— Он ушел? Куда?

— Он умер.

Умер?

— Что?

— Он умер в период между тремя часами, когда медсестра из ночной смены приходила к нему, и шестью часами утра.

— Что? — Сэйди моргнула и с трудом сглотнула. — Вчера он чувствовал себя лучше.

— Мне жаль. Вы одна? Есть кто-то, кто мог бы привезти вас сюда сегодня?

— Мой папа умер? В одиночестве?

— Мне жаль. Мы не узнаем причину смерти до результатов вскрытия, но все произошло мирно.

— Мирно. — Лицо Сэйди начало пощипывать. Руки онемели, сердце сжалось, в груди разгорался пожар. — Я… я не знаю, что теперь делать.

Что она будет делать без отца?

— Вы уже отдали распоряжения?

— Насчет чего?

— Приезжайте сюда и поговорите с кем-нибудь в офисе администрации.

— Хорошо. — Сэйди встала. — До свиданья.

Она положила трубку на прикроватный столик и уставилась на нее.

Тук-тук-тук — стучало сердце в груди, голове и ушах. Сэйди взяла сандалии, сумочку и прошла по коридору. Мимо стены с портретами Холлоуэлов. Доктор ошибся. Вчера отец был самим собой. Ворчливым и придирчивым. Нормальным.

Она вышла из главного входа и подошла к машине. Подумала о том, что должна бы позвонить Кларе Энн. Клара Энн заплачет. И Каролина заплачет. Все станут плакать, и новости разнесутся быстрее, чем она доберется до Амарильо. Сэйди хотела попридержать их. Придержать в себе. Пока не поговорит с докторами. Пока не узнает… она не знала что.

Когда завелся двигатель, из колонок завопила Миранда Ламберт. Сэйди выключила звук и направилась в Амарильо. Ее папа не мог умереть. Разве она бы не узнала об этом? Не почувствовала? Разве мир не стал бы другим? Не выглядел бы иначе?

Во рту пересохло, и Сэйди глотнула выдохшейся диетической колы из бутылки, стоявшей в держателе для стаканов. В ушах раздался странный, высокочастотный звон. Как будто в голове поселились цикады. Пальцы покалывало, и Сэйди подумалось: почему дикие цветы на обочине шоссе не увяли и не умерли, как она в душе?

Сэйди проехала через Ловетт и мимо автозаправки. Рядом с дампстером был припаркован пикап Винса. Неужели она видела его меньше часа назад? В своей кухне? За завтраком? Казалось, прошло гораздо больше времени. Например, неделя. Или целый век. Когда жизнь еще была целой.

До.

До того, как ее мир разлетелся на кусочки.

* * *

Винс включил кофе-машину в розетку в кабинете и нажал кнопку. Большая часть работ по сносу была закончена, скоро предстояло начать перепланировку.

Легкий шорох у двери привлек его внимание. Сэйди. В одной руке — ключи, в другой — сандалии.

— Передумала насчет снятия полов?

Посмотрев на него, Сэйди облизнула губы:

— Мне нужна газированная диетическая кола.

Винс окинул ее взглядом от светлой макушки до пальцев обнаженных ног. Что-то было не так.

— Я выбросил сифон и заказал новый.

— Возьму банку.

Что-то было неправильно.

— Холодильники я освободил и вытащил. Все добро свалено в углу в кладовке.

— Нормально. Я все равно возьму.

— Ты хочешь горячую колу?

Кивнув, Сэйди снова облизнула губы.

— Этой ночью умер мой отец. — И покачала головой. — То есть этим утром. — Ключи у нее в руке звякнули, она нахмурилась. — Звонили из больницы. Мне нужно приехать и отдать распоряжения. — И продолжала хмуриться, будто все это было бессмысленным. — Так я думаю.

Склонив голову, Винс заглянул ей в глаза.

— Ты сама сюда приехала, Сэйди?

Она кивнула.

— Во рту пересохло. — Глаза у нее были большими, стеклянными, взгляд отрешенным, как у человека, пережившего сильное потрясение. Винс знал этот взгляд. Он видел это выражение в глазах суровых воинов. — У тебя есть вода?

Взяв кофейную кружку, он налил в нее воды из крана. Забрал у Сэйди ключи и туфли и отдал ей воду.

— Мне жаль, что так случилось. — Положил ее вещи на старый стол и снова вернулся к ней. — Я не знал твоего отца, но все, кто упоминали о нем, говорили хорошее.

Кивнув, Сэйди осушила кружку.

— Мне надо ехать.

— Подожди минуту. — Он взял ее за запястье и прижал пальцы к венке, где бился пульс. — Пока нет. — Посмотрел на часы, считая удары ее сердца. — У тебя голова не кружится?

— Что?

— Кто-то из твоей семьи может отвезти тебя в Амарильо? — Пульс был частым, но не опасно частым. — Одна из твоих тетушек, кузин или дядюшек?

— Отец был единственным ребенком. Тети и дяди — с маминой стороны.

— Может кто-то из них тебя отвезти?

— Зачем?

Потому что ей не следует вести машину, находясь в шоковом состоянии. Винс отпустил запястье Сэйди, взял ее туфли и ключи со стола.

— Я тебя отвезу.

— Ты не должен.

Опустившись на одно колено, Винс надел сандалии Сэйди на ноги.

— Знаю, что не должен. — И, поднявшись, положил ладонь ей на талию.

Сэйди покачала головой:

— Все нормально.

Она не билась в истерике, но, вероятно, ее состояние даже рядом не стояло с нормальным. Они прошли по коридору. Каблуки сандалий тихо постукивали.

— Клара Энн свяжется со всеми вместо тебя?

— Не знаю. — Они остановились, и Винс вытащил из кармана брюк ключи. — Наверное, надо было сказать ей.

Запирая заднюю дверь, он взглянул через плечо на лицо Сэйди.

— Ты не сказала ей до того, как уехала?

Она покачала головой.

— Клара Энн бы начала задавать вопросы, а я сама ничего не знаю. — Вместе они подошли к его пикапу, и Винс помог Сэйди сесть на пассажирское сиденье. — Я позвоню ей из больницы, когда что-нибудь узнаю.

Он взял бутылку воды из кулера в багажнике, обошел пикап и забрался внутрь. Заведя машину, Винс передал бутылку Сэйди и внимательно посмотрел ей в лицо: она выглядела немного бледной — хорошо знакомый признак потрясения. Но голубые глаза были сухими, и за это Винс был ей благодарен. Он не переносил плачущих женщин и детей. Да, это клише, но он бы лучше встретился лицом к лицу с ордой талибов. С террористами он умел обращаться, но плачущие женщины и дети заставляли его чувствовать себя беспомощным.

Он вывел машину с парковки, спросил адрес больницы и, получив ответ, ввел координаты в навигатор. Сэйди открыла бутылку. Затем кабина наполнилась тишиной. Винс не знал, что сказать, и ждал, чтобы его спутница заговорила, дав ему намек. Проехав пару кварталов, Винс свернул на шоссе. Когда Сэйди, наконец, что-то сказала, это оказалось совсем не то, что он ожидал.

— Я единственная женщина, с которой ты сейчас спишь?

Винс посмотрел на нее, затем перевел взгляд обратно на дорогу.

— Что?

— Все нормально, если нет. — Она сделала глоток. — Мне просто интересно.

В задницу нормально. Неважно, что говорит женщина, ей никогда не будет «нормально» с этим дерьмом.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Сэйди кивнула.

— До Амарильо полчаса, Винс. Я не могу сейчас говорить об отце. — Она прижала руку к груди, будто пытаясь что-то удержать в себе. Глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Не могу. Не сейчас. Пока я еще не знаю всего. — Ее голос дрогнул, почти прервался. — Если я начну плакать, то не остановлюсь. Пожалуйста, поговори со мной. Поговори со мной, чтобы я не думала о том, что мой отец умер совсем один, а меня не было рядом. Поговори о чем угодно.

Дерьмо.

— Да, — сказал Винс, глядя на дорогу, — ты единственная женщина, с которой я спал за долгое время. — Он все еще не мог поверить, что уснул в ее постели. Потому что не позволял этому случиться с тех пор, как ушел из армии. И как будто этого было недостаточно, его еще и поймали, словно ребенка. — И «сейчас» ты — единственная женщина, с которой я занимаюсь сексом.

— О. — Сэйди посмотрела в окно и закрутила крышку бутылки. — Прямо сейчас ты — единственный мужчина, с которым я занимаюсь сексом. — Она помолчала несколько секунд, затем добавила: — Если тебе интересно.

— Нет. Без обид, дорогая, но я встречал в Ловетте мужчин, которым есть, что предложить.