Только одно болото называли мертвым. Только однажды он видел нечто похожее, да и то издалека.

Ханнаис М’хен Проклятый, так назвал его Пелмараг.

Ханнаис М’хен.

Эннишмин.

Место и впрямь проклятое. О нем ходили легенды. Здесь, как рассказывали местные жители, видели призраков. И где-то здесь он едва не расстался с жизнью. Наверное, и расстался бы, если бы не Аркет с ее познаниями в медицине и — как он подозревал — заступничеством перед высшими силами. «Никогда не грозите оружием имперскому воину, если не планируете убить его». Этими словами начал он главу под названием «Дипломатия» в так и не увидевшем света труде о военном искусстве.

— Ш-ш-ш!

Шедший впереди Ситлоу внезапно замер, вскинул руку, повернул ее вниз и склонился к земле. Другие двенды остановились и последовали его примеру. Рингил повторил их маневр, хотя и с меньшим изяществом. Не говоря ни слова, Ситлоу указал вперед, на открывшийся широкий заливчик, по которому с тихим равномерным плеском двигалось что-то невидимое.

Рука двенды снова пришла в движение. Именно пришла в движение, словно сам Ситлоу не имел к этому никакого отношения. Пальцы и ладонь будто обрели собственную, злонамеренную волю. Запястье выгнулось под неестественным углом, три пальца сложились несколько раз в подобие клюва, а сам Ситлоу прошептал какие-то непонятные слова. Рингил уловил лишь пару полуслогов, но и этого оказалось достаточно, чтобы по коже прошел мороз.

И тут свет вокруг них померк.

В тот же миг из-за изгиба пролива выскользнула длинная, видавшая виды лодка с пятью бородатыми, вооруженными до зубов оборванцами. Рингил заметил палаши, топоры, луки и огромный самострел. Двое работали веслами, опуская и поднимая их почти бесшумно. Каноэ шло быстро и ровно, практически не оставляя ряби на воде. Трое других наблюдали за берегами — над заросшими щеками поблескивали внимательные, напряженные глаза. За все время, пока лодка оставалась на виду, они не перекинулись ни словом.

Каноэ прошло в пяти футах от притаившихся олдраинов — бородачи не заметили ничего подозрительного.

Выждав некоторое время, Ситлоу разжал пальцы, и сумерки сразу рассеялись. Двенда перевел дыхание, и Рингил лишь теперь понял, что все это время не дышал.

— Кто они такие?

Ситлоу пожал плечами.

— Падалыцики. Шарят по болоту, ищут оставшиеся после Черного народа безделушки и продают на севере как олдраинские редкости. Подонки, но болото знают хорошо. Их лучше избегать, обходить стороной.

— Избегать? — Рингил нахмурился. Его охватило странное чувство, в котором смешались радость и разочарование. — Ты серьезно? Могучие, всесильные двенды прячутся в кустах от каких-то болотных падалыциков? Каменные яйца Хойрана! Да ведь они всего лишь люди!

— Да, но некоторые из нас, — прошипела ему в ухо, проходя мимо, Ризгиллен, — вовсе не в восторге от людей. Хотя бы потому, что они редко моются.

Поймав предостерегающий взгляд брата, она замолчала.

— Сюда, — сказал Ситлоу, и они двинулись вдоль берега.

Залив расширялся, разделяясь на другом берегу на несколько проток. Кое-где на темно-синей, с синеватым отливом глади появились спутанные клочья водорослей, кое-где порыв ветра тревожил ее легкой зыбью. Запах гниения ощущался слабее. Больше им никто не встретился, но за очередным поворотом впереди выросла вдруг закованная в черное фигура с гладкой головой и мечом за спиной. Рингил, уже привыкший к незатейливым костюмам и обтекающим шлемам своих спутников, едва взглянул на двенду. Куда больше его заинтересовало странное сооружение позади него.

Это был мост, хотя термин «мост» давал очень слабое представление о том, что соединяло берега залива. Имперский базар в Ихелтете тоже можно назвать рынком, но…

Мост поднимался над опорами выше Восточных ворот в Трилейне и состоял, похоже, из проволоки и света. Рингил разглядел спиральные лесенки с каждой стороны, широкую арку опоры и ажурный узор нижних конструкций. Сооружение выглядело таким легким, таким хрупким, что, казалось, если солнце пригреет чуточку сильнее, оно просто растает.

Ситлоу с любопытством, словно Рингил проходил какое-то испытание, посмотрел на него.

— Нравится?

— Красивый, — признал Рингил. — А что, падалыцики его не видят?

— Они видят что-то другое. — Двенда подошел ближе, дохнул на подушечки пальцев и коснулся ими глаз Рингила. — Смотри.

Рингил моргнул… нахмурился…

Мост исчез.

Или… не исчез? Опоры остались, но теперь они представляли собой две стоящие одна против другой глыбы светлого гранита, потрескавшиеся, заросшие мхом, с прожилками из желтоватой травы, местами расколотые. С вершины каждого из валунов тянулись друг к дружке пара чахлых деревцев, тянулись сучьями, ветками, тонкими, как пальцы, веточками. Тянулись, но не дотягивались.

Рингил снова моргнул. Потер глаза.

Мост был на месте.

— Рассказывают, конечно, всякое. Например, про мальчика, забредшего сюда в ночь накануне Падрова дня и увидевшего вместо камней и деревьев сказочный мост. Это легенды. Лишь немногие видели его наяву.

Двенда в шлеме остался на месте; они прошли, обменявшись с ним несколькими, как показалось Рингилу, общими словами, из которых он не понял ни одного. Дальше Ситлоу повел их вверх, по спиральной лестнице. Сделав несколько шагов, Рингил увидел под ногами паутинку и замер. Его сковал ужас — нельзя же идти по воздуху. Он боялся упасть и ничего не мог с собой поделать. В тонких перемычках тихо пел ветер, далеко внизу призывно плескалась черная вода. Облака порвались, хлынувший через разрыв свет коснулся моста, и конструкция рассеялась, превратившись в паутинку с поблескивающими на ней капельками росы.

Рингил поймал взгляд Ризгиллен. Сглотнул. Сосредоточился. И пошел. Мост покачивался под ногами, пружинил — казалось, он снова шел по болоту. При этом конструкция издавала высокий, на пределе слышимости, мелодичный звон. Чувство было не из приятных, и Рингил облегченно вздохнул, когда добрался до другого берега и спустился по спиральной лестнице.

Внизу их встретили два вооруженных двенды. Один, стащив шлем, уставился на Рингила голодными глазами и отвел взгляд только после того, как Ситлоу бросил ему что-то резкое. Они обменялись репликами, потом двенда надел шлем и отступил. На Рингила он больше не смотрел.

— А я здесь не слишком популярен.

— Дело не в этом, — рассеянно объяснил Ситлоу. — Они обеспокоены и встревожены, вот и ищут, на ком бы отыграться.

— Обеспокоены? Чем? Кто их напугал? Бородачи в лодке?

Двенда задумчиво посмотрел на него.

— Нет. Поговаривают, здесь еще остался Черный народ. Один из наших зашел в местную пивную и даже сумел убедить хозяина обслужить его. Он слышал, как посетители рассказывали о чернокожем воине в соседней деревне.

— Перестань. Скорее всего, спутали с каким-нибудь южанином-наемником. За Демларашаном кожа темнеет быстро, ошибиться нетрудно.

— Возможно.

— Точно. Кириаты ушли, я сам видел. Я стоял у Ан-Монала и видел, как последний их корабль ушел под землю. Понятия не имею, куда он отправился дальше, но назад не вернулся.

— Знаю. В Трилейне говорят то же самое. Но я знаю также, что люди не отличаются правдивостью и точностью. Вашей расе легко дается ложь. Вы лжете тем, кто вами правит, лжете супругам и товарищам, даже самым близким. Вы готовы солгать себе, если обман облегчит ваше жалкое существование. В вашем мире трудно отличить правду от вранья.

В его голосе прозвучала усталость, что и разозлило Рингила больше всего.

— То же самое говорят и про вас. Что двенды — мастера обмана и ловких фокусов.

— Неужто? — подал голос Ашгрин. Серьезный и молчаливый, он заговаривал так редко, что Рингил даже вздрогнул от удивления. — И от какого же знатока ты это слышал? Кто сумел пронести такое знание через четыре тысячи лет?

Ризгиллен громко откашлялась.

— Может, пойдем дальше, брат? По-моему, у нас и других забот хватает, кроме как трепаться о…