Эти места были даже красивее тех, где располагался Шэлфорд-Холл.
По высоким холмам росли густые леса, а долины пестрели весенними цветами.
Желтые лютики и голубые незабудки превращали пейзаж в яркое полотно безымянного, но очень талантливого художника.
И это полотно было великолепнее всех известных картин, которые Оделла видела во Флоренции.
— Я дома! Я дома! — хотелось крикнуть Оделле птицам, бабочкам и пчелам, жужжащим над лепестками цветов.
Но она тут же вспомнила, что ее настоящий дом — Шэлфорд-Холл.
Только если бы она осталась там, мачеха моментально бы утянула ее в Лондон, к виконту.
От этой мысли Оделла вздрогнула. Оставшееся время до замка Комб она молчала.
Когда Оделла увидела замок, у нее перехватило дыхание.
Солнце сияло в его окнах и заливало светом скульптуры на крыше, делая Комб похожим на волшебный дворец.
«Неудивительно, что нянюшке нравится здесь!» — подумала Оделла.
Они пересекли изумрудную лужайку, спускающуюся к пруду, проехали по небольшому мостику; внизу по серебристой воде скользили белоснежные лебеди.
Сад был усыпан цветами и пышной сиренью; бело-розовые лепестки яблонь и вишни превращали его в страну чудес.
Оделла настолько засмотрелась на эту красоту, что даже забыла, зачем сюда приехала. Потом она опомнилась и, соскочив с лошади, побежала к двери на кухню.
Эйб постучал, и ему открыла посудомойка.
— Мы хотели бы увидеть мисс Вест, — быстро сказала Оделла, пока Эйб не ляпнул что-нибудь не то.
— Она наверху, в детской, — ответила девушка.
— Вы не могли бы меня проводить? — спросила Оделла.
Они уже договорились, что, пока Оделла поднимется к нянюшке, Эйб позовет конюхов и отведет лошадей в конюшню.
— Если кто-нибудь спросит, говорите, что я — родственница мисс Вест, — сказала она ему. — И не забывайте, что моя фамилия тоже Вест.
— Не беспокойтесь, миледи, — ответил Эйб. Посудомойка повела Оделлу по лестнице на второй этаж.
Она постучала в дверь и, открыв ее, сказала:
— Вас хотят видеть, няня!
Оделла вошла.
Нянюшка сидела за столом в центре комнаты и что-то шила.
Рядом с ней на полу маленькая девочка играла разноцветными кубиками.
Какое-то мгновение нянюшка смотрела на Оделлу, а потом встала.
Оделла бросилась к ней и обняла.
— Нянюшка! О, нянюшка! Вот и я! Ну скажи, что ты рада меня видеть!
— Я знала, что ты приедешь! — сказала нянюшка. — Только я думала, что все-таки сначала предупредишь.
— Не было времени. Нянюшка, я приехала, потому что попала в ужасно неприятную историю!
— Как это тебе удалось? — хихикнула нянюшка. — Ну-ка, прежде всего сядь и дай мне взглянуть на тебя.
Оделла села и сняла свою дорожную шляпку.
— Ты стала такой же красивой, как твоя мать! — воскликнула нянюшка. — И такая же белокурая!
— Дело, к сожалению, не в том, как я выгляжу, а в том, чем я владею! — сказала Оделла. — О, нянюшка, ты должна мне помочь!
— Что же случилось? — спросила нянюшка. — Я подозревала, что тебе будет нелегко ужиться с ее светлостью, но как ты очутилась здесь так быстро?
— Я убежала!
— Одна? — испуганно воскликнула нянюшка.
— Нет. Я привезла с собой Гетси. Это был единственный человек во всем доме, кто знает меня и кого я могла попросить меня сопровождать.
Оделла на мгновение замолчала, а затем добавила:
— И теперь, когда я приехала сюда, я не намерена возвращаться.
— Что ты такое говоришь? — поразилась нянюшка.
— Я говорю, что должна остаться здесь, с тобой — по крайней мере до тех пор, пока меня не найдут. Тогда мне придется спрятаться еще где-нибудь!
Нянюшка снова села за стол.
— И что же все это значит? — спросила она. — Не могу сказать, что мне нравится то, что я услышала!
— Я знаю, нянюшка, — но ты не понимаешь, что произошло!
Губы нянюшки сжались.
— Дело в ее светлости, я полагаю?
— Да, дело в ее светлости, — кивнула Оделла. — Узнав, что мама оставила мне много денег, она решила выдать меня за виконта Мора!
Нянюшка потрясенно уставилась на нее.
— Не может быть! — воскликнула она.
— Это правда, нянюшка. Я подслушала, как они обсуждали это, через дверь, когда была в папиной спальне. А ты знаешь, что, если моя мачеха что-то задумала, она ни перед чем не остановится!
— Да, я это знаю! — сказала нянюшка почти шепотом.
— Вот я и подумала, что должна ехать к тебе. Ты — единственный человек, который может мне помочь, а если бы я осталась в Лондоне, то вышла бы замуж прежде, чем успела бы сообразить, что случилось.
— Итак, услышав, что ее светлость задумали, — сказала нянюшка так, словно до сих пор не могла осознать всю историю, — ты убежала?
— Мы уехали с Гетси вчера утром и сели на поезд шесть тридцать на Оксфорд. Я переночевала в Шэлфорде и уговорила Эйба приехать сюда со мной. Он дал слово никому не говорить, где я.
— Эйбу можно доверять, — задумчиво сказала нянюшка.
— Да, я знаю. Моя одежда у него в седельных сумках.
— Ну что ж, тогда надо занести ее наверх, — сказала нянюшка. — Что еще?
— Я велела Эйбу говорить всем, что я — твоя родственница, мисс Вест.
— Если, глядя на тебя, люди этому поверят, — фыркнула нянюшка, — значит, они способны верить во все, что угодно.
— Они должны поверить! — воскликнула Оделла. — О, нянюшка, помоги мне! Разве я могу выйти замуж за человека, который влюблен в мою мачеху?
Нянюшка ничего не сказала, но Оделла поняла, что она знает об отношениях между ее мачехой и виконтом.
— Ты никогда даже намеком не упоминала об этом в письмах! — с упреком сказала Оделла.
— О таких вещах тебе знать не обязательно! — строго сказала нянюшка. — К тому же это оскорбило бы память твоей матери.
— Да, разумеется! — согласилась Оделла. — Но я же ничего не сказала бы папе, не так ли?
— Надеюсь, что нет, — ответила нянюшка. — И все равно — тебе не нужно было об этом знать.
Оделла нетерпеливо махнула рукой.
— Я подслушала, как мачеха говорила виконту, что, как только мы будем женаты, он станет управлять моим состоянием, а папа, потому что они дружны с отцом виконта, не заподозрит, что мой муж всего лишь охотится за приданым.
— Что еще за состояние? — нахмурилась нянюшка.
Оделла поняла, что слухи о ее богатстве, во всяком случае, еще не достигли замка Комб.
Она сказала нянюшке о наследстве, оставленном матерью, и о том, что на эти деньги она собиралась осуществить то, о чем мама мечтала когда-то.
Но муж в первый же день после свадьбы запретил бы Оделле даже думать об этом.
— Почему я вообще должна выходить за кого-то? — спросила она нянюшку. — А тем более за человека, который влюблен в мою мачеху!
— Влюблен, как бы не так! — фыркнула нянюшка. — Это не любовь, даже и не воображай.
Оделла недоуменно посмотрела на нее, а нянюшка продолжала:
— Любовь — это то, что твоя мать чувствовала к твоему отцу, и она дается от Бога.
Она усмехнулась и добавила:
— А все, что приходит от этой женщины, дело рук дьявола!
Оделла никогда не слышала, чтобы нянюшка говорила так пылко.
Помолчав, она сказала:
— Ты права, нянюшка. Я почувствовала, что что-то неправильно, едва вошла в дом, но мне кажется, что, пока папенька ни о чем не догадывается, она, на свой собственный лад, помогает ему быть счастливее.
Нянюшка вновь усмехнулась, но ничего не сказала, а Оделла воскликнула:
— И все же вы должны были меня предупредить!
— Я об этом думала, — с неохотой признала нянюшка. — Но это было не мое дело, и я не могла и подозревать, что оно как-то коснется тебя.
— И теперь это мое дело, — сказала Оделла. — Я прошу тебя, нянюшка, позволь мне остаться с тобой.
— Оставайся, конечно, — согласилась нянюшка, — только вот надолго ли? Ты же не можешь провести здесь всю свою жизнь — а если бы и могла, это было бы дурно.
— Что ты имеешь в виду? — спросила ее Оделла.