– Надеюсь, я ее не совершу.

– Ее очень легко совершить такой милой и доброй девушке, как вы.

Лайонел произнес это серьезно, не как очередной комплимент. Ей показалось, будто он хочет предостеречь ее.

– Я люблю вас, Астара, – продолжал он. – Вы прекрасно это видите. Впрочем, я понимаю, как мало у меня шансов, что вы примете мое предложение и станете моей женой.

– Что заставляет вас так считать?

– Я всегда оказываюсь вторым. Думаю, здесь произойдет то же самое.

– Вы намекаете на Уильяма?

– На кого же еще? Я знаю, о чем он говорил с вами в тот момент, когда мы вошли в салон.

– Неужели это было так заметно?

– Я сразу это понял, да к тому же он сделал все возможное, чтобы выбить меня с дистанции.

– Как же это ему удалось?

Лайонел улыбнулся.

– Я не подлец, Астара, и не стану пытаться завоевать ваше расположение обманным путем. Но я люблю вас и могу сказать, что вы самая красивая девушка из всех, каких я встречал в своей жизни!

– Благодарю вас, – ответила Астара. – Только не стоит заблуждаться и видеть в красоте достаточно прочное основание, на котором можно создать семью. Для семейной жизни требуется и очень много других качеств.

Лайонел немного подумал, а потом сказал:

– Вероятно, вы намекаете на то, что нужно иметь еще и мозги. Да, признаюсь, я вовсе не мыслитель, не то что остальные Уорфилды. Увы!

Помолчав, он добавил:

– Говоря по правде, мой отец был очень умен и постоянно подталкивал меня к тому же с такой настойчивостью, что я с раннего возраста проникся ненавистью ко всему, чем пичкали меня в Итоне.

– Я могу это понять, – согласилась Астара. – Мой отец всегда говорил, что самая фатальная для детей вещь – навязывать им свой собственный энтузиазм в отношении какого-то предмета.

– Ваш отец был понимающим человеком. Каждый семестр, приезжая из Итона домой на каникулы, я знал, что там меня ждет очередная взбучка из-за моих неуспехов в учебе.

– И эти “взбучки” все-таки не заставляли вас учиться более прилежно?

– Конечно, нет! Просто я еще крепче стискивал зубы и твердил себе, что все науки – все без исключения! – сплошная скучища и тоска.

Астара засмеялась.

– Я буквально вижу, как вы бросаете вызов вашему отцу и учителям, воздвигая барьер между вами и всем, чему они хотят вас научить.

– Вы это поняли. Уверяю вас, я много страдал из-за своего умного семейства.

В признании Лайонела прозвучало нечто мальчишеское и трогательное, и Астара невольно сказала:

– Я искренне вам сочувствую.

– Вам не понять весь ужас моего положения, когда сначала дядя Родерик, а затем и дядя Джордж совали мне под нос блестящие примеры, – разумеется, среди них не последнее место занимал и Уильям.

– А Уильям умен? – поинтересовалась Астара.

– Он всегда находится в прекрасной форме, чего бы это ни касалось.

– Что вы имеете в виду?

Наступила небольшая пауза, затем Лайонел ответил:

– Забудьте про то, что я сказал.

– Что ж, постараюсь, – согласилась Астара. – Итак, Уильям был первым не только в спортивных играх – об этом мне рассказывал дядя Родерик, – но и в учебе?

– Он постоянно привозил домой награды, а моим уделом были немилосердные порки.

Астара от души рассмеялась.

– Бедный Лайонел! Мне вас искренне жаль, поверьте мне! И в то же время я не сомневаюсь, что вы давно уже все наверстали за свои взрослые годы.

– Я люблю полковую жизнь, но это не мешает моему отцу постоянно качать головой и ворчливо заявлять, что он мечтал иметь сына, который бы сиял на политической арене, как и он сам.

– Невозможно иметь в семье двух политиков! – улыбнулась Астара.

– Я и сам всегда так думал, – согласился Лайонел, – и это вновь возвращает нас к началу нашего разговора.

Он посмотрел на нее через стол и произнес с подкупающей искренностью:

– Я не в силах сказать вам множество красивых слов, которые помогли бы вам понять, что я о вас думаю. Скажу лишь, что я люблю вас. Если вы станете моей женой, я почувствую себя на небесах. Только у меня сложилось впечатление, что вы не захотите открыть мне ворота.

– Все происходит слишком быстро, я еще не поняла, чего мне хочется, – твердо заявила Астара. – И это касается абсолютно всего.

– А когда поймете, то счастливчиком, несомненно, окажется Уильям, – произнес Лайонел с внезапной горечью в голосе. – И для этого мне даже не нужно смотреть на карты или на линии вашей руки. Все ясно заранее.

– Глядя на висящую над камином картину, я часто вспоминаю, – сказала Астара, – как три богини, представшие перед Парисом, пытались повлиять на его решение, обещая ему разные заманчивые награды.

Лайонел бросил взгляд на полотно, и Астара поняла, что содержание картины не говорит бравому титану ровным счетом ничего.

– Афина, – продолжала Астара, – пообещала Парису, что он всегда будет выходить победителем из любого сражения.

– Неужели? Ничего себе! – воскликнул Лайонел. – Неплохо получить такое! Ведь, вероятно, она имела в виду под сражением не только поле настоящей битвы.

– Я полагаю, она имела в виду, – пояснила Астара, – что он станет победителем во всем, чего добивается.

– Жалко, что эта богиня – как, вы сказали, было ее имя? – не может оказаться здесь. А то бы она навела на меня свои волшебные чары, и я тогда смог бы добиться вашего расположения!

– Если бы это произошло, то я думаю, что в скором времени вы стали бы видеть во мне обузу, – предположила Астара. – Солдаты ведь лучше выполняют свой долг, когда они свободны от семьи.

– Почему вы так считаете?

– Ну, допустим, вас направляют вместе с полком куда-нибудь в дальние края. Жена и маленькие дети сразу же станут вас стеснять.

– В такой ситуации мне просто пришлось бы выбирать – оставить вас дома, в Англии, или подвергать всем неудобствам, какие приходится переносить в походах женам военных.

Не успела Астара возразить, как он закончил свою мысль:

– Но в моей ситуации все обстоит немного иначе, так как маловероятно, что королевская гвардия будет когда-либо направлена в Индию или в другой Богом забытый край. У меня нередко создается впечатление, что мы существуем просто для украшения.

– Ваш полк отличился при Ватерлоо, и там, как я понимаю, вы тоже были украшены – наградой.

– Там было просто здорово! – воскликнул Лайонел, и его глаза зажглись восторгом. – Пожалуй, больше никогда в жизни я не испытывал такого подъема.

Он увидел, что Астара приготовилась его слушать, и, чуть помедлив, стал рассказывать.

– После битвы все только и говорили, что об ужасах, о бойне, об убитых и раненых, а мне больше всего вспоминается охвативший меня тогда восторг!

Астара чуть заметно улыбнулась, потому что в его голосе и теперь звучало воодушевление.

– Возможно, я был слишком молод, – продолжал Лайонел, – но мне ни на секунду не пришла в голову мысль о нашем поражении. Да и потом, с нами ведь был сам Веллингтон! Разве можно было не верить в победу, если он возглавлял наше войско?

По его тону, по сиянию глаз нетрудно было понять, что он любит по-настоящему – свой полк, солдат, которыми командует, и генерала, который командует им.

Астара не могла прогнать от себя впечатление, хотя не стала говорить о нем вслух, что жена всегда будет стоять для Лайонела на втором месте и, что его основное жизненное призвание не любовь, а война.

Уильям прекратил беседу с дядей, поднялся с кресла и подошел к их столику.

– Что-то не слишком далеко вы продвинулись с вашим уроком, – недовольным тоном произнес он.

– Мы разговаривали, – с вызовом ответил Лайонел.

– Я уже заметил, – отозвался Уильям. – Пожалуй, я присоединюсь к вам.

Он отодвинул стул и уже собрался сесть рядом с ними, но тут Астара встала.

– Я уверена, что все вы устали после поездки на ярмарку, – заявила она, – так что я, пожалуй, попрощаюсь с вами и дядей Родериком и пойду к себе.

– Нет, не покидайте нас! – резко сказал виконт, и ей показалось, что это скорее приказ, чем просьба.