На сей раз рогатые отростки на спине Спанки отчетливо проступали сквозь шелковую ткань его синего пиджака, нацелившись своими заостренными концами в сторону затылка. Явно застигнутый в самый разгар жуткой похоти, он медленно повернул голову и глянул на меня красными, незрячими глазами. Из его рта, сведенного надменной ухмылкой, исторгались потоки слюны. Несмотря на внешнее сходство с человеком, даэмон уже не казался мне обычным смертным, ибо в нем, в сущности, не осталось ничего человеческого.

— Мартин...

Сейчас его голос скорее походил на какие-то утробные звуки, нечто среднее между человеческой речью и свиным хрюканьем. Не глядя на мертвую девушку, он выпустил ее из рук.

— Ты застал меня, что называется, на месте преступления. Да, я только что сожрал ее душу. Впрочем, особо там поживиться было нечем. Но если бы я знал о твоем приходе, то обязательно и тебе оставил бы кусочек.

— Но ты ведь знал, что я приду.

Он повернулся ко мне и взмахнул сочащимися кровью руками над все еще возбужденным членом. Со странным чувством разочарования я заметил, что его орган несколько уступал по размерам моему.

— По правде говоря, Мартин, я и в самом деле смутно предчувствовал твой приход.

— И посчитал бы себя чуть ли не оплеванным, если бы этого не случилось, не так ли? — проговорил я, одновременно поглядывая по сторонам в поисках выхода из переулка. — Ты же сам дал ясно понять, что мое присутствие сегодня необходимо более, чем когда-либо. С чего бы это, ты не скажешь?

— Мартин, я что-то совершенно не понимаю твоего изменившегося тона.

Пожалуй, еще никогда Спанки не был настолько опасен, как в эти минуты. Натянув штаны и застегнув ремень, он перешагнул через труп своей жертвы и, все так же потирая руки, медленно двинулся в мою сторону.

— Кстати, Спанки, ты помнишь, с какой неохотой я рассказывал тебе о своем брате? Просто мне не хотелось, чтобы ты догадался о моих чувствах к Джои, а потому я и носил память о нем в тайниках своего сердца. Потому-то Джои никогда не уходил слишком далеко от меня — я специально держал его рядом с собой, чтобы это воспоминание как бы обжигало меня. А кто сидит у тебя внутри? Кто тот молодой человек, который пригласил даэмона пожить в недрах своего тела?

— Мартин, моя бывшая личность в данный момент не представляет никакого интереса. С ней давно покончено. Завтра в полночь тело Уильяма Бомона окончательно умрет.

— И ты полагаешь, что обеспечил ему по-настоящему прекрасную жизнь?

— До встречи со мной он знал лишь каждодневную рутину беспросветной жизни. Разве кто-то упустил бы подобный повторный шанс? Я дал ему жизнь и молодость — как дам их также и тебе.

— Мне они не нужны.

— У тебя нет иного выбора.

Теперь нас разделяло менее трех футов, и я даже ощущал на себе горячее зловоние его едва сдерживаемого дыхания.

— Бомон позволил тебе разрушить его личность?

— Ну, некоторое время он все же посопротивлялся, однако продолжалось это недолго. Другие до него тоже пытались — такова уж человеческая натура.

— А все-таки мне кажется, что ты боишься, и выдает тебя твоя же манера то и дело посматривать на часы. Если ты так и не доберешься до меня или не сможешь найти себе другого хозяина, то в итоге окажешься в оболочке, которая с каждой секундой будет все больше гнить и разлагаться. И тогда случится поистине немыслимое: живая душа даэмона окажется заперта внутри человеческого трупа.

Из горла Спанки вырвался протяжный рев, он шагнул вперед, едва сдерживаясь, чтобы не причинить мне какой-нибудь вред. Впрочем, на это он никогда бы не отважился, ибо я оставался его единственной надеждой на выживание.

— А скажи, Спанки, что случится завтра ночью в одну минуту первого? Ведь ты же не можешь просто так взять и вознестись к Небесам, правильно? Ты сам избрал путь смертного, а потому тебе предстоит либо продолжать следовать по нему, либо умереть.

Молчание. Я заметил, что он всегда молчал, когда я оказывался прав.

— Прежде чем умру я, погибнет масса невинных людей — если, конечно, ты добровольно не согласишься обменять свою жизнь на их жизни.

Уж в этом-то я ничуть не сомневался, однако в данный момент мне необходимо было заставить его раскрыть как можно больше своих карт. Мне требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать.

— Я всегда полагал, что за крупномасштабными проявлениями жестокости таится страстная мольба о помощи. Ты действительно ни во что не ставишь человеческую жизнь, и поэтому именно ты, а не я войдешь в “Макдональдс” с автоматом в руках, чтобы стать очередным “героем”. И не слишком ли много усилий ты употребляешь всего лишь ради того, чтобы расшевелить мою совесть? Ты мог бы заново проделать со мной свои фокусы с галлюцинациями, однако пользы от этого все равно не будет. Что касается меня, то ты допустил одну принципиальную ошибку. Впрочем, не переживай, твоей вины в этом нет, ибо предсказать ее было попросту невозможно.

По его лицу пробежала тень, что показалось мне почти человеческой реакцией.

— О чем это ты толкуешь?

— Ты наивно полагал, что, предоставляя мне все то, о чем я мечтал, ты даровал мне свободу. Прекрасная одежда, шикарные апартаменты, сексуальные женщины — в общем, все те прелести жизни, которые можно увидеть по телевизору. Так называемые аксессуары. Я же всего лишь сменил одну ловушку на другую, более роскошно обставленную. Однако, отняв у меня все это, ты сделал меня по-настоящему свободным человеком. Теперь я действительно располагаю реальной силой.

Я повернулся и пошел прочь. У меня не было ни малейших сомнений в том, что он не осмелится причинить мне какой-нибудь вред, и все же я испытывал громадное напряжение, контролируя каждый свой шаг.

Что и говорить, я никак не мог помешать ему творить свои черные дела, и все же это двуногое сверхъестественное существо никоим образом не оправдало моих надежд. Для всего того, что зародилось в глубине человеческой психики, в нем не было ни обаяния, ни волшебства. Впрочем, в данный момент самым главным для меня было не выпускать его из виду, хотя я и так нисколько не сомневался в том, что он тоже не отважится слишком удаляться от меня. Стрелки часов едва миновали полночь — начинался отсчет последних суток земного существования Спанки. Разумеется, о том, чтобы хоть на минуту сомкнуть глаза, теперь не могло быть и речи.

— Мартин, я все равно одержу верх! — прокричал он мне вслед. — И если я умру, вместе со мной умрешь ты.

Выходя на улицу, я чувствовал, как ко мне снова возвращается былой страх, и едва было не позволил ему, как тогда, завладеть мною.

“Интересно, — пронеслось у меня в голове, — какой новый фортель он может выкинуть, чтобы заставить меня в очередной раз испытать то же самое чувство?”

Наступило утро среды, хотя до рассвета было еще далеко. Несмотря на прошедший дождь, на улицах по-прежнему ощущался затхлый запах минувшей ночи, в котором витали ароматы жареного лука, духов и человеческого пота. Это был запах перенаселенного города.

Спанки и я с некоторого расстояния наблюдали друг за другом.

Временами он перехватывал мой взгляд с противоположной стороны улицы и криво ухмылялся, словно намекая на характер сложившейся ситуации. Я же отчаянно пытался соображать, но ни к какому конкретному выводу так и не приходил. Я совершенно не представлял себе, как можно проникнуть в его планы, не обнажив при этом своих собственных мыслей.

Уходя из больницы, я прихватил дешевые наручные часы, лежавшие на соседней тумбочке, — их хозяин пребывал в состоянии комы, так что какое-то время они ему явно не понадобятся. Стрелки показывали четверть четвертого. Никогда еще время не тянулось так медленно, как сейчас.

Мы удалились от основных транспортных артерий города, углубившись в мрачные переулки. Даэмон шагал по противоположному тротуару, неизменно стараясь подстроиться под мой шаг, легонько подпрыгивая на цыпочках и явно выжидая удобного момента.