Наконец мотор замолк. Катер мягко ударился обо что-то, и они услышали у себя над головой шаги. Гриффин привязывал катер. Затем какое-то время он расхаживал на корме, потом все стихло и тишину нарушало лишь кваканье лягушек да время от времени раздававшееся уханье совы. До рассвета оставалось несколько часов. Рено держал Патрисию в объятиях, она даже ненадолго вздремнула, тихо всхлипывая во сне, и он чувствовал, как внутри него закипает ненависть.

Прислушиваясь, он выпрямился: Гриффин отодвинул защелку и, распахнув дверь, ввалился к ним с револьвером. Уже рассвело, и в машинное отделение проникал дневной свет.

Гриффин ухмыльнулся, взглянув на Рено:

— Послушай, ты выглядишь настоящим привидением — вся голова в крови. Я бы одолжил твою физиономию на Хэллоуин, если бы тебе было суждено дожить до того дня.

Рено мрачно посмотрел на револьвер:

— Кому-то из нас явно это не суждено.

— Да, ты прав, приятель. Ну, давайте вылезайте на корму.

Они один за другим вышли на палубу — Рено, припадающий на одну ногу, за ним Патрисия, смертельно бледная, с холодным презрением отворачивающаяся от Гриффина, и сам Гриффин, замыкающий шествие с револьвером в руках и что-то напевающий себе под нос. Рено оглянулся по сторонам, моргая от яркого света. Место, где причалил катер, было очень живописным: он стоял у полусгнившей старой пристани, на узком рукаве протоки. Огромные деревья свешивались над водой, и только на берегу у самой пристани оставалось свободное от зарослей место. Когда-то здесь стоял дом, но потом он сгорел дотла, и от него не осталось ничего, кроме камина и трубы. Участок около дома в несколько акров был покрыт пожухлой, темной травой.

— Перед вами так называемый охотничий домик Роберта Консула, или то, что от него осталось, — произнес Гриффин за спиной. — Садитесь оба.

Он и сам уселся на скамью около причала, вытянул ноги и закурил. Револьвер небрежно положил себе на колени, но глаза его неотступно наблюдали за Рено. В какой-то миг он ухмыльнулся и кивнул в сторону кормы.

— Хороши, а? — спросил он.

Проволочные сетки были отброшены в сторону, и два свинцовых арбуза лежали теперь рядышком. Гриффин смыл с них грязь, и тем не менее в лучах утреннего солнца они имели какой-то зловещий вид. Похожи на небольшие бомбы, только без стабилизаторов, подумал Рено и повернулся к Гриффину.

— Они убили ради этого четырех человек, — сказал он тихо.

— Верно. — Гриффин глубоко затянулся. — Если считать и Макхью, который оказался более или менее причастным к этому делу.

Рено чувствовал, что им овладевает жгучее желание убивать. Внутри у него все продолжало кипеть и готово было вот-вот выплеснуться наружу.

Но он убеждал самого себя, что нужно выждать и продолжать вести свою игру. Отчаянный бросок всегда можно приберечь на самый конец, на тот случай, когда все остальные шансы будут уже исчерпаны.

— И что в них? — спросил Рено с непроницаемым выражением лица.

Патрисия в ожидании ответа подалась вперед, вся превратившись в слух. Рено тоже почувствовал, как до предела натянулись нервы.

Перед ними было наконец то, что они искали так долго, то, из-за чего погиб Мак и с чего началась цепная реакция убийств и несчастий.

Последним звеном этой цепи оказались два круглых, похожих на арбузы предмета, одетые в свинцовые рубашки, мирно лежавшие теперь на корме катера.

Гриффин сдвинул кепку на затылок и пожал плечами.

— Примерно четверть миллиона долларов или, может быть, мощная взрывчатка, которой достаточно, чтобы мы все тут взлетели к чертям собачьим.

У Рено перехватило дыхание.

— Что же там такое может быть, что стоит четверть миллиона долларов?

— Героин. Чистый героин. Безо всяких примесей. И не граммы, не унции героина — фунты. Неплохо, а?

Рено откинулся на спинку скамейки:

— Вот почему так и не смог никто узнать, куда Роберт дел деньги. Я имею в виду, Консул, когда его судили.

Гриффин задумчиво посмотрел на Рено:

— Значит, ты и до этого докопался? Что ж, ты угадал! Точно! Роберт покупал наркотики и прятал их в укромном месте, о котором знал только он один. Он запечатывал героин в банки и с помощью вакуумного насоса выкачивал оттуда воздух. Мы не знали наперед, когда сможем вернуться за ним и портится ли героин со временем.

— Но почему именно наркотики?

Гриффин, ухмыляясь, покачал головой:

— Это все идея Роберта. И его можно понять.

Он был гением с отвратительным чувством юмора и поразительным нюхом на некоторые вещи.

Он скептически относился к любым властям и страшно негодовал, когда его призвали в армию.

А что для него могло быть приятнее, чем обкрадывание армии Соединенных Штатов и использование денег для покупки наркотиков и их контрабанды? Армия финансировала его операции против бюро по борьбе с наркотиками. Ну и, кроме того, деньги. Он мог получать огромные прибыли.

— И никто из вас не знал, где он их прячет?

— Да нет, мы знали. Но он перепрятал их в ночь накануне ареста. Он поругался с Мортоном и Деверсом, подумал, что они обманывают его или собираются обмануть.

Рено кивнул, глаза его стали жесткими.

— Итак, когда Роберт Консул вышел из тюрьмы и вернулся в Италию за грузом, Мортон и Девере отправились сюда, чтобы вытащить мешки из канала. Вы не поехали с ними, Гриффин, почему?

Гриффин улыбнулся.

— Я несколько лучше других знал друга Роберта и почувствовал, чем здесь пахнет. Видите ли, мы им ничего не говорили. В конце концов, зачем делить все на четверых? Но в ту ночь, когда «Серебряный колпак» появился у берега, они явились в мою контору у пристани: они откуда-то обо всем пронюхали. Поэтому сначала стали обвинять меня в том, что я их предал; потом, когда немного поостыли, мне удалось узнать, как они обо всем узнали. Тут-то до меня дошло. Вроде бы Роберт случайно встретил в Италии подружку Карла Деверса и проболтался, и она написала об этом Карлу. Но самое смешное, что он так же случайно встретился и с возлюбленной Мортона и тоже рассказал ей. Такой уж он общительный. — Гриффин хихикнул. — Начинаете понимать, а?

У Рено мороз прошел по коже: значит, вот против какого человека они сражались. Он кивнул.

— Ну, дальше все было просто, — продолжал Гриффин. — Ерунда. Я изобразил из себя тупицу и позволил им оглушить себя их дурацким итальянским пистолетом. Они связали меня и заперли в конторе, а сами угнали лодку. Ну и где-то через час я услышал грохот, словно взорвали нефтеперегонный завод, и я понял, что был прав.

Я развязал веревки, позвонил шерифу и в береговую охрану, сообщив о краже лодки. Потом развел пары на одном из буксиров и столкнул в воду их машину.

Рено искоса посмотрел на Патрисию. Она была бледна, в ее глазах стоял непреходящий ужас.

Он взял ее руку в свою и тихонько сжал — это было все, что он мог сделать в данную минуту.

Гриффин улыбнулся:

— Теперь, полагаю, вы видите очаровательную перспективу? Перед вами две свинцовые чушки, и в каждой из них достаточно места, чтобы в ней мог уместиться весь груз. Или нет? Вы не слышите, как смеется этот ублюдок? Он надеялся, что мы втроем вытащим ту штуку, но на случай, если бы он просчитался… улавливаешь идею, приятель?

— Конечно, — холодно отозвался Рено. — Но каким образом ты думаешь заставить меня открыть их?

На лице Гриффина заиграла дьявольская улыбка.

— Все очень просто. Твоя подружка возьмет одну чушку, а мы с тобой возьмем другую. Если ты не откроешь свою за десять минут, мы взломаем нашу. Четверть миллиона — это большие деньги, а вечно не живет никто. — Он замолчал и подмигнул Патрисии. — Мы ведь не струсим, детка, а?