Рудольфа решили закатить в сарай на задах дома Лус. По пути они почти совсем никому не попались на глаза. Ну, хорошо, пару раз – но не больше. Горожане наверняка решили, что дети нашли где-то кучу металлолома и, чтобы докатить до мастерской, поставили на колеса – по крайней мере, Лус на это очень надеялась. Дело вполне обычное: к ним домой вечно тащат всякий железный хлам.

– Ты отцу будешь говорить? – желчно осведомился Самюэль. – Если что, ты должна! Об этом должны узнать все.

И тут же ушел, не успела Лус отправить его восвояси. Сказал, что ему надо домой.

Присцилла, однако, уходить не собиралась. Она так и таскалась хвостиком за Шипучкой, который как раз полез под машину, проверять, все ли там в порядке.

– Кажется, наш наряд открыт всю неделю, – сказал Калеб, заглядывая в свиток. – Можем поехать в среду, если соберем достаточно народу.

А Лус-то и думать забыла, куда они собирались!

– Заметано, – сказала она.

– Это точно нормально, если я здесь поработаю? – вмешался Шипучка. – Вам из-за этого неприятностей не будет?

– Ну, отец, по идее, скоро вернется… – замялся Калеб.

Нет, так дело не пойдет. Только дай ему волю, все испортит. Шипучка с машиной – самое интересное, что случилось с Лус за долгое-долгое время! Нельзя упускать такой шанс!

– Мама сейчас в горах, прочесывает свалки возле старых шахт. А с папой я поговорю сама. Вот прямо сейчас пойду в мастерскую и поговорю, – решительно заявила она.

– Это было бы здорово. – Шипучкина голова вылезла из-под Рудольфа прямо у них под ногами. – Сдается мне, у вас есть все нужное, чтобы поставить старика на ноги!

И Лус понеслась в мастерскую. Что бы там ни говорил Самюэль, отца действительно стоит предупредить, и чем скорее, тем лучше.

Папа убрал инструменты и принялся снимать с потолочных крюков велосипеды, бывшие сегодня в работе.

– Конечно, он мог приехать из Северной Каролины, – сказал он Лус. – В прежние времена на это уходило всего несколько часов.

Лус бы и в голову не пришло сомневаться, что отец говорит правду. Однако было в его словах что-то странное. Правда ведь правде рознь. Одно дело, когда тебе говорят, что солнце горячее – это ты можешь собственной шкурой почувствовать, и совсем другое – что оно в девяноста трех миллионах миль от тебя.

– Видать, об этом-то он и толковал, – задумчиво протянула она. – Шипучка. Что теперь на путешествия нужна целая вечность.

Внезапно подседельный штырь, который отец держал в руках, пролетел полмастерской и, громыхая, запрыгал по старым дубовым доскам.

– Эй, ты чего?! – возмутилась Лус, когда ее схватили за руку и потащили вон, на улицу.

Там отец выпустил ее и ткнул пальцем в небо.

– Туда гляди! – отрывисто бросил он.

Лус в жизни не слышала, чтобы он говорил так зло. Она как завороженная таращилась на его искаженное гневом лицо и могла бы таращиться еще долго, если бы он снова не показал наверх:

– Смотри!

Лус послушно перевела взгляд на знойное весеннее небо, серое и безоблачное, как всегда.

– Это раненое небо, – промолвил отец, махая рукой в такт словам. – Ты себе не представляешь, сколько ему пришлось пережить! И словно огонь угас у него внутри – отец поблек и устало прислонился к столбику крыльца. – Ты понятия не имеешь, Луса, что наши предки сделали с этим миром. Сколько всего в нем было – и сколько теперь стало! Этот чужак сам назвал тебе причину. Целая вечность – нет, ты подумай! Сейчас путешествия занимают ровно столько времени, сколько нужно, а его безрассудство ведет к войнам и смерти!

Лус и половины не поняла из того, что ей сказали.

– А как же тогда федералы? – попробовала спорить она. – Они же ездят на грузовиках, и летающие машины у них тоже есть!

– Но мы-то не федералы! – Отец взмахнул рукой. – Мы живем на земле легко, едва касаясь ее, чтобы нанесенные ей раны успели затянуться. Твои деды и бабки жизнь положили на то, чтобы спасти мир от всего, что сделали с ним они – те, кто не знал удержу. Мы – врачи, сиделки; люди вроде нас лечат леса и реки, небо и землю от последствий всего, что успели натворить люди вроде них. Когда подрастешь – поймешь.

Лус честно подумала с минуту.

– Люди вроде нас и люди вроде федералов?

– Да, Луса.

– А как насчет тех, которые не относятся ни туда, ни сюда?

Ответить отец не успел. По улице сломя голову мчалась Присцилла:

– Лус! Они взяли его! Они пришли и забрали Шипучку и его машину тоже! Калеб не смог их остановить! Она едва успела затормозить рядом с ними, подняв облако пыли. – Это Самюэль! Он их привел!

Лус взвилась на седло велосипеда, увидав краем глаза, как отец выдергивает из-за верстака свой. Ждать его она не стала.

Прошло несколько часов. Лус и Калеб тщетно колесили по пустым улицам за кожевенной и бакалейной лавками, пытаясь понять, куда члены совета могли запрятать Шипучку. И они бы так его и не нашли, если бы он сам их не позвал.

– Эй, Лус!

Шипучка наполовину вывесился из окна в первом этаже дряхлого кирпичного барака посреди заполоненной сорняками и мусором лужайки. Когда они подкатили поближе, из-за угла показался охранник и строго велел Шипучке сидеть в комнате и наружу не высовываться. А откуда, спрашивается, у совета опыт в содержании узников? Когда Калеб спросил, можно ли им с ним поговорить, сторож пожал плечами:

– Только смотрите, чтобы он не сбежал. Суд будет завтра.

С этими словами он преспокойно удалился обратно за угол, где сел на табуретку и углубился в городской печатный листок недельной давности.

– Бывало и хуже, – бодро поделился Шипучка с ними. – Судя по всему, Рудольф их заботит гораздо сильнее меня. Надеюсь, у твоего папы не будет проблем из-за того, что машина стояла у него на дворе?

Лус и Калеб посмотрели друг на друга. Рудольфа они нашли уже давно – куда быстрее, чем его хозяина. Пленная машина, естественно, обнаружилась перед зданием суда.

– Нет, – отозвалась Лус, – с папой все в порядке.

Шипучка был такой серьезный, что Лус, по зрелом размышлении, накинула ему годик-два.

– Вряд ли Рудольф сумеет сказать о себе то же самое, когда все закончится, – попробовал пошутить Калеб.

– Рудольф еще ни разу не поделился со мной своим мнением, увы и ах, – расхохотался Шипучка. – Мы отправились в путь раньше, чем я успел научить его говорить.

– Я вижу, вы за меня беспокоитесь, – сказал он, не дождавшись ответного смеха. – Не надо. Я уже бывал в общинах вроде вашей. И в тюрьмах вроде этой я тоже бывал. Членов совета – и, полагаю, твоего отца тоже? – больше волнует машина, чем шофер. Они примерно час будут ругаться и спорить, что с нами делать, а потом просто вышлют из города.

– На новый год папино имя выпало в жеребьевке, – сказала Лус, – так что он теперь тоже заседает в совете. И, да, его очень волнует машина и ее присутствие в городе. Но, думаю, еще больше его волнуют твои цели.

Шипучка внимательно поглядел на нее, словно Лус знала ответ на какой-то важный вопрос, который он забыл задать.

– Кто угодно мог ехать куда угодно… – напомнила она его же слова.

– Ах, это! Ну, так твой друг сказал, вы и сейчас можете.

Лус покачала головой:

– Не думаю, что Самюэль мне все еще друг. И потом, – голос ее прозвучал неожиданно горько, – никуда он на самом деле не хотел. Никогда.

– А ты? – Судя по всему, Шипучке было действительно интересно. – Куда бы ты поехала, если б могла?

Лус задумалась. Она вспомнила, как он рассказывал о дороге по берегу Мексиканского залива… и бабушкины калифорнийские истории.

– Я бы поехала на океан, – сказала она, наконец. – Моя бабушка плавала по волнам на доске. Представляешь? Прямо по воде!

Она изобразила доску ладошкой – как будто ее подбрасывает и несет на гребне волны…

Шипучка кивнул.

– Она говорит, что я прямо-таки создана для этого. Что я быстрая…

– И легкая на ходу? – подхватил Шип. – Так тут у вас говорят?

– Почти, – поправил хмуро Калеб. – «Мы живем на земле легко», вот как.