Ломлес пнул все еще бесчувственного «петуха».

— Он же не сумасшедший, — подозрительно покосился на девушку незнакомец, — локки бы не стала проявлять внимание к простому человеку. А если стала бы, так все равно по каким-то своим делам…

— Не все это ведают, — улыбнулся Кродос. Коте показалось, что бывший раб покосился на шрам русоволосого брата с виноватым видом. — А знать харца и подавно. Они давно сидят в своем замке, как огурцы в кадке. Выбираются разве что на охоту, а магов видят раз в жизни, да и то — таких вот, как Кота.

— Очень похожа на локки, — упрямо возразил мужчина, натягивая красные штаны и рубаху вельможи. — Волосы черные и… глаза! Вон как сияют.

— Смотри, не влюбись, — хохотнул Кродос, подмигнув. — Она у нас девка резвая, загоняет до смерти. Ты ведь давно не обращался?

— Как я это сделаю? — огрызнулся тот, с отвращением натягивая фиолетовый камзол. — Я даже проверить не могу, при мне ли сила. Сунусь к вам — Врадес тихонько прирежет где-нибудь под кустом. А другим стаям чужаки без надобности.

— Много воды утекло с тех пор, Мотас, — тихо произнес Ломлес, резким ударом отправляя застонавшего пленника обратно в бесчувственное состояние. Пнув вялое тело, чтобы проверить результат, удовлетворенно кивнул и принялся натягивать на вельможу кожаные брюки. Закончив, жестом подозвал Авеса, терпеливо ожидающего в стороне с ошейником в руках: — Может, стоит поговорить с Солдесом? Боги могли уже сменить гнев на милость.

— Боги — да, — мрачно ответил Мотас, — Врадес — никогда. Возможно, он и простит меня… когда моя шкура будет служить ковриком у порога его норы.

— Кота, — мягко позвал сестру Авес.

Девушка растерянно моргнула и закрыла рот. Оказывается, она весь разговор сидела неподвижно, стараясь не пропустить ни слова. Что такого, интересно, сделал Врадесу этот маленький человечек, за что его выгнали из стаи? И как он жил, не имея возможности быть собой? С тех пор, как Кота обратилась и впервые пробежалась по лесу в волчьем обличье, она словно только начала жить. И не могла представить, что в один прекрасный день не сможет ощутить, как ветер играет с коротким серым мехом, как запахи леса рассказывают множество удивительных историй из жизни самых разных зверей и птиц, как бьется в предсмертных судорогах добыча, в которую с наслаждением вонзаются зубы…

Девушка судорожно сглотнула и поглядела на Мотаса с жалостью. Затем неторопливо подошла к Авесу. Тот склонился над бесчувственным пленником, прилаживая к тонкой шее чудовищный ошейник.

— Смотри, Кота, — тихо обратился к ней брат. — Это — ошейник локки. Некоторые очень любят пользоваться такими вот штучками. Магии, конечно же, здесь нет. Но есть определенные секреты, которые сами изготовители тщательно берегут, выдавая за волшебство. В народе считается, что этот ошейник маг надевает раз и навсегда, что снять его невозможно. Мол, нет у него ни начала, ни конца — замкнутый круг.

— А зачем локки одевают его? — с отвращением спросила Кота, наблюдая за ловкими руками Авеса.

— В основном, чтобы унизить врага, — равнодушно отозвался он, поднимая взгляд на сестру. — Вот одному попался Мотас. Победить локки без силы стаи Мотас, конечно же, не смог, да и глупо было пытаться. А тому убивать хорошего воина было бы расточительством. Локки щедростью не отличаются… в отличие от некоторых.

— Почему маг его не убил? — Кота смотрела во все глаза. Сейчас открывалась другая сторона жизни стаи. А может, теперь и ее жизни. Неизвестная пока, теневая, но такая привлекательная своей тайной и опасностью.

— Некоторые жадны до денег, — пожал плечами Авес. — Деньги — это тоже власть. Глупо убивать то, что можно очень выгодно продать. И противнику будет в сто раз хуже, чем просто смерть. Мы все — воины, а на этом можно сыграть, например, в любимую игру вельмож. Двое противников бьются насмерть. Причем, такой козырь, как Мотас, открывать сразу нельзя. Никто не станет ставить деньги, если узнает, кто он. Поэтому брата придерживали за ошейник, чтобы не убивал рабов слишком быстро…

— Это ужасно! — У Коты перехватило дыхание. — А если бы он отказался убивать других?

— Ошейник сконструирован особым образом, — Авес поднял брови и склонил сестру лицом к самым зубьям. — Вот видишь, он не идеально круглый? Тянуть за цепь можно различным образом. Шипы будут впиваться в различные точки на шее. Какие-то предназначены для притупления восприятия, какие-то — для причинения невыносимой боли. Причем, боль постоянно нарастает каждый раз при давлении шипов. Многие, кто послабее, сходят с ума. Они уже согласны на все в таком состоянии. Судя по ранам на шее Мотаса, он долго держался. Но даже мы порой не способны противостоять изощренным пыткам.

— Чудовищное изобретение! Зачем ты мне все это рассказываешь? — осторожно уточнила Кота, глядя, как Авес прилаживает ошейник к шее вельможи.

— Чтобы ты знала — это не смертельно, — тихо ответил брат. — Ошейник может причинить боль, притупить восприятие, ограничить в движениях. Но он не способен убить. И, — Авес вдруг хитро сощурился, — его можно снять. Только для этого нужно воспользоваться посторонней помощью или зеркалом. Вот, смотри — я одел ошейник. На первый взгляд, открыть его невозможно, каждое движение будет причинять боль. Но, вот здесь, видишь, небольшое углубление? Вставляешь сюда тонкое лезвие, вот так, — брат поддел кинжалом небольшую выемку, чуть ударив по рукояти мечом в определенном направлении, — четкое движение, и вот — ошейник снят!

— Вроде, просто, — с сомнением протянула Кота, — в твоих руках…

— На, попробуй сама, — Авес протянул меч и кинжал. — Сначала закрой.

Кота сглотнула и осторожно приладила ошейник к тощей шее бывшего поклонника. Мужчина вздрогнул и открыл глаза, с ужасом уставившись прямо на нее. Девушка замерла от неожиданности, но Авес спокойно взял меч и ударил вельможу рукоятью в висок. Тот снова обмяк, а Авес призвал сестру не отвлекаться на пустяки. Кота дрожащими руками пыталась вставить кинжал в нужную выемку, но тот все время съезжал, дергая ошейник. Из ран, которые оставляли в белой коже впивающиеся при каждой неудаче острые шипы, струйками сочилась кровь. Это отвлекало и нервировало. Но Авес был чрезвычайно настойчив, каждый раз призывая сосредоточиться. Щелчок, и Кота с облегчением откинулась, выронив кинжал из взмокшей от пота ладошки.

— Ты только что научилась делать невозможное, — довольно улыбнулся Авес. — На это нужна точность и внимательность. Среди стаи только я могу открывать ошейники локки, теперь это можешь делать и ты. И в народе вполне можешь называться магом, потому, что все считают — лишь они способны на такие чудеса. Застегни, справедливость должна восторжествовать, пусть теперь он попробует на своей шее, каково это — быть рабом.

— А его не узнают? — удивленно спросила девушка. — Он же богатый вельможа, приближенный харца.

— Он — раб, — жестко ухмыльнулся Авес, поразив Коту неожиданной вспышкой злости. — В таком ошейнике — он только жалкий раб, что бы ни кричал при этом. Никто не поверит словам закованного. Очень удобно, не считаешь?

И Авес, вернув физиономии вечно-безмятежное выражение, поднялся и кинул конец цепи в руки Мотасу. Кота, стараясь больше не глядеть на пленника, торопливо отошла в сторону. Мотас закрутил цепь вокруг кисти и мрачно посмотрел на девушку.

— Баба в стае! — он смачно сплюнул. — Дожили! И как вы ее терпите? Удивительно, что Врадес не слопал ее еще в младенчестве, он же ненавидит женщин.

— В этом вы с ним всегда находили общий язык, — мрачно пробормотал Кродос, недобро глядя на бывшего брата. — Но вот тебе новость. Он сам притащил девчонку в стаю с жертвенного камня. Они с Солдесом носятся с ней, как с больным щенком. Врадес даже стал ее наставником.

Мотас выглядел так, как будто на него снова надели ошейник, и тот полностью обездвижил свою жертву. Кота усмехнулась и взглянула на бывшего раба свысока. От нее не укрылось, что тот просто-напросто ревнует. Ведь его выгнали, а какая-то сопливая девчонка заняла место бывшего воина.