Городской голова, прячась за спинами насупившихся бровастых молодцев, обжимающих дреколье, со значением объяснял скрипящему зубами коллектору:

— Ты, брат, не серчай, а только дать ничего не можем. Сами впроголодь живем…

О сданном за бесценок проезжему скупщику амбарном зерне умалчивалось.

Дальше случалось по ситуации. В обезглавленном Триградьи коллектор добрая душа чаще всего убирался восвояси, довольствуясь малым магарычом. В Брайдерии возвращался с не менее понятливыми дружинниками местного воеводы.

Разбойник, когда-то бывший солдатом, ласково втолковывал понурившемуся купцу, встреченному посреди безопасного тракта:

— Это для твоей же сохранности, дурашка! Мы ж лишнего не возьмем, чай не звери! Половинку хе-хе… хоча нет, извиняй, время тяжелое, все возьмем!

Начальствующий острога с сумрачным лицом выслушивал доклад своего помощника, о том, что никаких разбойников поймать не удалось. А уж тем более забранных тюков с купецким добром не нашли. И вообще разбойники те, явно за горы подались в беспокойное Триградье, убеждал блестя хитрым глазом помощник, детина смышленый и башковитый. А после вечером отправлялся за бутылочкой-другой дорогого вина на невесть откуда взявшиеся денежки. Детки его тоже не голодали, ведь папка не позднее как вчера вечером привез домой пару запачканных кровью мешков с припасами и добротной вещью. Начальствующий же, сожалеючи разводил руками перед белым от ярости наместником Купеческой Гильдии.

— Перстенек у вас знатный! — замечал наконец торговый человек. — И браслеты необычные.

— Ааа! — почесывал за ухом польщенный командир. — Это подарок от моего друга. Недавно подарили.

— Хорошо живете. Не то что мы. Гильдия поставку за поставкой теряет. В казначейство недодает. Скоро вообще по миру пойдем…

Охотник из центрального Триградья, тащащий из леса тушки угодивших в капкан зайцев и щуплой лисы, боязливо вздрагивал от случайного треска ветки позади и приговаривал сам себе:

— Не будет нам добра. Ни днем, так ночью явятся сюда каменюки ожившие и всех убьют. Надо бы в свою лесную схоронку скарб перетащить, авось пронесет…

Пришел первый день весны. Повсюду белел снег. Лед по-прежнему сковывал ставки, ручьи и речки. Вольготная стужа никуда уходить не собиралась. Не из Триградья. Не из Брайдерии. И Светлынь не была исключением из этого печального правила.

Поэтому итоговое Собрание Магов Семинарии прошло практически незамеченным. За закрытыми дверями Семинарии из которой уже вторую седмицу не выпускали учеников. Над белой башней которой вился алый с черной полосой траурный вымпел. Память по безвозвратно погибшим людям. И магам. Среди умерших числились любимый первогодками Годун, и помощница алхимика Панира Рикона Виссарди. Отметившиеся в недолгом походе ученики вернулись мрачными и отчужденными. С чувством поражения на душе. Особенно заметно это было на примере Люторада, впавшего в какое-то фанатичное сосредоточение. Он собрал небольшую группу друзей с которыми добился права на дополнительные занятия по боевой магии. Вести их согласился Эльмеор Огненный — маг, которого первое время по возвращению тоже числили среди погибших, но который в последний момент, как выяснилось, сумел выскользнуть из лап самой Смерти и выскочить на божественную тропу. Как и друид Шагельд, долгое время отлеживавшийся под присмотром самого Старейшины.

Ровные прямоугольные белые блоки, из которых складывалась башня, придавали ей сходство с бронированной шеей грандиозного дракона, выглядывающего из-под земли. Идущие по своим делам через двор ученики со священным ужасом посматривали наверх. Словно рассчитывали узреть как мелькнет в одном небольшом окошке у самого шпиля, нечто совершенно особенное. Такое, что сразу даст понять — там сейчас решается судьба всей прогрессивной магии Брайдерии.

В лишенном углов зале Собрания уже третий час заседали светила магического мира. Старейшина носящий траурное, совершенно черное одеяние по убитым, сидел во главе стола и вопреки обычаю почти все время молчал. Слушал выступления других. Сейчас слово держал Милош. После смерти близкого друга волхв не изменился внешне. Только в голосе появилась какая-то глухая тягучая нотка. Наподобие протяжного стона. Это резало слух всем, кто помнил прежнего Милоша.

— Я думаю, нам нужно согласиться, — в который уже раз говорил он. — Согласиться на предложение наших старших собратьев. Волхвов из храма Семаргла. Наша магия надежное оружие, но разит не меч. Разит рука бойца. Когда знает куда бить. Поэтому мы должны все тщательно взвесить… и согласиться на предложение. Светлые Боги нуждаются в нас и том, что мы придумали. Что создали. А мы нуждаемся в них. В благословении, без которого все мы остались бы под стенами Дасунь-крепости.

Под его колючим взглядом не каждый мог решиться на ответ. Алхимик Панир как и всегда отмалчивался, не желая влезать в политику. Вихрь сопел в кулак, отчасти согласно, но скорее лишь потому что сочувствовал горю Милоша. А Звар, негласный глашатай Старейшины Звар, больше всего был занят игрой в гляделки со жрицей Телланой. Они весьма сблизились за последнее время, на почве близости интересов. Настолько сблизились, что кое-кому могло показаться, что старый хитрован Чудило влюбился в обаятельную жрицу. Во всяком случае их очень часто видели вместе.

— Мы не только оружие, — прожурчала чистым как роса голоском жрица, вычитывающая у первогодок почти все теоретические предметы. — Магия это благо. Как раз дарованное нам богами. А как же лечение, предвиденье, улучшение человеческой породы?

Она умела говорить так чтобы слушали. Даже несогласные. Милош сильно кривился, отводил глаза и дергал челюстью, молча снося кажущиеся несправедливыми слова.

— Кто может быть ближе к богам чем их служительница. Верно? — поддержал Теллану и Эльмеор. — Разве у нас есть поручители перед волхвами? Если они используют ситуацию только для укрепления своего влияния после прошлогодней трепки и недавнего промаха царя, то через десять-пятнадцать лет Семинария превратится в молельню.

— У нас есть такой поручитель! — горячо возразил Милош, проводя ладонью над столом, отрицающим слова Эльмеора жестом. — Волхвы лишь просят нас присоединиться, чтобы вместе дать сладу Дракону и его проклятым помощникам, вышедшим из моря!

— Каменные монстры истребившие все живое на побережьях это союзники Дракона? Чушь! — надменно сказал Бродяга. — Чем они помогли Темному Властелину? Убийствами его верноподданных? Или беспорядочными нападениями на всех подряд? Нелогично.

— А Дракон вообще нелогичен! — насупив лоб воскликнул Милош. — Он убийца и ты знаешь это лучше моего, Эльмеор! Ему доставляет удовольствие вносить кровавую смуту! Почему ты не хочешь поддержать меня, Эльмеор Огненный! Разве твои товарищи не гибли от рук Дракона?! Почему ты его щадишь?!

В синих, как штормовое море, глазах Милоша плескался гнев. Нежелание понимать, чужую позицию. И можно было подумать, что для него знакомый маг-союзник кажется едва ли не большим злом, чем сам Дракон. Сложно было даже представить сколько злости прячется в худосочном теле волхва.

— Это подмена понятий, — отстраненно заметил Эльмеор, которому, как могло показаться внимательному наблюдателю со стороны, разговор доставлял некое удовольствие. — Я не против победы над Драконом! Я как никто желал её там в ущелье! Я против тех кто предлагает связать руки нашему общему делу! Поэтому повторяю свой вопрос — кто может поручиться за волхвов. Не сочти за обиду, Милош, но сейчас твое слово значит не больше моего. И даже меньше. Ты слишком убит горем, а значит не судишь здраво…

Маги затаили дыхание глядя на двух спорщиков во все глаза. У Милоша вид был такой, словно его только что ударили. Руки вцепились в край стола как рачьи клешни, а раздувшиеся ноздри яснее слов демонстрировали готовность к драке. Это очень логично, когда обе стороны одинаково уверены в своей правоте, и никто не желает отводить глаз.

— Тебе мало моего слова? — очень медленно спросил Милош. Голос его чуть-чуть дрожал от обиды. Или тихой подсердечной ярости, которая, не будучи выпущенной наружу, выжигает изнутри. — Не доверяешь, сударь белый маг. Прячешь голову за своими грамотными словесами, кои нам не понять? Добро, — он умолк, как бы смирившись с обидой и поражением. — А как насчет слова Яромира Славного? Слово царя этой земли, значит что-нибудь для тебя… чужеземец? Он сам лично, обещал сохранение нами всех прежних прав. Мне обещал. Или и здесь веры мне не дашь?