— Наверное, — равнодушно пожал плечами Трофимов. — Но в мою папку консульского учёта же что-нибудь запишут? Получается, рейтинг подрастёт.

— Этот Гена при известном раскладе может весить гораздо больше, чем нам с вами говорят или демонстрируют, — задумчиво сообщил Седьков. — Если тоже совсем откровенно.

— Да то понятно, но... Кстати, а ты-то чего ко мне хотел прийти? — с опозданием спохватился педагог.

— В том числе из-за него. Сергей Сергеевич, давайте начнём с нового листа?

— Наши отношения? — Трофимов не был бы хорошим специалистом на своём месте, если бы не улавливал подобные нюансы влёт.

— Ага.

— С чего такая щедрость? — удивился завуч с некоторой опаской.

Пацан, конечно, время от времени демонстрировал несвойственную своему возрасту почти взрослую мудрость — но не настолько же.

Отказаться добровольно от мести в адрес преподавателя, которую последний полностью заслужил — для этого как минимум нужны мотивы, коих у Седькова, с его точки зрения, ни в какой перспективе не просматривалось.

— А вы идеальный приспособленец, — откровенно пояснил ученик. — Обычно наша с вами национальная литература эту черту трактует как отрицательную...

— Не только литература, — с ещё одним вздохом согласился Трофимов.

— ...Но вы, справедливости ради, практически никогда мне не лгали. Да, недоговаривали — например, о возможном гранте для меня в первом лицее.

— Какой дурак отдаст на сторону потенциальный бриллиант, — недовольно проворчал педагог в сторону.

— Да. Ещё вы могли сказать то, что является однозначным злом, не добром, с моей точки зрения — и общепринятой, но, — пацан со значением поднял в воздух указательный палец. — Я тут на досуге получил доступ к кое-каким расширениям на память для натуралов.

Понятно. Опекунша открыла безлимитный кредит отпрыску. Логично, чё; интересно только, чем он её взял.

— Порылся в истории всего нашего с вами общения, — продолжил Седьков беззаботно. — И обнаружил один гигантский плюс, который большинство моих сверстников легко пропускают мимо.

— Какой это? — вяло поинтересовался Трофимов.

Ничего перспективного в голову не шло.

— А вы мне никогда не врали. Вы мне практически никогда не врали, когда не задевались интересы других людей и когда на вас не оказывалось целенаправленного давления.

Преподаватель задумался. Потом прокомментировал:

— Это не специально. Чёрт, говорю с тобой, как со взрослым, — спохватился он, но не остановился. — Это на уровне рефлекса. Понимаешь, мы можем нравиться друг другу, не нравится, но...

— Что?

— Да по-русски так не скажешь. Agreement-worthy.

— Почему не скажешь? Договороспособная сторона, — фыркнул ученик и встал за вторым кофе.

— Да! Вылетело слово из головы. Так вот. Несмотря на всю разницу интересов, ты можешь оставаться договороспособной стороной — если выполняешь хотя бы минимум. Когда я даже с тобой, бомжом, говорил откровенно — это и был тот самый минимум, ниже которого я не должен опускаться.

— Занятно.

— С точки зрения моей собственной системы ценностей, — закончил он пояснение. — Ты ж сам говорил: даже у червяка длиною в дюйм есть душа длиной в полдюйма.

— Упс, да. Знаете, так глубоко не анализирую — но, как говорит моя близкая подруга, одним местом иногда чувствую. Сергей Сергеевич, я абсолютно серьёзно предлагаю начать наши отношения с чистого листа. В нынешние времена чужой тебе человек, избегающий и брезгующий врать по мелочам — уже достаточно серьёзная заявка как минимум на то, чтобы с ним попытаться договориться. Несмотря на все наши разногласия по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо.

— Запросто, давай начинать с этого самого чистого листа, — беззаботно пожал плечами Трофимов. — А чего хотел-то?

— Во-первых, давайте выжмём из ситуации с Геной максимум. Вы же не против перезвонить просившему и сказать, что у меня есть мои условия?

— Да вообще без проблем. — Легко махнул рукой завуч, потому что оно так и было. — На эту тему и канал оставили, и звонить предложили в любое время.

— Из чего мы делаем вывод, что среди гениного начальства тоже могут быть разногласия, — пробормотал себе под нос старшеклассник, затем продолжил громче. — А ещё я хотел вас спросить; у вас случайно нет законодательной базы Разделительных Сегментов по опекунству? Там есть пара закрытых фрагментов, отсюда недоступных.

— Знаю, где взять, — удивился Трофимов. — Но это ж мелочь. Оно не стоит того, чтобы ты с твоим рейтингом ко мне сам шёл. Ты сейчас точно не шутишь?

— Нет. — Пацан решительно покачал головой. — И там не мелочь, если для меня. Вернее, как сказать. Рыночная стоимость равна готовности рынка платить.

— Ну, если ты сам так ставишь вопрос, то мне надо быть идиотом, чтобы не отжать тебя по максимуму. — Преподаватель красноречиво двигает бровями. А затем абсолютно непоследовательно продолжает. — Я же не всю жизнь работал здесь; учился тоже там. — Он тычет большим пальцем себе за спину.

— И?

— Ну есть однокурсники, одногруппники, просто друзья. По большей части, именно там.

— И-и-и? Сергей Сергеич, вы меня извините, но я сейчас просто боюсь поверить своему счастью. Пожалуйста, договорите полностью.

— База по опекунству есть в любом учебном заведении, просто it's a must, — снисходительно поясняет Трофимов. — Достать её совсем несложно.

— Насколько несложно?

— Всё равно что тебе попросить свою Эрнандес поделиться расписанием уроков на завтра: у кого-то в мессенджере под рукой всегда найдётся, не в этой группе, так в следующей.

— Здорово. Буду тоже откровенен: лёгкость никак не отменяет ценности информационного блока для меня. У меня ваших одноклассников ТАМ нет, а потребность ТУТ есть.

— Сегодня после рабочего дня получишь. С двадцати до двадцати трёх, на школьный акк. Но ты же понимаешь, что будешь должен?

— Без вопросов, если в разумных пределах.

— О неразумных никто не говорит: я пока не сошёл с ума, чтоб кому-то из Хамасаки руки выкручивать. Слушай, Седьков, попутно. А что ты с выступлениями по киберу думаешь делать? Я видел, ты даже объявление в первом лицее подвесил. Набираешь группу заниматься?

— Я это объявление утром снял по дороге сюда. Не играю я больше, даже на дисквалификацию подал, чтоб соблазна не было: аутсайдер я теперь, рейтинг вниз летит.

Завуч следующую секунду молчит, поскольку лезет в сеть проверять:

— Да. — Разочарованно выдаёт он. — Почему передумал? Я тебя как раз хотел сюда сманить оттуда.

— Времени не будет. Сами же видите — такие дела заворачиваются, что не до детских песочниц.

— Согласен, — признаёт Трофимов. — Для рейтинга уже неактуально, для денег — тоже, а для развлечений не время. Ладно... Так что ты там насчёт Гены говорил?

— Они хотят, чтобы я снял обвинение? Консул или кто там вам звонил?

— Да два раза. Если коротко, можно и так сказать. Парня крайне нежелательно привлекать к ответственности на территории федерации, ещё и с перспективой отбытия наказания. А что между вами произошло-то, в двух словах?

— Сижу, ем в Мексиканской Пицце. Один, после некоторых интересных приключений накануне.

— Я понимаю, о чём ты.

— Подсаживается этот Гена. Ни здравствуйте, ни до свидания — вынь и положь ему контакты Натальи Седьковой, которой к этому времени уже в живых нет.

— Хм. М-да. Ещё раз мои соболезнования.

— Спасибо. Ну я его и спросил, вернее, аккуратно поинтересовался: а в чём проблема-то? Он в ответ: надо наследство твоего отца делить, но ты ещё маленький и без больших дядь не справишься. Так что в твоих интересах, пацан, быстренько ответить на все мои вопросы. Ещё, спохватившись, возможную материальную помощь обозначил на скорую руку: типа, если вы там с матерью голодаете после смерти отца — скажи, на корку хлеба подбросим.

— М-да уж. Ребята просто не в курсе твоих перемен и попали под горячую руку... А чего ты это с таким выражением лица говоришь? Звучит вроде нормально, где-то даже по-человечески — вон, и помочь предложил. Более чем пристойно, особенно для тамошней государственной конторы. Поверь, уж я знаю, что говорю.