Наконец я объявил последний перерыв, а затем дал команду на построение.

– Сейчас я вас обрадую. Мы даем первый концерт.

Как я и предвидел, это вызвало стенания и горестные вопли. Я подождал, пока они утихнут.

– Ребята, я знаю, каково вам. Поверьте, мне ничуть не легче. По-моему, наш лучший номер – блюз «Я совсем одна». Вы сами видели, как здешний персонал старался нам помочь. Думаю, мы должны его отблагодарить, показать, что у нас вышло. Я пригласил человек тридцать, они сейчас подойдут.

Словно в подтверждение моих слов отворилась дверь и в зал потянулись вольноперы со скептическими минами и складными стульями. Шествие возглавлял адмирал Бенбоу; рядом с ним вице-адмирал нес два стула. Зач начал рассаживать зрителей, и наша пещероподобная студия впервые превратилась в концертный зал. Мы отступили на эстраду. Я притушил лампы и укрылся за своей электронной баррикадой.

– Леди и джентльмены, дорогие гости. На этой неделе мы с вами потрудились на славу, и я от всей души и от имени «Стальных Крыс» хочу сказать вам спасибо.

Я нажал на кнопку, и под потолком раскатилось: «СПАСИБО… СПАСИБО…» На эхо наложилось растущее крещендо барабанов, увенчавшись громовым раскатом и несколькими вполне натуральными с виду молниями. Судя по округлившимся глазам и отвисшим челюстям, мне удалось приковать внимание зрителей.

– Первый номер нашей программы – в исполнении мелодичной Мадонетты. Драма неприкаянного сердца! Блюз «Я совсем одна»!

Цветные юпитеры обрушили с потолка световой ливень, явив во всей радужной красе наши розовые с блестками костюмы в обтяжку. Зазвучали первые аккорды, и лучи юпитеров сконцентрировались на Мадонетте, на чей костюм пошло гораздо меньше материала, чем на наши. Публике он, похоже, глянулся. Завывания ветра и громовые раскаты притихли, Мадонетта простерла к залу изящные руки и запела:

Сие сопровождалось раскачиванием голографических деревьев, проходом грозовых туч и прочими душераздирающими спецэффектами. Под рыдания музыки Мадонетта перешла к заключительным строфам.

В последний раз провыл ветер, скорчилось щупальце багрового тумана, и за нашими спинами величаво взошло солнце. Музыка смолкла. Тишина беспрепятственно расползалась по студии – и вдруг разлетелась в клочья под неистовым шквалом аплодисментов.

– Молодцы, ребята! – одобрил я. – Их вроде проняло. Все кайфово, чуваки, как говорит Барри Мойд.

На седьмой день мы не отдыхали. Но репетицию закончили довольно рано.

– На сегодня все. Собирайте рюкзаки. Музыка и реквизит уже упакованы. Улетаем в полночь. Значит, нужен еще час, чтобы добраться до космодрома. Не опаздывать.

Они разбрелись на подкашивающихся ногах, и тут притопал адмирал. В его кильватере плелся Зач.

– Агент отрапортовал, что вы закончили подготовку операции и ждете приказа к погрузке.

Ну что тут скажешь? Я лишь кивнул.

– А мне можно с тобой? – спросил Зач.

– Нет. Ты нам здорово помог, спасибо. Дальше мы сами.

Он едва не раздавил мне пальцы в рукопожатии, и через секунду за ним затворилась дверь.

– Управление по принудительному лечению наркоманов изобрело для вас страшное преступление. – Адмиральская улыбка смахивала на оскал жалящей змеи. – Приговор – ссылка на Лайокукаю. Незамедлительная.

– Чудненько. И что же это за преступление?

– У наркоманов в большом фаворе качественное и дорогое зелье под названием бакшиш. Ты и твои приятели пойманы с поличным на контрабанде и употреблении. После принудлечения вы будете много дней шататься и дрожать от слабости, так что медлить с первым концертом не резон. Пресса уже извещена о вашем аресте и заключении в спецбольницу. Когда вы объявитесь на Лайокукае, туземцы нисколько не удивятся. Вопросы?

– Один, – сказал я. – Важный. Как насчет связи?

– Будет. Где бы ты ни находился, шифропередатчик в твоей челюсти достанет до приемника на космодроме. Радист будет дежурить круглосуточно. Пока вы на космодроме, связной окажет любую посильную помощь. Потом он переберется на орбиту, на борт космокрейсера «Беспощадный», и там будет получать твои донесения. Если понадобится, мы до любой точки планеты доберемся максимум за одиннадцать минут. Как отыщешь пропажу, дай знать. Мы подкинем десант. Рапортуй, по меньшей мере, раз в сутки. Местонахождение группы и результаты поисков.

– Только на тот случай, если нас заметут, да? Чтобы послать новый отряд?

– Точно. Еще вопросы?

– Один. Не хотите пообещать, что будете за нас волноваться?

– Нет. Ни к чему. Полагайтесь только на себя.

– Ну, спасибо! Вы сама доброта.

Он повернулся и утопал прочь, хлопнув дверью. На меня нахлынула усталость и – в который уж раз? – черная тоска. Зачем я все это делаю? Чтобы остаться в живых, разумеется. А не то… еще двадцать три дня – и упадет мой занавес.

На борту славного космического крейсера «Беспощадный» мы путешествовали недолго – и слава богу, а то окружение военных всегда пагубно влияло на мой боевой задор. За сутками, заключившими в себе упорные репетиции, плохую кормежку, неважнецкий ночной отдых, последовал столь же напряженный день, да еще с безалкогольной вечеринкой, поскольку на Галактическом Флоте царила Ее Величество Трезвость. И наконец, за считаные часы до посадки ансамбля на катер эскулапы вкатили нам по нескольку уколов для имитации лечения от наркомании. Я бы, пожалуй, предпочел наркоманию. Не говоря уж о любовании последним ужином, выползающим наружу, – можно прекрасно обойтись без этого развлечения. Судороги и нервный тик – то еще удовольствие, скажу я вам. К тому же у моих дрожащих, шатающихся коллег глазные яблоки пылали, как у покойников в фильмах ужасов, и я сторонился зеркал, опасаясь увидеть еще одного зловещего мертвеца.

Стинго выглядел лет на сто – серый, как пепел, изможденный. Ни дать ни взять – ходячий скелет. Меня уколола совесть – дернула же нелегкая вытащить бедолагу из отставки! Впрочем, едва я подумал о собственных неприятностях, совесть улеглась баиньки.

– Я что, смотрюсь не краше твоего? – хриплым голосом осведомился Флойд, чья почти отросшая борода великолепно оттеняла пергаментную кожу.

– Надеюсь, что нет, – просипел я.

Мадонетта, словно ласковая матушка, протянула руку и похлопала по моей дрожащей кисти.

– Ничего, Джим, за ночь все пройдет. Ты только потерпи, и сам увидишь.

Я не ощутил сыновней признательности. Говоря откровенно, при виде Мадонетты меня разбирало иное чувство, но я надеялся благополучно его скрыть. Поэтому я прорычал что-то маловразумительное и заковылял в каюту, дабы уединиться со своим ничтожеством. Но даже это не удалось. В потолке зловеще скрежетнул громкоговоритель, затем грянул адмиральский глас:

– Алло, навострите уши и внимайте. Всем «Стальным Крысам» через две минуты собраться в двенадцатом грузовом отсеке. Мы на парковочной орбите. Осталась минута пятьдесят восемь секунд. Минута…

Я выскочил в коридор и лязгнул дверью, чтобы спастись от рева, но он гнался за мной по пятам. В двенадцатый грузовой я прибыл последним – товарищи по несчастью уже распластались на палубе возле рюкзаков. Я рухнул рядом с ними. Вслед за мной, точно чудовище из дурного сна, возник адмирал и завопил: