Она уткнулась лицом в матрас, смеясь, когда он притянул ее к себе и перевернул. Ее топ слегка приподнялся. Он жадно смотрел на нее, обжигая взглядом каждый дюйм кожи. Его стон был тихим и властным, и все в ней затрепетало.

– Твоя рубашка…

Она хотела, чтобы рубашка исчезла, по возможности еще вчера.

Он нетерпеливо сорвал ее и швырнул куда-то за спину.

О, вот это уже лучше.

Она пожирала взглядом его широкую, скульптурно вылепленную грудь, чувствуя, как становится влажной при виде всех этих мышц, перекатывавшихся под кожей.

Гораздо лучше.

Словно прочитав ее мысли, он чуть приподнял уголки губ, послав еще больше жара по ее телу, потому что она точно знала, какое волшебство могут творить его губы, в какие чудесные места он может ее унести. Под его ласками она ощущала себя красавицей. Опасной и сексуальной. Как будто она особенная. Под его взглядом рассеивались все сомнения, возвращалась уверенность в себе.

Родители дали ей образование, сделали все, чтобы расширить горизонты. Но Джош дал ей что-то новое.

Заставил ее чувствовать.

Мягкая ткань топа тут же поддалась, когда он поднял ее над его головой и послал куда-то в направлении сброшенной рубашки.

– Мм-м, – пробормотал он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее грудь, и цепляя пальцами резинку трусов. Они последовали за всей одеждой.

– Иисусе, ты прекрасна, – прошептал он, гладя ее ногу. – И влажная.

С каждым касанием он раздвигал ее ноги чуть шире, заставляя стонать и нетерпеливо ерзать. Но сам продолжал терзать и мучить ее, доводя почти до безумия.

– Пожалуйста, – выдохнула она наконец.

– После того как ты кончишь.

– Но…

– Шш-ш…

Он встал на колени возле кровати, подтянул на край и припал к ней губами. Первое прикосновение языка заставило сердце едва не выскакивать из груди.

– Ты… ты только что заткнул мне рот? – едва выговорила она.

Он чуть отстранился, настолько, чтобы подуть на разгоряченное ядрышко женственности, отчего она снова задрожала и часто задышала.

– Есть кодекс. Мужской кодекс, – сообщил он.

Но вместо ответа она гортанно застонала, потому что его язык снова ласкал ее.

– Мужской кодекс гласит, что ты должна быть первой, – пояснил он.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то. Неизвестно что. Но из горла вырвался тихий отчаянный крик, и он очень осторожно сомкнул зубы на маленьком бугорке.

А потом не так осторожно.

Еще мгновение, и она едва не выпрыгнула из кожи.

– Как тебе это удается?

– Я знаю твое тело.

Он снова лег на постель, лаская Грейс, поднимаясь все выше, обвивая ее ногами свои бедра.

– Я люблю твое тело.

А она любила его тело.

– Надеюсь, мужской кодекс говорит, что уже пора.

Он улыбнулся, сжав ее попку.

– Пора, – прошептал он, зарывшись руками в ее волосы, и стал целовать влажный висок, щеку и губы, пока она вздрагивала в последних конвульсиях. Потом потерся о нее, вызывая вздохи удовольствия.

– Грейс, – прошептал он, теребя зубами ее нижнюю губу. И когда она открыла глаза, поцеловал крепче. Внизу живота Грейс загорелся огонь, и она стала снова подниматься к пику. Обняла его, охваченная совершенно иррациональным желанием никогда не отпускать. Конечно, это вряд ли можно назвать развлечением. Но тут он скользнул в нее одним движением, и она уже не могла ни о чем думать. И только просила большего. Он стал двигаться, медленно и размеренно, и она приспособилась к его ритму, теперь уже быстрому и жесткому, выдыхая его имя, отдаваясь безраздельно, гадая, чувствует ли он то же, что и она.

Его голова была откинута, большое тело напряжено, как тетива.

С силой вжав ее в матрас, он вошел еще глубже. Они двигались вместе в идеальном ритме, спеша к безумному завершению.

Когда он, наконец, обмяк на ней, все еще стискивая упругие ягодицы и стараясь отдышаться, она улыбнулась:

– Тебе лучше?

Он перекатился на спину, так, что теперь уже она оседлала его.

– Почти, но не совсем.

Прошло немало времени, прежде чем постель превратилась в мешанину сбившихся влажных простынь, а они окончательно обессилели. Грейс не смогла бы пошевелиться даже ради спасения жизни.

Наконец Джош притянул ее к себе, обнял и довольно вздохнул. Похоже, он расслабился весь, до последней клеточки. Приятно думать, что это она довела его до такого состояния и сейчас улыбается во весь рот.

– Хм-м, – сказал он так тихо, что она едва расслышала. – Я бы стер эту улыбку с твоего лица, только рука не хочет подняться.

– Позже, – пообещала она, чувствуя, как он устал. Приникла к нему и стала гладить по спине.

– Джош?

– Что?

– Когда я сегодня смотрела, как ты спасаешь Андерсона…

Она вздохнула и поцеловала его в уголок губ:

– Это было потрясающе! Я так горжусь тобой!

Слова, казалось, влили в него новые силы. Он стянул с нее простыню, словно заряжая энергией, и в мгновение ока снова оказался на ней. Тяжесть его тела была такой же сладкой, как и возбуждающей.

И почему-то была уверенность в том, что она все делает правильно. И он создан для нее.

Джош приподнялся и, глядя в глаза, медленно вошел в нее. Она с тихим вздохом выгнулась и обняла его ногами.

– Так хорошо, – пробормотал он, вновь притягивая ее к себе. – С тобой всегда так чертовски хорошо.

Он провел по ее щеке губами и стал двигаться. Сначала медленно. Она смело отвечала, пытаясь ускорить темп, покусывая его нижнюю губу. Из его груди вырвалось свистящее дыхание. Он крепко держал ее, вынуждая мучительно неспешно подниматься к завершению, ощущать каждый дюйм своей плоти.

И она ощущала, ощущала все, а когда чистейшие эмоции одолели ее, почувствовала, как сжимается горло, как слезы жгут веки.

Грейс всхлипнула, когда взорвалась, и его разрядка ударила в нее.

После он притянул ее к себе и обнял. Убаюканная ощущением его теплой силы и запахом мужчины, она задремала, хотя он так и не вышел из нее.

Джош сознавал, что должен подняться. Но лежать с Грейс было так приятно.

Он появился ночью и получил от нее все, что хотел, не думая о том, что будет после. Этого вообще не должно было произойти, и все же произошло. И с каждым разом чувства становились все глубже. Он понятия не имел, что все это для него значит, и вовсе не стремился понять, изменилось ли что-то между ними. Конечно, изменилось, потому что, по его опыту, прямо сейчас все покатится ко всем чертям.

– Эй, – пробормотала Грейс, лежа головой на его груди и обводя пальчиком мышцу за мышцей. – Все хорошо?

– Я собирался задать тебе тот же вопрос.

Она подняла голову и всмотрелась в него.

– Прекрасный способ уклониться от ответа, доктор Скотт.

Он выдохнул и уставился в потолок, чувствуя себя неуверенно: абсолютно новое и неприятное ощущение.

– Задыхаешься? Как при клаустрофобии? – вежливо продолжала она. – Может, собираешься заняться серфингом в Австралии?

Он приподнялся и покачал головой.

– Не все мужчины такие мерзавцы, как твои бывшие, Грейс.

– Туше. И вернемся к тебе.

– А при чем тут я?

– Ты знаешь.

– Вовсе нет.

– Это означает, – пояснила она, приподнявшись на локте и сверкая глазами, – что я могу называть это обычным развлечением, но не сбегу, если дела пойдут не так.

Боже, она просто великолепна, когда злится.

– Так это не просто перепих из жалости?

Она посмотрела на него и рассмеялась, уронив голову ему на грудь.

– Как раз то, что обожают мужчины. Когда над ними смеются в постели.

– Я ни с кем не трахаюсь из жалости, – ухмыльнулась она, разозлив его. – Особенно с докторами. Доктора не нуждаются в сексе из жалости.

Часть раздражения каким-то образом испарилась.

– А в чем нуждаются доктора?

Она снова оседлала его, эффективно расправившись с остатками раздражения.

– Сейчас покажу, – пообещала она.