— Хренасе заявления. Слушай, а какие тут могут быть ДРУГИЕ варианты? — на лице Миру отражается её типичная работа мысли, когда она заинтересована в обсуждаемой теме.

Не эмоции, скорее интерес исследователя.

И слава богу. Когда работает её аналитика, психика не напрягается, насколько я успел заметить. По-моему, это именно то, что ей сейчас больше всего нужно.

— Ты под "любишь" имеешь ввиду романтическую часть отношений? — уточняю.

— Ага. Ты же сам подкатывал яйца! Считаешь, это было так таинственно и неясно?

— Не считаю. Ты тогда очень чётко дала понять... дала обратную связь по теме, короче. Крайне недвусмысленно расставила точки над i.

— Обычно пацаны не слушают голосов разума, — вздыхает моя вроде как ситуативная сестра. — У меня, конечно, тоже есть личный опыт — но со стороны настолько немало видела, что твоим здравомыслием просто изумляюсь.

— А что там было? Когда со стороны наблюдала?

— Кринж там был. Очень мало кто из вашего брата сдаёт назад, если в яйцах запищал спермотоксикоз.

— Я ж вроде тебе не сильно докучал собачьими глазами и серенадами под окнами?

— С твоей целеустремленностью по-любому было впору пугаться.

— Чего?!

— Ты же маньяк, — она спокойно пожимает плечами. — Пока не реализуешь свои, г-хм, поползновения — явно не успокоишься, взять хоть и все твои дуэли! А на каком-то этапе тебе взбрело в голову, что мы с тобой — пара. Как было не переживать? Вдруг ты в твоего отца пошёл?

— Я не в курсе, как мой отец ухаживал за твоей матерью, — надеюсь, я верно истолковал её намёк. — Наверное, четверть часа тому был первый раз в жизни на моей памяти, когда ошиблась в анализе Мартинес, — бормочу себе под нос через секунду. — Когда говорила с тобой. И это странно.

— Ты о чём вообще?!

— Обычно она только притворяется не пойми кем, а на самом деле людей видит глубже. Она ж, по твоим словам, тебе же и сказала, что ты от меня без ума? Я по тебе этого сейчас в упор не вижу.

— Да, у неё всегда точные диагнозы, — со вздохом соглашается Хамасаки. — Только говорит она их далеко не всегда и не всем. А даже когда и сообщает, то через раз непонятно — валяет дурака? Или за маской по*уизма просто остаётся в тени, для собственного спокойствия?

— Миру, мы будем с тобой гораздо конструктивнее оба, если определим цели нашего общения и задачи этого разговора.

— Фигасе ты запел. То буквально последнюю копейку доставал, чтобы меня выручить. — Она снова констатирует без эмоций, не рисуется и не кокетничает. — А сейчас натуральным образом указываешь на дистанцию? Интересно. Раньше такого не встречала. Хм, а ещё я почему-то заговорила словами твоей подруги! Бл...

— Раньше у меня рулили эмоции, а мозги отдыхали — по крайней мере, в отношениях с тобой.

— У пацанов оно всегда так, ты не исключение. Слушай, а что с твоей стороны поменялось? Я не набиваюсь и не переживаю! — торопится добавить одноклассница. — Голое любопытство, клянусь! Ты как-то резко стал другим настолько, что у меня даже нет предыдущего к тебе отвращения. Вот, пытаюсь в себе разобраться.

— С моей стороны в первую очередь изменилось понимание ситуации. Ты спрашивала про любовь? Я бы поделил этот вопрос на части.

— Продолжай.

— Романтичная составляющая: мужчина и женщина, сексуальный подтекст, всё такое. В твой адрес почти ничего подобного нет. Уже.

— Совсем-совсем?

— Разок перепихнуться согласился бы — из соображений физиологии. Но серьёзно сейчас отношусь к Эрнандес и Мартинес. Объяснять, почему?

— Да.

— Они встали рядом со мной в тот момент, когда у меня ничего не было.

— Логично... А какая вторая составляющая? Ты про любовь говорил.

— Искреннее и бескорыстное желание, чтобы другой человек был счастлив. Без физиологического желания размножаться. С этим пунктом всё в порядке: очень хочу, чтобы тебе было хорошо. Но с инстинктом размножения никак не связано.

— Раньше ты старательно скрывал, что не идиот. Сейчас изрядно изменился.

— Жизнь заставила, — вздыхаю. — Знаешь, давай упростим эту ситуацию...

— Как в математике?

— Примерно. Давай условно поделим всех пацанов на две группы: одни наплюют на твоё "отстань", а вторые задумаются.

— Ты из вторых?

— Из их производной: после твоих слов и своих размышлений я пришёл к выводу, что ты права: мы не пара. На каком-то этапе решил тебя послушаться.

— Сейчас должно моё женское самолюбие заиграть по идее, — задумчиво делится "сестра". — Если верить теории, то я из противоречия должна захотеть надеть на тебя ошейник и изо всех сил потащить в свою сторону. Хватательный рефлекс.

— Ты же этого не делаешь?

— Нет. Сама удивляюсь. Стало спокойно и легко, тревожность ушла. Чем объяснить?

— Может, тебе просто нужен не мужчина физически, а точка опоры?

— Опять странно — ты снова не дурак. Непривычно. — Миру встряхивается. — Слушай, я вот прямо сейчас чувствую, что говорить с тобой надо о другом. Не о том, о чём я хотела!

— Так говори?

— Хорошо, но сперва ответь на вопрос?

— Задавай?

— А как вышло, что ты перестал размазывать сопли по своей несостоявшейся любви ко мне? Мало того, что взял себя в руки, так ещё и человеком стал за мгновение? Не бывает таких изменений, блин.

— Это два разных вопроса. Человеком стал легко: жизнь научит и не такому. Просто захотел выжить.

— Как?

— На каком-то этапе решил: всё равно жизнь — говно. Если так жить дальше, то что сотня лет, что день — без разницы. Никакой радости.

— И?

— Взял и перестал сдаваться и уступать. Подумал, что иногда надо просто стоять на ногах и бить врага по морде — до тех пор, пока сам в сознании.

— Это тогда произошло, когда тебе последний раз очки разбили?

— Ага.

— Я помню. Но тебе же тогда не дали победить. — Она о чём-то размышляет, сопоставляя некие детали.

— И в следующий раз тоже не дали, — соглашаюсь. — Я тоже помню. А потом Лысый вдруг бац — и сломался. Неожиданно и сразу. Я именно в тот момент и почувствовал, что всё.

— В плане?

— Старой жизни больше не будет. Будет новый Виктор Седьков, другой. У него всё будет иначе.

— Ты после этого охладел ко мне?

— Миру, я к тебе не охладел. Точнее, назвал бы это другими словами.

— Какими?

— Переосмыслил нашу с тобой совместную перспективу под твоим влиянием. Ты же сама этого хотела?

— Романтичного не осталось? — она с интересом заглядывает мне в глаза.

На влюблённую или страдающую от безответных чувств японка точно не похожа.

Мартинес тоже может ошибаться?

— Наверное. В том смысле, что у меня точно нет навязчивой потребности в тебе. Если ты переживала по поводу моей маниакальной страсти, можешь успокоиться: навязываться не планирую.

— Слушай, честно, вот реально невтерпёж стало. — Хамасаки поворачивается ко мне. — На всякий случай: у меня к тебе смешанные чувства, но это точно не та слепая любовь, о которой говорила Айя! Обидеть или огорчить меня отказом не бойся — это самые приятные слова, как ни парадоксально.

Будто по заказу, от упомянутой всуе латиноамериканки именно в эту секунду приходит: "Ну чё? Она тебе уже призналась в своей любви до гроба?