15 октября 1946 года в 8 часов вечера по берлинскому времени они, восемь корреспондентов — по два от СССР, США, Англии и Франции — явились в здание суда.

Шеф Нюрнбергской тюрьмы американский полковник Эндрюс взял у них обязательство — не покидать отведенных помещений, а также ни с кем не общаться до окончания казни. Закончив эту церемонию, он стал знакомить представителей прессы с той частью тюрьмы, где находились преступники.

Перед нами, рассказывал Темин, камеры одиннадцати осужденных Международным военным трибуналом на смерть. У каждой стоит американский солдат и через глазок в двери внимательно наблюдает за поведением заключенного.

Нас предупреждают: говорить тихо!

Подходим к камерам и поочередно заглядываем в глазок.

Геринг лежит на койке, закрывшись одеялом, в углу камеры стоят его сапоги. Риббентроп разговаривает с пастором. Кейтель разбирает постель. Йодль пишет, вокруг на столе много бумаги. Фрик, укрывшись одеялом, читает. Кальтенбруннер тоже занят чтением. Штрейхер спит. Заукель нервно ходит по камере. Зейсс-Инкварт чистит зубы. Франк, сидя у стола, курит сигару. Розенберг спит. Чувствовалось, что преступники еще не свыклись с мыслью о неминуемом возмездии и надеются на тех, кто уже не раз помогал фашистам.

Раздается удар гонга. 21 час 30 минут — время, официально установленное в тюрьме для отхода ко сну.

Осмотр тюрьмы закончен. Мы проходим через двор к небольшому каменному зданию. Здесь должна состояться казнь.

Входим в здание. Прямо против двери — три виселицы, окрашенные в темно-зеленый цвет. Двенадцать ступеней ведут на эшафот. Под каждой виселицей люк с двумя створками, которые открываются нажатием рычага. Казненный падает в отверстие на глубину 2 метра 65 сантиметров.

Виселиц три, но только две приготовлены для казни. Одна «резервная».

Полковник Эндрюс оставляет нас и идет в камеры, чтобы объявить каждому осужденному о решении Контрольного совета об отказе в помиловании и предстоящей казни.

В 24 часа он вбегает в комнату журналистов и растерянно говорит: «Геринг умер!» Несколько успокоившись, Эндрюс рассказывает: Геринг молча встретил сообщение об отклонении ходатайства о помиловании. Но когда узнал, что казнь состоится ночью, яростно сжал кулаки. Затем пошел к койке и сел, опустив голову. Американский солдат, дежуривший у двери камеры, услышал странный хрип. Он вызвал дежурного офицера и врача. Когда они вошли в камеру, Геринг уже был мертв. Врач обнаружил у него во рту мелкие кусочки стекла и констатировал смерть от цианистого калия.

В 0 часов 55 минут восемь журналистов приводят к месту казни, где они занимают места против эшафота на расстоянии трех-четырех метров.

В 1 час 11 минут первым вводят под руки Риббентропа. Он бледен, пошатывается, стоит с полузакрытыми глазами, как бы в состоянии полной прострации. Пастор прочитал краткую молитву, и тут же последовала казнь.

В 1 час 17 минут вводят Кейтеля. Он подписывал акт о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. Но тогда еще не знал, что путь позора закончит па эшафоте, американский сержант осуществит его казнь.

В 1 час 37 минут вводят Кальтенбруннера. Он бросает умоляющий взгляд на пастора. Тот читает молитву. Кальтенбруннер блуждающим взглядом смотрит вокруг. Но бесстрастный палач накидывает ему на голову черный колпак и петлю.

В дверях Розенберг. Едва слышно он произносит свое имя. Под виселицей переводчик предлагает ему сказать последнее слово. Розенберг отрицательно качает головой, он едва шевелит губами: «Нет». Преступник, отправивший на смерть миллионы людей, при виде виселицы лишился дара речи. Палач накидывает колпак, петлю. Врачи констатируют смерть.

В 1 час 56 минут вводят Франка. Теперь, когда над ним занесен меч правосудия, он ведет себя как шут: улыбается, кланяется. Наклоняется к священнику и тихо говорит кощунственные в устах злодея слова: «Я прошу бога взять меня под свою святую защиту…»

Появляется Фрик, он Смотрит диким, полным ужаса взглядом на виселицу. Запнувшись за первую ступеньку эшафота, останавливается. Его под руки подводят к петле.

Следующий — Штрейхер. Он развращал немцев, отравляя их умы ненавистью к неарийцам, требовал преследовать людей «низшей расы», истреблять их. Тупой, невежественный человек с садистскими наклонностями, развратник, не раз уличавшийся своими же коллегами по партии, он сделал карьеру при Гитлере на проповеди оголтелого антисемитизма. Впрочем, стараясь уцелеть, он к концу процесса объявил себя ревностным сторонником идеи мирового господства реакционных кругов еврейства и предложил сионистам взять его к себе на службу, обещая сражаться за них. Охрана связывает Штрейхеру руки за спиной. Он, быстро подпрыгивая, подбегает к эшафоту, истерически кричит: «Хайль Гитлер!»

Вводят Заукеля. Он с расстегнутым воротником, в фуфайке. Более 5 миллионов человек было угнано по его указанию в рабство в гитлеровскую Германию. Сейчас он заявляет: «Приговор неправильный!» Палач набрасывает колпак и петлю.

Вслед за Йодлем, последний из осужденных — Зейсс-Инкварт идет к эшафоту. В час расплаты он бормочет что-то о полученном уроке…

В 2 часа 46 минут было покончено с главарями германского фашизма. Два американских солдата вносят на носилках покрытый черным одеялом труп Геринга. Его открывают, чтобы показать корреспондентам.

Тела казненных были отвезены в Мюнхен, сожжены там в крематории, и прах их развеян.

Так закончилась кровавая нацистская авантюра для ее организаторов и вдохновителей.

Когда начиналась моя работа в Чрезвычайной государственной комиссии, я, конечно, знал, что несет фашизм человечеству, отдельным народам, каждой семье. Звериная философия Гитлера и его окружения, так пришедшаяся по душе магнатам германского капитала, была хорошо известна советским людям. И, защищая свою Родину, они спасали от истребления и порабощения население десятков стран, территория которых рассматривалась фашистами как зона жизненного пространства кровавого рейха.

Знал я и то, что с особой ненавистью гитлеровские убийцы относятся к славянским народам, которые не раз в истории срывали захватнические планы германских правителей, на протяжении многих веков мечтавших покорить и онемечить земли Центральной, Восточной и Юго-Восточ-пой Европы. Но увиденное при расследовании фашистских злодеяний превзошло все мои прежние представления о жестокости гитлеровцев.

Гитлеровское командование снабжало солдат специальной памяткой, в которой внушалось:

«У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик, — убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки.

Ни одна мировая сила не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германец — абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты германец, как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути, думай всегда о возвышенном, о фюрере. Ты победишь. Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир» (Документы обвиняют. Сборник документов о чудовищных зверствах германских властей па временно захваченных ими советских территориях. М., 1943, вып. 1, с. 205.).

Отправляя в завоевательный поход коричневые орды, Гитлер торжественно провозгласил, что освобождает своих солдат от химеры, которая называется совестью. Это означало: будь хуже зверя, убивай без оглядки, грабь, жги, насилуй, глумись над страданием беззащитных женщин, стариков, детей. И они действительно вели себя так, что и сейчас я не могу с достаточной уверенностью положительно ответить на вопрос: а люди ли были все те, кто пытал, истязал, расстреливал, кто превратил жизнь беззащитных людей, согнанных в концентрационные лагеря, в кошмарный ад?