать?

— Чтобы готовить статьи в номер?

— Да.

— Ты спятил.

— Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.

— Сколько сейчас времени?

— Без десяти девять.

— Когда ты освобождаешься?

— Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.

— Джек, меня подозревают в убийстве.

— Тебя — да, но не Ральфа Локе.

— Я не знаю города.

— Зато умеешь складывать слова.

— Я уже забыл, как это делается.

— Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.

В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.

— Ну, хорошо. Мерзавец.

— Френк?

— Кто вам нужен, — сонный детский голос. Половина третьего ночи.

— Инспектор Флинн.

Трубка легла на дерево.

— Папа! — донеслось издалека.

После долгой паузы послышался голос Флинна.

— И кто бы это мог быть?

— И. Эм. Флетчер.

— Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?

— Я в «Стар», Френк.

— И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?

— Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.