В воздухе витало слишком много жизненной энергии, освободившейся от тектонического сдвига. Я буду пользоваться ей, чтобы спасать людей до тех пор, пока не перегрею свои нейронные каналы. Но думаю, что перегрев произойдёт очень и очень нескоро.

Я окинул двух раненых мужчин одним взглядом. Они были во многом схожи. Окровавленные головы, отсутствие сознания. Но лишь один требовал экстренной помощи. У мужчины слева было обычное сотрясение. Через несколько минут он сам придёт в себя.

Но второго нужно срочно везти на хирургический стол. Основание черепа прогнулось, затылочная кость треснула. Мозговые оболочки сильно не повредило, но если его состояние не стабилизировать, он может погибнуть.

— Обоих в неврологию! — крикнул я медсёстрам, обнаружив, что к отделению двигается новая машина скорой. — Этого пациента первым в очередь. Укажите в направлении диагноз: «Черепно-мозговая травма тяжёлой степени тяжести. Перелом основания черепа».

Я указал на особо тяжёлого пациента.

— А второй, Кацураги-сан? — спросила медсестра, передавая каталку санитаркам.

— Сотрясение головного мозга без осложнений, — бросил я и тут же рванул к дверям, но возникшая в голове мысль меня остановила.

Надо попробовать. Сейчас, когда в воздухе столько жизненной энергии, должно получиться.

— Стойте! — я резко обернулся и остановил санитарку, которая везла пациента с переломом черепа.

Нет смысла тратить силы на превентивный анализ. И так понятно, что он может не пережить эту ночь. Нужно действовать более радикально.

Я вдохнул как можно больше жизненной энергии и направил лекарскую силу в его головной мозг. Моей задачей было остановить кровотечение и не допустить кровоизлияние в головной мозг. За счёт огромного выброса энергии мне даже хватило сил, чтобы сместить осколки костей и укрыть их мягкими тканями от головного мозга.

— Всё, можете везти, — сказал я и пошагал обратно — в приёмное отделение.

Следом поступило несколько человек с переломами рук, ног и рёбер. Я направлял их в травматологию одного за другим. В пылу этого кошмара и не заметил, что само землетрясение уже закончилось. Остались только последствия и жертвы.

Через несколько часов безостановочной работы поступило ещё трое пациентов одновременно. Один был практически без ссадин, но судя по неестественно изогнутому позвоночнику, ему досталось хуже всех. Ещё двое мужчин стремительно теряли кровь. Фельдшеры смогли перевязать раны, но здесь требовалось экстренное хирургическое вмешательство.

Раз пошли такие ранения, значит, где-то произошёл обвал здания. Их привозят позже остальных. Значит, пострадавших только сейчас удалось извлечь из-под обломков. Выходит, что это только начало. Впереди меня ждут самые тяжёлые пациенты.

Я быстрым взглядом окинул неестественно изогнутого мужчину. Весь его поясничный отдел был исковеркан. Позвонки рассыпались, но чудом не повредили спинной мозг. Я направил целительскую силу в позвоночный канал, чтобы избавиться от натяжения нейронов и дать ему шанс — не стать инвалидом.

После такого ранения крайне высок риск потерять двигательную активность ног или, как минимум, до конца своих дней сидеть в памперсе. Кажется, я успел вовремя залатать его позвоночник. Теперь дело за нейрохирургом. Пластика позвонков может исправить эту ситуацию, если Асакура Джун будет иметь возможность приступить к оперативному лечению вовремя.

У нас слишком мало рук. Все заняты, а людей всё везут и везут.

Осматривая следующего пациента, я услышал разговор медсестры и фельдшера.

Судя по новостям, в ближайшей клинике аварийная ситуация. Повредился комплекс, в котором хранится кислород в цистернах. Ситуация взрывоопасная. Жертв нет, но новых пациентов туда временно завозить не могут, а поэтому всех везут к нам сразу с двух районов.

Теперь понятно, откуда такой наплыв. Мы работаем за две клиники сразу…

— Помогите, прошу… — прошептал мужчина, держась за окровавленный живот.

— Всё будет хорошо, не переживайте, — уверил его я и устремил свой взор вглубь его органов посредством «анализа».

Плохо дело. В передней брюшной стенке куча осколков. Должно быть, он упал на живот. И не с маленького расстояния. Несколько рёбер сломаны, поверхностные вены повреждены. Он стремительно теряет кровь. И даже всё это — не главная проблема.

Мечевидный отросток — конец грудины, которая соединяет все остальные рёбра. Его не было. Похоже, во время удара его отломило, и он проник в брюшную полость. Странно, что мужчина до сих пор был в сознании. Должно быть, фельдшеры укололи ему морфин или трамадол. Скорее первое, чем второе, если учесть, что он до сих пор не пожаловался на боль.

Самое опасное, что могло произойти в этой ситуации, — это проникновение мечевидного отростка в ткань печени. Как правило, это — смерть. Если прорвать капсулу печени одним колющим ударом — человек тут же умрёт от болевого шока или кровопотери.

Но пациент был ещё жив, а значит, мечевидный отросток застрял в брюшине. Хорошего мало — всё это придётся ушивать. Хирурги потратят немало времени на восстановление. Но я должен помочь им, иначе он не доживёт до операции.

Я направил целительские силы на повреждённые сосуды, которые проходили под рёбрами. Их порвало обломками расколотых рёберных костей.

А теперь самое главное… Раз кровотечение остановлено, нужно как можно дальше отодвинуть мечевидный отросток от печени.

— Сейчас будет больно, — сказал я. — Прошу, потерпите. Это необходимо.

Я положил руку на его живот и заставил ткани сместиться. Сделал так, чтобы обломок кости оказался в жировой клетчатке — подальше от печени.

Мужчина вскрикнул и тут же потерял сознание. Я проверил пульс и давление. Шок прогрессировал.

— Вводим ему плазму! — крикнул я. — Следим за давлением и срочно переводим в хирургию. Этот пациент — экстренный!

Прежде чем отвести от него взгляд, я воспользовался превентивным анализом и убедился, что даже без оперативного вмешательства он сможет протянуть ещё пять часов.

Значит, беспокоиться не о чем. Ещё одну жизнь спасли, нужно двигаться дальше.

Прошло ещё два часа, время стремительно двигалось к утру. Я начал подозревать, что подмога уже не придёт. Видимо, в остальных больницах ситуация совсем не лучше. А значит, мы должны вытянуть это на себе. По-другому — никак.

Судя по тому, что Кондо, Такеда и Савада со мной даже не попытались связаться — у них там работы не меньше, чем у меня. Готов поспорить, что Такеда Дзюнпей обязательно спустился бы в приёмное отделение в любую свободную минуту хотя бы для того, чтобы вся слава одному мне не досталась.

Но его не было. А значит — хирургическое отделение перегружено настолько, что даже терапевт не может его покинуть. Я могу понять, какие проблемы могли возникнуть в стационарах кроме того, что я заваливаю их поступающими экстренными пациентами.

Из-за землетрясения могла повредиться аппаратура. А в отделениях и так лежит достаточно пациентов, которым требуется помощь.

Если в той же травматологии хорошо тряхнуло лежащих пациентов со спицами или другими аппаратами для фиксации костяных обломков… Мне даже страшно представить, к каким последствиям это могло привести.

На часах было пол пятого утра, когда основной поток пациентов закончился и в приёмное отделение завезли ещё одного человека. Последнего, как мне в тот момент казалось.

— Этот чувствует себя неплохо, — сказал фельдшер Нода Такео. — Скорее всего, перелом голеней. Его нужно на рентген.

Несмотря на то что тектоническая активность перестала подпитывать меня новыми жизненными силами, «анализ» запустился автоматически. Я почувствовал головокружение от пожиравшей меня усталости, но позволить себе отдых не мог. Если «анализ» включился сам, значит, там далеко не перелом ног.

Сначала я подумал, что увижу разрыв артерии или нерва, но ситуация оказалась куда хуже.

— Стойте! — крикнул я санитаркам, которые собрались вести пациента на рентген. — Это не перелом.