– Монти, – торжественно сказал я, – от имени всех детей «Агаты» приношу тебе искреннюю благодарность за то, что ты покончил с поганым уродом Дробилой. Однако я вынужден спросить, что нам делать теперь? Без Дробилы сестры закроют приют или, еще того хуже, пришлют нам другого старого драчуна, а тебя отправят на виселицу на Кинг-стрит, и это будет воистину ужасно жалко, если… – тут я помахал своим обрубком, – короче, это будет ужасно жалко, вот что я хочу сказать.

Монти благодарственно кивнул.

– Спасибо тебе, друг мой Шан, ибо ты подвел нас непосредственно к следующему пункту программы. Я уже сказал о том, что нужно, поговорим же теперь о том, что возможно. Отдыхая в подвале прошлой ночью, я имел достаточно времени, чтобы как следует поразмыслить над этим вопросом, и уверен теперь, что смогу предложить вам некий план. Но имейте в виду, что для его воплощения мне понадобится ваша помощь.

Он подхватил краюху черствого хлеба и принялся размахивать ею, будто герольд – своим жезлом, время от времени стуча по столу, чтобы подчеркнуть смысл сказанного.

– Item[3]: насколько я понимаю, сестры обеспечивают «Святой Агате» денежные пожертвования в достаточном размере, чтобы хватало на масло для ламп, дрова для каминов и кашу для ртов, это так?

Мы закивали.

– Отлично!

– Item: тем не менее Старый Дерьмоглот отправлял вас, бедные детки, просить подаяния, выставляя все свои увечья напоказ, чтобы вы тащили ему жалкие медяки, выцыганенные у пьянчуг Грязнухи-Йорка, а он мог набивать пером и пухом свое хорошенькое гнездышко в недрах этого чертога скорби. Правильно я говорю?

Мы закивали.

– Отлично!

– Item: все мы с вами – жертвы великих информационных фабрик Грязнойорка. Мы – механики, станочники, инженеры, мастеровые и подмастерья, ибо именно там, на работе, мы в свое время и пострадали. Так?

Мы закивали.

– Отлично!

– Item: это убийственная нелепость, что такие, как мы, вынуждены побираться, обладая столь шикарными профессиональными навыками. Между нами говоря, мы способны сделать вообще что угодно. Просто этому своевременно покинувшему нас душегубу не хватало ума понять это. Я прав?

Мы закивали.

– Отлично!

– Item: сестры Мерзейшего Ордена Святой Агаты Ран Гноящихся обладают интеллектом брюквы. Я убедился в этом лично во время пребывания в их богоугодном больничном заведении. Обдурить их будет легче, чем малолетнего идиота. Верно я мыслю? Отлично!

Он вывернулся со стула и принялся мерить столовую шагами, стуча железной конечностью.

– Кто-нибудь скажите мне, как часто добрые сестры наведываются к нам, сюда?

– По воскресеньям, – ответствовал я. – Когда они водят нас в церковь.

– А вот эта тухлятина нас в церковь сопровождает?

– Нет, он остается дома. Говорит, что почитает Господа сам, как умеет.

Ну да, встанешь с такого похмелья в воскресенье утром, как же!

– А сегодня у нас, стало быть, вторник, – продолжал свою мысль Монти. – Это означает, что на работу в нашем распоряжении имеется пять дней.

– На какую работу, Монти?

– Мы с вами должны соорудить заводной автомат, в основу которого ляжет сей жестокий тиран, которого я заколол сегодня. Мы построим изощренный и дьявольский аппарат, который заставит благочестивых сестер и весь мир вместе с ними думать, что нас тут, как прежде, проворачивают в фарш, в то время как мы будем вести жизнь привольную, веселую и предприимчивую, во всем достойную детей, одаренных такими умственными способностями и добротою нрава, как мы.

Вот какую клятву мы принесли Монти, прежде чем приступить к работе над автоматом:

«Я, имярек, сим торжественно клянусь, что никогда, никому и ни под каким предлогом не выдам тайн “Святой Агаты”. Я обязуюсь служить всеобщему благу моих сотоварищей по сей институции и обещаю чтить их, как моих кровных братьев и сестер, не драться с ними, не плеваться, не обманывать их и не делать им пакостей. Я даю эту клятву добровольно и с радостью и если предам ее, пусть старый Диавол самолично восстанет из преисподней и выпустит мне все кишки и зашнурует ими свои воскресные ботинки, а демоны его пусть вырвут мой лживый язык изо рта и станут подтирать им свои срамные части, и пусть вероломное тело мое пожрут дюйм за дюймом голодные, страшные, адские василиски. В сем я клянусь, и да будет оно так!»

У нас в доме было двое старших ребят, работавших у кожевника. У Мэтью на левой руке совсем не осталось пальцев, а Бека лишилась носа и глаза и говорила, что это подарок судьбы, так как вонь, царившую в дубильной мастерской, выносить было никак невозможно. Эти двое заверили, что сумеют аккуратно снять, набить и вернуть на место голову Дробилы, так чтобы челюсть при этом осталась на положенном ей месте.

Как старейшего машиниста в «Агате» меня подписали работать над туловищем и арматурной частью. Я играл ведущего инженера, надзирая за работой цеха из шести мальчишек и четырех девчонок, которые имели опыт обращения с механизмами. Мы виртуозно надругались над старым тонкоруким и многопальцевым стиральным прессом. Мне даже пришлось несколько раз ходить закладывать хозяйский хрусталь и карманные часы, чтобы выручить денег на недостающие узлы.

Монти надзирал за всем сразу, а сам занимался музыкальной шкатулкой, с помощью которой намеревался к воскресенью воссоздать голос Дробилы. «Святая Агата» могла похвалиться голландской створчатой дверью из двух половинок, верхней и нижней, и когда приходили сестры, Дробила открывал только верхнюю, чтобы перемолвиться с ними словечком. Монти предложил водрузить тулово на низкий столик – так никто и не заметит, что ног под ним нет.

– Мы ему рожу платком обмотаем и скажем, что у него инфлюэнца, которая уже расползлась по всей «Агате». Так мы избавимся от похода в церковь, а это уже само по себе победа. К тому же платок скроет, что рот у него не двигается в такт словам.

Я покачал головой: сестры, конечно, умом не блещут, но как долго мы протянем на такой уловке?

– Так нам всего-то и нужно протянуть на ней неделю, – сказал довольный Монти. – А на следующей мы уже представим им что-нибудь поизысканнее.

В общем, все сработало, как… как хорошо отлаженный механизм.

Из-за платка Дробила походил на разбойника с большой дороги. Монти подкрасил ему физиономию, чтобы она выглядела поживее (дубильные работы малость подсушили беднягу), обильно опрыскал получившуюся жуть лавровишневой водой и унавозил волосы плотной помадой, а то после обработки Дробила благоухал, как отхожее место в жаркий полдень. К нижней челюсти кадавра мы приделали рычаг – ее пришлось сломать, чтобы открывалась, и прикрутить обратно отверткой (ну да, выбили по дороге пару зубов, но кому сейчас легко?). Мне по сей день иногда снятся кошмары, в которых я слышу, с каким звуком она откидывалась.

Безногая крошка Дора, чей побирушечный номер включал небольшое и крайне печальное кукольное представление, скрытно орудовала челюстью при помощи резиновой груши, которую мы отцепили с сифона Дробилова перегонного куба, так что рот у чучела во время речи мог открываться и закрываться.

Саму речь обеспечивал звуковой аппарат из хозяйской музыкальной шкатулки – тот самый, издававший конские кишечные рулады. Монти мастерски присобачил к его резонатору длинную стеклянную трубку (часть устройства для крекинга, за которым меня специально посылали на рынок) и укрепил всю конструкцию за спиной нашего робота. Там, скорчившись на полу над генератором звука, установленным подле Доры прямо у нее на тележке, он хрипел в приемную воронку, а устройство выдавало весьма достоверную имитацию пропитого карканья Дробилы. Когда он немного подкрутил настройку, вокальное сходство стало просто поразительным – а в сочетании с кукловодческим мастерством Доры давало прямо-таки гальванический эффект. Ей-богу, приходилось специально себе напоминать, что болтаешь с куклой, а не с живым человеком.

Сестры объявились в воскресенье в назначенный час. Их встретил наш механический Дробила, торча в проеме двери и пряча лицо под платком. Из окон мы вывесили карантинные растяжки, щедро перекрестив ими фасад «Агаты»; с верхнего этажа для пущей убедительности выглядывали детские рожицы, нацепившие по случаю самое качественное изможденно-недужное выражение.