Теперь самое сложное. Нижний край кузова отстоял от земли на фут. Я влез в фургон, лег на пол, ухватился за ручки и стал тянуть насос вверх, на себя. Казалось, еще мгновение — и меня разорвет на части, как привязанного между двумя деревьями — старинная китайская пытка... Насос поднялся, пролез в дверь, оказался в фургоне. Перед глазами бешено вращались разноцветные круги. Я задел за край носилок, держа насос за одну ручку. Он перевернулся, упал набок, со звоном вылетело стекло датчика, отмеривающего давление и число вдохов в минуту.

Хватая ртом воздух, чувствуя, что погружаюсь во мрак отчаяния, я склонился над ящиком и поставил его на колесики. Задвинул в угол. Закрепил на ремнях. Затолкал под колесики клинья, удерживающие его на месте. Подсоединил кабель к батареям. Сам себе не веря, что мог провести всю эту работу, потратил еще несколько секунд, проверяя, все ли на месте.

А если он не включится? Что, если осколки стекла попали внутрь и повредили мехи?.. Нет, обо всем этом даже подумать страшно, будем надеяться, что все в порядке.

Теперь наверх. Как легко подниматься по лестнице без насоса! Споткнулся где-то на полпути, упал на колени. Темными, расширенными от ужаса глазами Элизабет, казалось, смотрела в лицо самой смерти. Когда ей приходилось дышать без аппарата, ни сил, ни дыхания на разговоры уже не хватало, но на этот раз она хрипло вымолвила отчаянное:

— Скорей...

Я приподнял ее, подсунул одну руку под колени, другой обхватил плечи и прижал ее к себе, чтобы она могла положить голову мне на плечо, — так носят детей.

Она была легка как перышко и все-таки не невесома. Заметив, как исказилось мое лицо, она застонала.

— Тише, — прошептал я ей на ухо. — Ты только дыши.

Начал спускаться вниз, прислоняясь спиной к стене, осторожно, шаг за шагом. Только бы не упасть. Похоже, что старина виски проиграет эту партию.

Подъем в фургон оказался настоящим кошмаром. Не обошлось и без китайских деревьев. Наконец я осторожно опустил ее на носилки. Остался еще «Спирашелл». Снова полез вверх по лестнице. Все это напоминало восхождение по эскалатору, идущему вниз, бессмысленное и бесконечное, с уходящими из-под ног ступеньками. Поднял «Спирашелл». Самая легкая из нош. Едва не впал в отчаяние, когда на лестнице вдруг наступил на шестигранную соединительную трубку. Взобрался в фургон и резко, всей тяжестью, свалил аппарат ей на колени.

Элизабет задыхалась, жилы на шее вздулись, словно веревки, рот искажен в бесплодном усилии поймать хотя бы глоток воздуха.

Никак не удавалось подсоединить трубку к насосу. Я ругался, потел, почти плакал. Сделал медленный глубокий вдох, поборол панику, попробовал снова. Мудреная двухсторонняя гайка скользнула наконец на резьбу, укрепилась, и я плотно привинтил ее. Нажал на кнопку — контакт насоса с батареей. Момент истины!

Мехи медленно раздулись и опали. Элизабет испустила еле слышный вздох облегчения. Я осторожно сдвинул «Спирашелл» ей на грудь, просунул ремешки под спину. Никак не удавалось застегнуть проклятую пряжку — так сильно дрожали пальцы. Встав на колени рядом с носилками, я плотно прижал «Спирашелл» к ее телу. Он слегка приподнял ее грудную клетку и опустил, снова приподнял и опустил, наполняя легкие воздухом. Искаженные страхом черты лица разгладились, на щеках появился слабый румянец.

Шестнадцать животворных вдохов, и я снова принялся за застежку. Она поддалась только на третий раз. Я сидел на полу, упершись локтями в согнутые колени и обхватив руками голову. Закрыл глаза. Перед ними вновь завертелся бешеный вихрь.

Ее слабый голос произнес с деланным спокойствием:

— Ты не в состоянии вести машину. Тай...

— Надо попробовать. Там видно будет.

— Подожди немного. Подожди, пока тебе не станет лучше.

Лучше не станет еще долго. Тяжелый, неповоротливый язык с трудом выталкивал слова. Какая-то ужасная каша... Я открыл глаза и сосредоточенно уставился на пол. Тошнотворное головокружение постепенно прошло. Почти прошло, до приемлемой степени. Я начал соображать, что делать дальше.

— Надо принести чано... чемоданы.

— Подожди, Тай. Передохни немного.

Она никак не могла понять, что передышка здесь не поможет. Станет только хуже. Я вообще засну, если не буду двигаться. Стоило просто подумать об этом, и меня охватила незаметно подкравшаяся вялость, я почувствовал непреодолимое искушение лечь и закрыть глаза. Уснуть... Спать мертвым сном...

Я вылез из фургона, постоял немного, опершись о дверцу, пытаясь обрести равновесие.

— Я ненадолго. Скоро вернусь, — сказал я. Надолго нельзя. Нельзя оставлять ее одну. Мало ли что.

Координация движений полностью нарушена. Лестница оказалась еще неприступней, чем прежде. Без всякой на то необходимости я слишком высоко задирал ноги и, опуская их на ступеньки, то и дело промахивался. Спотыкаясь и задевая о стены поднялся наконец наверх.

Приколол записку для миссис Вудворд на видное место. Сунул под мышку грелку для Элизабет, подхватил чемоданы и потащил их к двери, выключил свет и вышел. Начал спускаться и вдруг все уронил. Что ж, по крайней мере отпала необходимость тащить их самому. Чтобы не последовать примеру чемоданов, я присел и завершил путешествие, съезжая по ступенькам, как с горки. Подобрал внизу грелку и отнес Элизабет.

— Я думала... Ты что, упал? — В голосе ее снова звучала тревога.

— Уронил чемоданы. — Я глухо хихикнул. — Ничего, п-порядок! — Уронил чемоданы, но не насос, не Элизабет... Что, съел, старый черт алкоголь?

Я принес чемоданы и поставил в фургон. Закрыл двери. Пошатываясь, обошел машину и забрался на водительское место. Посиди немного, сосредоточься, постарайся отрезветь. Игра еще не проиграна.

Повернулся и посмотрел на Элизабет. Она лежала с закрытыми глазами, откинувшись на подушки. Думаю, что она дошла до того состояния, когда страх и нервное напряжение становятся слишком уж непосильной ношей, и человек, полностью предавшись отчаянию и потеряв всякую надежду, испытывает даже своего рода облегчение. Рано еще сдаваться, сейчас все зависит от меня.

Смотри вперед. Делай все по порядку, не спеша. Выключил свет внутри фургона. Сразу стало страшно темно. Включил опять. Не слишком удачное начало. Попробуем еще раз.

Включил боковые фары. Вот так, уже лучше.

Проверим, сколько осталось бензина. Совсем мало после поездки в Беркшир, но на пять миль хватит. Включил зажигание. Погасил свет внутри фургона.

Автоматически нашел коробку передач и снял с ручного тормоза. Фургон тронулся. Как просто!

У выезда на улицу остановился — тут надо поаккуратнее. На тротуаре ни души, никто не намеревался броситься мне под колеса. Повернул голову влево, потом вправо, проверяя, нет ли машин. Фонари, освещавшие улицу, закружились и поплыли перед глазами. К счастью, кроме них, ни одного движущегося предмета. Выехал на улицу. Прибавил скорость.

В каком-то уголке пропитанного алкоголем сознания мне чудом удалось сохранить трезвость и ледяное хладнокровие. Я понимал, что ехать слишком медленно опасно и равносильно бесцельному хождению по проезжей части. При слишком быстрой езде я не успею затормозить. Реакция почти нулевая.

Держи голову неподвижно и не своди глаз с дороги, тогда обойдется. Впиваясь глазами в дорогу, я старался вовремя заметить пешеходную дорожку, стоявшие у обочины автомобили, огни светофора. Поле зрения сузилось, как у человека, глядящего через свернутый в трубочку лист бумаги. Изображение по бокам сливалось в сплошное темно-синее мерцающее пятно.

Плавно затормозил на красный свет. Здорово! Молодец... Загорелся зеленый. Внезапно в животе у меня похолодело. Я забыл, куда ехать дальше. А ведь знал дорогу как свои пять пальцев! Водитель автомобиля, стоявшего позади нас, замигал фарами. Вспомнилась старая шутка. Что такое доля секунды? Это отрезок времени, который проходит между тем, как загорится зеленый свет, и тем, как водитель задней машины начнет сигналить или мигать фарами. Однако нельзя же торчать здесь без движения! Проехал прямо, понимая, что если сбился с пути и заблудился, то все пропало, мы погибли.