Они были крепким народом — даже глядя на полегший почти полностью отряд Джурая, я не мог надивиться их мужеству. Преодолеть животный ужас и вернуться в бой — вот его высшая форма. А они проделывали это раз за разом — разбитые, но несломленные.
— Сто-о-ой! — крикнул Кузьма, — Кажись, пришли!
Здесь росли самые настоящие пальмы. Целая геометрически выверенная роща пальм, явно специально высаженных — с кустистыми кронами и шершавыми, толстыми стволами, уходящими в самое небо. Две наших "ахт-ахт" идеально вписались в эту геометрию — так что нам оставалось только установить и навести орудия.
"Секрет" как раз совершал поворот оверштаг, поворачиваясь к городу другим бортом, и у нас было время на подготовку. Билли-Боб Оушен, взявший под свое крыло и выживших людей Джурая, разумно распорядился копать укрытия — и ополченцы принялись за дело. Мы с преторианцами приводили в порядок, чистили и наводили орудия.
Нам понадобилось около получаса для этой работы — и, черт побери, флагман федералистов, по всей видимости, готовился передать вахту по обстрелу города другому судну — оклемавшийся, завладевший подзорной трубой и поплевшийся с нами на берег Андреас Фахнерт тут же распознал его:
— Это яхта Тоббогана — "Красотка Дэйзи". Он с барского плеча отдал кораблик в федеральный флот. Две тысячи тонн водоизмещения, паровая машина мощностью четыре с половиной тысячи лошадиных сил, два гребных винта вместо колес, частичное бронирование — листовым металлом прикрыты борта и верхняя палуба на шканцах, чтобы защитить паровые котлы... А вот если всадить ему снаряд в корму... Ого-го, взгляните, мистер Кузьма — это что, тоже орудия Канэ? Они что, на деревьях в садах Зурбагана растут?
"Красотка Дэйзи" была вооружена двумя такими же, как у "Секрета" пушками — на носу и на корме. Уничтожить ее было бы приятным дополнением, но нашей целью был корабль под алыми парусами, а потому следовало поторопиться, поймав его на выходе из бухты.
Наконец орудия были установлены и укрытия — выкопаны. У нас было всего шесть снарядов — по три на орудие, и действовать предстояло наверняка. Одну "ахт-ахт" мы навели на "Красотку", которая как раз легла в дрейф, чтобы продолжить обстрел города. Вторую — на горловину, ровно между двумя мысами — именно там через несколько минут должен был показаться гордый силуэт "Секрета", осеняемый яростным горением алых парусов.
— Дайте мне, мне! — Фахнерт оттолкнул меня от прицела и склонился над пушкой,— Ненавижу Тоббогана, ненавижу Зурбаган и всех этих сраных ублюдков! Отойдите! Я должен, слышите? Они угробили мою "Фрези" — а я угроблю их "Дэйзи"!
Так вот куда он смотрел, постоянно отвлекаясь от созерцания вражеских кораблей — на причал, где была пришвартована его одномачтовая малютка-яхта! Выходит, "Фрези Грант" больше нет? Эх!
Я наконец закончил свою работу наводчика и махнул рукой:
— Заряжай!
Зубы Фахнерта были крепко сжаты, стариковские глаза, прищурившись, глядели в прицел орудия. Прямая наводка, никаких хитростей — не считая того, что расстояние до "Красотки Дэйзи" — около версты, и она качалась на волнах...
Второе орудие было уже наведено — осталось дождаться, когда "Секрет" сам выйдет на траекторию смерти.
Сделав последний залп в сторону города, флагман федералистов развернулся круто бейдевинд, используя паровой ход — это было заметно по клубам дыма меж парусами, и, постепенно спуская свое алое оперение, вышел точно под выстрел.
— Капитан, вы готовы?
— Да, в рот мне ноги! — рявкнул Фахнерт.
— Кузьма, готов?
— Да, вашбродь!
— Тогда — о-о-гонь!
— Дава-а-ай! — старый моряк отпрыгнул в сторону и дернул за веревку, которая тянулась к ударнику.
Орудие подпрыгнуло, грянул гром, у меня зазвенело в ушах, а спустя секунду грохнуло еще раз — так, что эхо адского взрыва несколько раз отразилось от склонов холмов, по бухте прошла мощная волна, а порыв ветра сорвал с пальм сухие ветви и плоды, которые посыпались нам на головы.
Это был тот самый "золотой" выстрел! Старина Фахнерт к чертовой матери взорвал "Красотку Дейзи"! Снаряд пробил дыру в ее борту и попал в артиллерийский погреб, который по федералистской дурости был размещен в незащищенной кормовой надстройке — и яхту разнесло на миллион кусков, многие из которых еще только падали в море, а "Секрет" крутануло на месте, подставляя нам вместо относительно небольшой кормы целый борт.
— Огонь, огонь!!! — заорал я, но Кузьму приложило ударной волной от взрыва федералистского рейдера о лафет орудия, и он тряс головой, стоя на коленях и пытаясь прийти в себя.
Оттолкнув в сторону ошарашенного своим невероятным успехом Андреаса Фахнерта, я глянул в прицел, мельком увидел там корпус "Секрета" и, сделав шаг в сторону, дернул за веревку. Грохнуло, орудие подскочило, и я, лишь глянув в сторону невредимого вражеского корабля, рявкнул:
— Снаряд! Снаряд, черт бы вас побрал!
Лязгнул казенник, выплевывая гильзу, тут же в дымящийся ствол влетел очередной сверкающий металлом смертельный гостинец.
— Н-на!
"Ахт-ахт" дернулась, и я с каким-то мрачным удовлетворением отметил, что фок-мачта "Секрета" вместе с ненавистными алыми парусами накренилась и рухнула.
— Еще снаряд!
Тщетно. Корабль был как будто заколдован — паровая машина тянула его в горловину, прочь из гавани, выпуская клубы черного дыма. Только столб воды поднялся за кормой...
— Снаряд! — прохрипел я, но рука Фахнерта легла мне на плечо.
— Спокойно, юноша! Глянь — вон у нас еще две цели. Очень правильно всё получается — два парохода, два снаряда, два орудия... Они дристать будут дальше, чем видят, когда попытаются войти или выйти из гавани. Я их покараулю, даже не сомневайтесь... Вот, ребята мне помогут. Пушечки мы потом так спрячем, что ни одна собака не найдет.
Билли-Боб согласно кивнул.
— Мы останемся здесь. Уйдем катакомбами, когда всё закончится. Нельзя упускать возможность пустить ко дну целых два корабля! Если дело будет худо — подорвем орудия. Вдруг там по Руанте уже гемайны на выручку идут — кому как не вам их встречать? Бойцы у вас лютые, в городе прикроют... А мы тут справимся.
В его словах был резон. Я глянул на Кузьму и преторианцев.
— Вы как, мужики?
— А куда вы — туда и мы. Бумагу мы видали, и кто подписался — тоже видали. Теперь вы для нас царь, Бог и воинский начальник. Такое дело, вашбродь, и никуда вы от нас не денетесь, — развел руками Кузьма.
Преторианцы покивали согласно. У меня на душе потеплело — всё-таки со своими, с имперскими — оно проще.
— И "Максима" я заберу, — поставил Билли-Боба и Фахнерта перед фактом я.
— И финикийцев своих придурочных тоже забирай, — махнул рукой Оушен, — На черта мне эти башибузуки?
Через каких-то четверть часа мы трусили по грунтовой дороге меж холмами Северного мыса в сторону Сан-Риоля. Впереди двигался головной дозор из преторианцев, в аръергарде пыхтели Адгербалы, которые вдобавок к тяжеленному пулемету и боеприпасам к нему нагрузились сверх меры еще и ценными трофеями и бросать их отказывались.
Солнце поднялось в зенит, когда наш небольшой отряд вышел к первым многоэтажным зданиям Сан-Риоля, и послышался оклик часового:
— Стой, кто идет?
Стыдно признаться — меня похитили. Просто выкрали, когда я вышел подышать во дворик ничем непримечательного обшарпанного домишки, в котором размещался штаб обороны города. Саданули мне по голове чем-то вроде пыльного мешка, надели на лицо второй пыльный мешок и потащили, волоча коленками по брусчатке. Я брыкался и лягался, и даже кого-то укусил, но второй удар по темечку лишил меня сил к сопротивлению.
Сознание вернулось ко мне вместе с резким запахом нашатыря.