Казаки, особенно запорожцы, слыли большими пересмешниками. Иные из исследователей подмечали, что казаки великороссы в большинстве не любят смеяться над собой, тогда как малороссы и над собой охотно подшучивали. Не исключено, что и определение «хохол» они сами себе придумали.
Известно, что человек, ловивший рыбу, – рыбак, охотившийся на коз – казак-козак, обходивший пчелиные борти – бортник. А вот откуда повелось прозвище «хохол» и «кацап»?
В словаре В. Даля слова «кацап» нет. Если заглянуть в «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова (М., 1935 г.), то обнаружим суждение о том, что кацап якобы происходит от арабского KASSAP – мясник. Де дореволюционное и бранное: «Шовинистическое обозначение русского в отличие от украинца в устах украинцев-националистов, возникшее на почве национальной вражды».
Так и пахнет предвестием «прославленного» тридцать седьмого года и обвинениями в черносотенстве… Не согласимся с уважаемыми авторами. Тут много политики и ничего общего с действительностью. Любят наши кабинетные мужи приписывать простым русским людям, не протиравшим штанов в школах, знание арабского, немецкого и прочих языков.
Выше уже отмечалось, что донцы (не говоря о волжцах…) были почти сплошь староверы, бившиеся с московскими правителями за сохранение старинных русских национальных традиций (как-то: ношение бороды, национальное долгополого платье, вечевое самоуправление), а малороссы, угнетаемые и поляками, и ордой, не могли быть в конфликте еще и с Москвой и потому в массе своей приняли новые обряды реформенной церкви; бороды брили.
Вот и стали прозываться южнорусские казаки с хохлом-чубом на голове хохлами, а бородатые казаки-великороссы – кацапами, т. е. пастухами, пасущими стада коз.
Интересные выводы относительно национальности казаков приходят и при исследовании названий знаменитых станиц, можно сказать, родовых гнезд казачества.
Ряд украинских-южнорусских исследователей строит догадки по поводу названия Запорожской Сечи. Запорожская – это понятно, место за днепровскими порогами. А вот по поводу слова СЕЧА вопросительно размышляют – «засека»? Уточним, что засека – русское оборонительное сооружение, состоящее из спиленных деревьев, поваленных в сторону противника и связанных друг с другом вичью. Применялись для заграждения лесных дорог и троп, тянулись иногда на многие сотни километров.
Только вот к Запорожской Сече засека не имеет отношения. Не только потому, что в малолесистом Запорожье вряд ли засека имела большое значение, еще менее вероятно, что она была нужна подвижным запорожцам, укрывавшимся в городе-крепости на островах, среди камыша. Да и вряд ли бы запорожцы стали строить трудоемкое сооружение, даже при наличии дремучих лесов.
Дело даже не в этом, тут опять вмешательство петербургских чиновников-реформаторов и литераторов-переводчиков, обманувшихся созвучиями совершенно разных слов. Одни переведут незнамо что, незнамо как, а другие (включая самих южноруссов) читают их «перевод» и строят версии, совсем уже далекие от реальности.
Сами запорожцы говорили «Запорожска сич», «Запорожска сича». СИЧ – в южном говоре коршун, сокол. Урочище Запорожская Сич не что иное, как «запорожское соколиное место или гнездо». Это то, что вполне очевидно.
Интересно посмотреть, есть ли подобное урочище с подобным названием на Волге, прародине казачества (лучше бы писать козачества). Конечно, есть. Как есть реки с одинаковыми названиями. И где есть? Там, где находились зимницы Жигулевской вольницы. На Самарской луке, напротив легендарных Жигулевских гор, только на левом волжском берегу, тянется не менее легендарная, невысокая, но крутобокая лесистая горная гряда, возвышенность, изрезанная оврагами, по-волжски – буераками (само по себе слово интересное, казачье).
Почти каждый житель славного волжского города Самара знает, что Сокольи горы начинаются от горы Сокол, тянутся вдоль берега Волги на многие километры и заканчиваются почти в центре города у Оврага Подпольщиков (название оврага идет к революционным событиям 1905, 1917 годов). Некоторые местные краеведы считают, что Сокольи горы получили название от дачных особняков знаменитого мукомола Соколова, чьи особняки постройки XIX века с каменными соколами на крыше… и до ныне стоят в Сокольих горах. В действительности название Сокольи горы на несколько веков древнее. Путешествующий по Волге в 1636 году Адам Олеарий («Описание путешествия в Московию…» 1906 г., стр.382) осведомлен о Сокольих горах: «Через милю после этой горы (Царева кургана. – Прим. Бажанова) на той же стороне, а именно – по левую руку, начинается гора Соковская, которая тянется на 15 верст до Самары; она высока, скалиста и одета в густой лес». Не обманемся тем, что название несколько искажено переводчиком (у двух изданий книги разные переводчики, и тексты изданий основательно разнятся), речь ждет о Сокольих горах.
В Сокольих горах и в Жигулях чуть ли не каждая гора и буерак имеют казачью историю, прозвание, связанное с ним. В Сокольих горах располагалась одна из крупнейших станиц повольников-казаков под началом легендарного атамана Богдана Барбоши, защитника Москвы и Самары, основателя Кош-Яицкого городка (Уральска). Бывали здесь выдающиеся землепроходцы Ермак, и Иван Кольцо, и многие другие, рассмотревшие приглашение купцов Строгановых. Собравшийся на крутом волжском берегу круг атаманов с ватагами казаков-повольников «думать думу важную с целью ума» приняли историческое решение идти в Сибирь. И совершили «сибирское взятие». Решение принято на Барбашиной, или, по-старому, на Барбошиной поляне. Пока здесь нет не только реставрированных зимниц вольги, но даже мемориальной таблички. Пока не удается убедить чиновников и разбудить вялотекущие мыслительные процессы руководителей самарской казачьей общины. Но верится, все еще будет.
И раньше, до Барбоши, в разных урочищах Сокольих гор располагались станы казаков, рыболовецкие ватаги, скиты монахов-отшельников. Было здесь много гнезд соколов. Возможно, в честь стремительной птицы назвали повольники свое гнездо Сокольи горы, а может быть, олицетворяли себя с этой птицей, имевшей символ оберега, попавшей даже на княжеские гербы. И у поморов на острове Грумант (Шпицберген) горы – Сокол. Соколиная охота в чести и у царей. Поселенцам в медвежьих углах царскими указами устанавливался оброк: «на год по кречету или по соколу, а не буде кречета или сокола, ино за кречета или сокола оброку рубль». За великие заслуги государи жаловали: «рыбные ловища, сокольи садбища».
Не случайно наличие у Волги и Днепра одинаковых притоков Самара, Сура, Москва… (у Днепра еще и Волга), как не случайно появление на берегах великих рек урочищ, связанных с именем гордой и смелой птицы в районах знаменитых казачьих станиц.
О давних связях и взаимодействии (и поселениях) волжских, донских и днепровских повольников много известий. Когда-то переселение русского народа шло с запада на восток и север. Были волны и обратной миграции. Немало волжских, донских казаков и староверов уходило на запад, на Днепр, на Днестр… Истоки росов-русских идут с Балкан, Дуная, Днепра, а истоки казачества идут из северорусских земель на Волгу и далее – на запад, восток и юг…
Мы взглянули на некоторые казачьи промыслы, традиции, язык, самоназвание, на «казачью» географию с точки зрения национального происхождения. Посмотрим на другие приметы быта и традиции казаков.
Поверхностные теоретики евразийства производят казаков то от тюрков, то от половцев, то от монголов, но не могут объяснить, как это половцы не сохранили в казачестве ни половецких традиций, ни одежды, ни языка, ни песен (тунгусы в своей среде и то сохранили), а сохранили чистый древнерусский язык и песни, традиции, ремесла, рыболовные, охотничьи и другие промыслы, крепко держались «русской» веры, преимущественно старообрядства, а если женились на увезенных ордынках, то из суеверия убивали детей, прижитых от них (вплоть до XVIII века).
Современные евразийцы и их предшественники создавали-подгоняли свои версии по первой попавшейся детали, не удосуживаясь покопаться в русской истории, поискать там истоки русских же традиций (а зачем им?), и возникали чернильные версии. А что за этой версией, кроме потраченных чернил, узкого кругозора и русофобии случайных людей? Ничего.