- Чтобы собирать секретные сведения.

- И это тоже. Его мать была не уличной шлюхой, Фитц. Молодой аристократ мог взять ее с собой за игровой стол или привлечь к любым другим развлечениям в Баккипе, и ему бы не было стыдно за такую компанию. Она была знакома с поэзией и могла спеть под аккомпанемент арфы. Этот парень существовал в двух мирах. Возможно, пока он и не обладает манерами придворного, и многие поймут по его акценту, что он не был рожден при дворе, но он вовсе не уличная необразованная крыса. Он будет полезен.

Я медленно кивнул.

- И ты хочешь, чтобы он был моим пажом, пока я здесь и...?

- Чтобы ты составил о нем свое мнение.

Я улыбнулся.

- То есть не для того, чтобы он следил за мной для тебя?

Чейд неодобрительно всплеснул руками.

- Даже если и будет, разве он может узнать что-то такое, что неизвестно мне? Считай, это часть его обучения. Устрой ему несколько испытаний для меня. Помоги натаскать его.

И снова, что я мог ответить? Он сделал для Шута все, что было возможно. Мог ли я ему отказать? Я узнал мазь, которой смазывал спину Шута. Масло для нее было изготовлено из печени рыбы, которая редко встречалась в наших северных краях. Она была безумно дорогой, но он, не дрогнув, предложил ее мне. Я не должен был скупиться и был обязан отплатить ему в той же манере. Я кивнул.

- Я собираюсь спуститься в свою комнатку и немного вздремнуть.

Чейд кивнул мне в ответ.

- Не перегружай себя, Фитц. Позже, когда ты отдохнешь, я хотел бы получить письменный доклад о твоем исцелении. Когда я потянулся к тебе.... ну, я мог найти тебя, но все было так, будто ты - не ты. Словно ты перенапрягся во время исцеления Шута и вошел в него. Или вы слились воедино.

- Я все запишу, - пообещал я, беспокоясь о том, что мне предстоит описать ему то, что я и сам не понимал до конца. - Но в ответ я тебя прошу подобрать для меня новые свитки с информацией по исцелению Скиллом и заимствованию силы. Тот, что ты оставил, я уже прочел.

Он кивнул, довольный моей просьбой, и оставил меня, скрывшись за гобеленом. Я проверил Шута, но он по-прежнему пребывал в глубоком сне. Я тихонько дотронулся до его лица, обеспокоенный высоким жаром, который, возможно, появился в ходе моих усилий. Но он уже был холоден, и дыхание стало глубже. Я выпрямился, отчаянно зевнул и совершил огромную ошибку, потянувшись.

Я с трудом сдержал болезненный крик и долго еще стоял, сгорбив плечи. Я понятия не имел, что со мной произошло. Опустив голову, я начал осторожно поднимать  рубашку, отлепляя от спины в тех местах, где она прилипла к коже. Затем отыскал зеркало Чейда. То, что я увидел, потрясло меня. 

Сочащиеся язвы на спине были намного меньше раны Шута, они не издавали дурного запаха и не были красными от инфекции. Но они зияли на мой спине, семь маленьких отверстий, будто кто-то несколько раз вонзил в меня кинжал. Они почти не кровоточили кровоточили, и я решил, что вряд ли они глубокие. А учитывая мою склонность к быстрому заживлению, к завтрашнему дню от них не останется и следа.

            Вывод был очевиден. Во время лечения Скиллом у меня появились мелкие раны-близнецы.  Вдруг моя память всколыхнулась, и я проверил свой живот. Там, где мой нож вошел в тело Шута, виднелась небольшая покрасневшая вмятина. Я дотронулся до нее и вздрогнул. Мне не было больно, но кожа в этом месте оставалась нежной. Мысли, завертевшиеся в моей голове, предлагали десятки объяснений. В момент обмена силой с Шутом я на самом деле разделил с ним плоть? Его раны закрывались, потому что мои открылись? Я накинул на плечи рубашку, подкинул в огонь дров, взял свой камзол, расшитый пуговицами, и поплелся в свою старую спальню. Я надеялся найти ответы на некоторые вопросы в свитках, которые обещал дать мне Чейд. И пока я этого не сделаю, необходимо сохранить эту маленькую неприятность в секрете. У меня не было никакого желания принимать участие в экспериментах Чейда, которые он наверняка бы решил провести, узнай он о случившемся.

            Я закрыл дверь и прислушался. Отворив ставни, я увидел, что уже светает. Что ж, оставшееся время можно и поспать. Я подбросил дров в умирающий огонь в очаге, бросил свои наряды на стул, отыскал шерстяную ночную рубашку лорда Фелдспара и забрался в кровать своего детства. Мои сонные глаза блуждали по знакомым стенам. Вон там была выщербленная трещина в стене, которая всегда напоминала мне медвежье рыло. Я пробил потолок, сражаясь против вымышленных врагов во время тренировки с боевым топором, когда тот вылетел их моих рук. Гобелен, на котором король Вайздом приветствует Элдерлингов, был заменен на другой, изображающий сражение двух баккцев. Этот мне нравился больше. Я глубоко вздохнул и устроился в постели. Дом. Несмотря на все прошедшие годы, это был дом, и я погрузился в сон, защищенный крепкими стенами Оленьего замка. 

Глава пятая.  Обмен субстанцией

Я тепло и уютно свернулся в логове. Безопасность. Я устал, и если слишком часто двигаюсь, то ощущаю следы зубов на моей шее и спине. Но если я лежу спокойно, то все хорошо.

Вдалеке охотится волк. Он охотится один. Его песня ужасна – это песня безысходности и усталости. Это не громкий вой волка, призывающего свою стаю. Это отчаянное тявканье, короткие завывания затаившего дыхание хищника, который знает, что его добыча убегает. Ему следовало бы охотиться молча, чтобы сохранить остатки сил для бега, вместо того, чтобы подавать голос.

Он так далеко. Я плотнее свернулся в своем теплом логове. Здесь безопасно, и я хорошо питаюсь. Я чувствую затухающую симпатию к волку без стаи. Я вновь слышу его прерывистое тявканье, и знаю, что холодный воздух устремился вниз по его сухому горлу, что он мчится через глубокий снег, вытягиваясь всем телом, пластаясь сквозь ночь. Я очень хорошо это помню, и на какое-то болезненное мгновение я становлюсь им.

- Брат, брат, приходи, бежим, поохотимся, - умоляет он меня. Он слишком далеко, и мне больше не удается разобрать ни слова.

Но мне тепло, я ощущаю усталость и насыщение. Мой сон становится глубже.

Я проснулся в своей комнате, вынырнув из сна, в котором мы охотились с волком. Я лежал неподвижно, с беспокойством ощущая исчезающую угрозу. Что меня разбудило? На кого нужно было охотиться?

А потом я почувствовал запах горячей еды, бекона, пирогов и живительный аромат чая. Я полностью проснулся и сел. Шум, разбудивший меня, оказался звуком захлопнувшейся двери. Эш вошел, поставил поднос, разжег огонь и подбросил дров, взял мою грязную рубашку, и сделал все это так тихо, что я даже не проснулся. Я содрогнулся от страха. Когда я стал настолько самодовольным и беспечным, что позволяю себе спать при посторонних в комнате? Где вся моя осторожность?

Я сел, поморщился и потянулся к спине. Раны затянулись, но к ним прилипла мягкая ткань. Я собрался с духом и сорвал ночную рубашку, все еще ругая себя за крепкий сон. Эх. Слишком много еды, слишком много выпивки и истощение после исцеления Скиллом. Я решил, что учитывая все эти факты, простительно позволить себе немного небрежности. Но это не помогло полностью избавиться от недовольства собой. Я подумал, сообщит ли Эш о моей оплошности Чейду, похвалит ли он парня, а может быть они еще и посмеются надо мной?

Я встал, осторожно потянулся и приказал себе прекратить вести себя как ребенок. Да, Эш принес мне завтрак, пока я спал. Просто смешно, что это беспокоит меня.

Не думал, что мне захочется есть после ночных излишеств, но усевшись за стол, понял, что голоден. Я расправился с едой, затем решил проведать Шута, прежде чем снова отправиться спать. Работа Скиллом прошлой ночью утомила меня намного больше, чем все, что я делал последнее время. А Шут также измучен этим исцелением?

Я запер входную дверь своей комнаты, привел в действие пусковой механизм секретной двери и начал осторожно взбираться по лестнице, снова в сумеречный мир свечей и горящего очага. Я задержался у входа в комнату, слушая треск и бормотание огня, легкое бульканье в горшке на каминном крюке и ровное дыхание Шута. Все намеки на проделанную ночью работу исчезли, остались только ворох чистых повязок на поцарапанном столе Чейда и баночки с мазями и болеутоляющими отварами. Там же лежали четыре свитка. Чейд, как всегда, ничего не упускает.