Гейдж, вздохнув, тоже отложил газету.

— Предположим, миссис Конвей была права, — сказал он. — Что бы там ни было, но это сразу бросилось Роберту в глаза. Но и было понятно только Роберту.

Рено встал:

— Я верну вам газету через пару дней. Решение надо искать где-то здесь, и я не отступлюсь, пока не найду его.

— А Вики? Вы не хотите увидеться с ней?

Рено колебался, ему очень хотелось видеть сестру. Может быть, удастся немного подбодрить ее… однако после некоторых колебаний он покачал головой:

— Нет. Чем меньше народу будет знать, кто я, тем больше у меня шансов. Просто передайте ей, чтобы потерпела еще несколько дней.

Но что же случилось с прицепом? Девушка рассказала кому-то, что случайно видела, как Рено ощупывает дно с помощью удочки, и тот, с кем она поделилась своими наблюдениями, забрал его?.. Подозревают ли они, кто он такой?

Или подумали, что он наткнулся на прицеп случайно, и просто решили его спрятать, пока Рено не сообразил, что это такое? От ответа на эти вопросы зависело многое. Он играет вслепую, ведя очень опасную игру, и, если окажется, что его противник видит в темноте, его шансы не только что-нибудь обнаружить, но даже просто остаться в живых будут близки к нулю.

Какое отношение имеет ко всему этому Патрисия Лазатер? И вообще, как она оказалась связана с таким грязным делом? Девушка даже не из этого штата, судя по номеру ее автомобиля! И вяжутся ли эти карие глаза, пленительная улыбка с убийством?.. Рено сердито заворчал и выбросил сигарету в темноту. Карие глаза, видите ли!.. Да она по уши завязана в этой истории!

Рено поднялся и вошел в домик, включил свет и, усевшись на кровать, снова развернул газету.

«Итак, я — Консул, — убеждал он себя, — что я здесь вижу? Зачем я должен отправляться к протоке Консула, захватив с собой лодку? Вся собственность распродана, я не был здесь много лет…» На свет лампы слетались мотыльки, над самым ухом зажужжал комар. И вновь им овладело знакомое чувство беспомощности. Он — не Консул, он даже не был знаком с Консулом; откуда ему знать, что именно этот парень вычитал в газете.

Почему бы сейчас не пойти в «Консул» и не выпить? Может быть, после небольшого отдыха в голове прояснится и отдельные кусочки мозаики сложатся наконец в целую картину. Но, прежде чем выйти, он убрал газету и копию письма Мака в чемодан и запер его.

В темноте неоновая вывеска ресторана ярко светилась и была заметна издалека. Около входа уже припарковалось несколько машин. Сразу за входной дверью в небольшом холле располагалась вешалка для шляп. За высокой сводчатой дверью слева Рено разглядел обеденный зал с накрытыми белоснежными скатертями столами, а дверь поменьше вела направо, в бар. Здесь работал кондиционер и после жаркой летней ночи, казалось, было почти холодно. Рено уселся на табурет, обтянутый красной кожей, и оглянулся по сторонам в царящем здесь полумраке. Дальний угол комнаты оккупировали двое мужчин, шумно играя в кости за столом красного дерева. Высокая блондинка в короткой юбке направлялась с подносом, уставленным напитками, к роскошным отдельным кабинкам, уютно расположившимся у задней стены.

Кто-то вложил в это заведение огромные деньги, и вряд ли доходов от кемпинга хватило бы на это, отметил про себя Рено; наверняка наверху расположен еще и игорный дом.

— Мартини, — заказал он, когда подошел бармен.

Напиток оказался умело приготовленным и очень холодным. Рено пил его мелкими глотками и уже подумывал о том, чтобы повторить заказ, когда в бар вошла девушка. Он не сразу узнал ее, рассеянно глядя на дверь в большое зеркало над стойкой. Оба раза до этого Рено видел ее в брюках; сейчас на ней была белая юбка, белые туфли и золотистая блузка с широкими рукавами, и девушка казалась удивительно свежей и привлекательной. Она прошла мимо него и уселась за столик. «Интересно, — подумал он, — платят ли ей сверхурочные за информацию, полученную после пяти часов?»

Повинуясь внезапному вдохновению, Рено встал и подошел к ее столику.

— Хэлло! — сказал он.

— О! — Она взглянула на него и улыбнулась.

— Не возражаете, если я присяду?

— Никоим образом. Но вам придется самому заплатить за свой коктейль. Я всего-навсего учительница.

— Если позволите, я угощу вас. Я покровитель искусств.

Дождавшись, когда им принесут напитки, он представился:

— Меня зовут Рено, Пит Рено. А ваше имя я уже знаю, я спрашивал.

— Спасибо, вы мне льстите. Чем вы занимаетесь, мистер Рено, когда вы не покровительствуете искусствам? — Она помолчала и очаровательно улыбнулась:

— И не ныряете вниз головой за рыбой?

Хладнокровная, однако, девица, подумал он.

Или она еще не знает, что он вернулся и обнаружил исчезновение прицепа?

— Я вообще-то строитель, — ответил он. — Возвожу плотины и тому подобное…

— Интересное занятие.

— Как и живопись. Расскажите мне о своих картинах. Вы их продаете?

Она кивнула:

— Иногда. Большей частью я их уничтожаю, не успев даже закончить.

— Это пейзажи?

— Главным образом, да.

— Каким ветром вас занесло в эти края?

Я заметил по номерам вашей машины, что вы из Огайо.

Она откинулась на спинку стула. Ее карие глаза казались задумчивыми и немного грустными.

— Это довольно трудно объяснить. Я была здесь как-то раз, раньше, и эти места приглянулись мне. Они очень живописны, но дело не только в этом. Я бы сказала, здесь витает некая атмосфера…

— Какая же атмосфера? Покоя?

— Нет, не совсем. Обманчивый покой лишь снаружи, а внутри бурлят страсти, наверное, так правильнее всего было бы сказать. Трудно все описать словами, это нужно почувствовать. Но вам, наверное, скучны мои разговоры?

— Нет, — возразил он, — напротив…

Он предложил Девушке сигарету и чиркнул спичкой.

— Конечно, вполне возможно, что сами протоки наводят на такие мысли, — продолжала девушка. — Вода в них такая спокойная и темная, и все же кажется, что она скрывает нечто такое, чего нельзя увидеть.

«Например, прицепы, — подумал он. — Однако она ведет эти разговоры с какой-то целью, и у нее это хорошо получается».

— Странное место, — заметил Рено, разглядывая бар. — Насколько я понимаю, раньше здесь было жилье.

Она кивнула, и ему показалось, он заметил тень сожаления, скользнувшую по ее лицу.

— Падение Дома Консулов — так, наверное, это можно назвать. Странная и немного трагическая история. Да вы, наверное, слышали о ней?

— Нет. Я только знаю, что это была богатая семья и когда-то здешние места принадлежали им.

— С тех пор сменилось лишь три поколения, а на смену фамильным портретам уже пришли неоновые вывески. А портреты, как ни странно, очень хороши. Они все написаны одним и тем же художником, итальянцем, сейчас он уже умер, его работы стоили очень дорого. Нынешние владельцы дома оставили их там, где они и висели, и, когда я два или три раза в неделю прихожу сюда пообедать, я всегда смотрю на них.

— Что касается обеда, — сказал Рено, — я тоже хочу взглянуть на портреты. Не хотите ли пообедать со мной и показать их мне?

Она заколебалась, затем кивнула:

— Почему бы и нет? Спасибо.

Похоже, на это приглашение она и надеялась, цинично подумал он. Восхитительный будет обед, во время которого каждый попытается что-то выведать у собеседника. Он заплатил за коктейли, и они направились в обеденный зал.

Портретов было три. С первого смотрел пожилой человек лет пятидесяти или чуть более с жестким взглядом; второй изображал молодого красивого мужчину в форме летчика времен Первой мировой войны; но наибольший интерес вызывал третий портрет. Очевидно, это были мать с сыном, и трудно сказать, стало ли причиной мастерство художника или счастливая случайность, но ему удалось передать не только нежные черты и красоту обоих. Было нечто особенное в лице молодой матери, в том, как она смотрела на мальчика. Ее взгляд был исполнен обожания, преданности и какой-то неутоленной материнской страсти. В мальчике, примерно лет пяти, с вьющимися светлыми волосами и серыми глазами, чувствовался прирожденный аристократ.