Глаза никак не хотели поворачиваться ни вправо, ни влево. Поэтому Вики видела только прямоугольник белого потолка. И еще лица, время от времени склонявшиеся над ней. И руки. Они махали руками перед ее глазами, но Вики даже не моргала. Не могла мигнуть. Почему, черт возьми, ее глаза не мигают?

Это каким-то образом связано со Стивом. Стив… Кто-то что-то сказал ей о Стиве… Что-то очень важное. Но теперь она не может вычленить это из неразберихи мыслей, роящихся в мозгу. Ощущение такое, будто перепутались провода, и все связи, все контакты сместились, нарушились. Слезы заволокли глаза, мешая смотреть. Покатились по щекам – горячие на холодной коже, соленые на пересохших губах.

– О Боже! – Марла поднесла руку к своим глазам, тоже наполнившимся слезами. – Эл, она плачет! Она плачет по-настоящему.

Он уже склонился над Вики. Промокнул ей слезы заговорил тихо, медленно, так нежно, что Марла разрыдалась.

– Все в порядке, Вики. С вами произошло несчастье, но вы поправитесь. Только не волнуйтесь. И помните одно – Стив вас любит. Он специально просил меня передать вам это. Стив любит вас. И он невиновен, Вики. Так что ни о чем не тревожьтесь и постарайтесь скорее поправиться.

Вики хотелось поблагодарить Эла за то, что он внес какую-то ясность в ее мысли, дал хоть какую-то информацию, попытался поговорить с ней. Хотела поблагодарить, но не могла. Стив любит ее. Стив невиновен. Теперь она будет держаться за эти слова, будет хранить их, как величайшую драгоценность, до тех пор пока не выберется из этого удушающего тумана… О Господи!.. А девочки…

– С вашими дочерьми все в порядке. – Марла присела на постель, поглаживая руку Вики. – Они приходят к вам каждый день. Доктор уже позвонил им, они сейчас едут к вам.

– В эту самую минуту, – добавил Жиро.

Марла рассмеялась. Ее смех понравился Вики. Она улыбнулась сквозь слезы.

– О Господи, она улыбается! Она слышит нас! – воскликнул женский голос.

На звук этого ликующего голоса снова сбежались люди. Снова разглядывали Вики, щупали пульс, измеряли давление, махали чем-то перед глазами. На этот раз она моргнула.

«Боже правый, благодарю тебя, за то, что можно моргать, улыбаться, видеть хоть что-то… за то, что жива. И за то, что удалось выкарабкаться из этой черной пропасти отчаяния, сжигавшего мозг, душившего, как…» Но об этом лучше не думать. Не сейчас. Сейчас Вики хочет видеть своих детей, своих девочек… Господи, она не помнит, как их зовут… Слезы снова хлынули из глаз. Но теперь Вики знала – эти слезы означают, что она жива.

Глаза 43

Автомобиль Марлы стоял во дворе, загораживая въезд в гараж. Жиро улыбнулся, поставил свой «корвет» рядом с ее «мерседесом». Горделиво и ласково похлопал свою машину. Подошел к передней двери, открыл.

По всему дому разносились звуки музыки. Жиро обычно предпочитал джаз в духе тех, что играют в прокуренных ночных клубах. Марла же подхватывала все самое новомодное в музыке. Сейчас, однако, звучал Барри Уайт, с его песнями, идущими будто из самой глубины души и одновременно словно срывающимися с кончиков нервов, песнями чувственными, как сам секс. Свет играл в хрустальных бокалах и вазах с цветами на столе. Свечи, шампанское в серебряном ведерке со льдом…

На пороге кухни, залитой ярким светом, появилась Марла в коротеньком черном платье, из-под которого выглядывали накрахмаленные нижние юбки, в белом передничке из органди, ажурных колготках и туфлях на высоких каблуках-шпильках. На золотисто-белокурых волосах красовалась белая наколка. Марла в роли француженки-служанки.

– Ах, месье уже дома. – Покачивая бедрами, она подошла к нему. – Добро пожаловать, мой господин. Ванна для вас готова.

Взяла его за руку, повела в спальню, толкнула на кровать и, опустившись на колени, начала расшнуровывать его кроссовки.

– Ах эти бедные усталые ножки…

Марла отбросила кроссовки через плечо. Наклонилась, словно собираясь поцеловать его ноги. Жиро изумленно наблюдал за ней.

– Если женщина может целовать мужчине ноги после кроссовок… это, пожалуй, настоящая любовь.

Она уже расстегивала на нем рубашку. Потом ремень на брюках. Отшвырнула назад с презрительным галльским «пуф». Марла давно испытывала жгучее чувство ревности к этому потертому ремню с серебряной пряжкой, ибо подозревала, что это подарок от какой-нибудь прежней пассии.

Теперь она повела Эла в ванную комнату. Черная ванна, до краев наполненная розовыми пузырьками, пахла, как… бордель в Новом Орлеане, пришло ему в голову подходящее сравнение, которое он тут же высказал.

Марла незаметно для себя вышла из роли французской служанки.

– А что тебе известно о борделях в Новом Орлеане?

– Извиняйте, мамзель, просто это такое сравнение.

– Мой господин сейчас ляжет в ванну и будет отмокать. А его маленькая французская служанка принесет ему бокал холодного шампанского.

Она произнесла все это, мило надув губки. Жиро попытался протестовать. Он никогда не принимает ванну, всегда моется только под душем и вообще терпеть не может эти розовые пузырьки. Но Марла подтолкнула его, так что ему ничего другого не оставалось.

– Мой господин будет делать так, как ему сказано.

– Ты выходишь из роли! – крикнул ей вслед Жиро. – Это уже служанка-госпожа.

Но она уже направилась за шампанским. Через несколько минут появилась снова с круглым серебряным подносом, на котором стоял один-единственный хрустальный фужер. Опустившись на колени, протянула ему. Жиро пригубил.

– М-м… – Он сделал большой глоток. – Неплохо для вина из коробки.

Марла выхватила у него фужер, попробовала шампанское.

– Восторг! – Она мечтательно прикрыла глаза. – Для моего бедного утомленного господина все только самое лучшее. А теперь мне пора на кухню, готовить обед.

Жиро застонал.

– Марла… не говори мне, что ты сама готовишь обед. Этого я не вынесу.

– Придется. Не зря же я тут стараюсь.

Он расхохотался. Лежа в розовых пузырьках, прихлебывал шампанское и вспоминал Марлу в этой коротенькой юбочке и ажурных колготках. По лицу расползалась улыбка. Нет, жизнь – совсем не такая плохая штука.

Через пять минут она появилась снова, с пушистым белым банным полотенцем.

– Готовы, мой господин?

Марла помогла ему выйти из ванны, вытерла его, особенно тщательно в самых интимных местах, потом снова повела в спальню. Эл вскинул брови.

– Как?! Перед обедом?!

Она презрительно фыркнула, как настоящая француженка.

– Ни в коем случае, месье. Для французов еда на первом месте.

Марла торжественно подала ему темно-синий бархатный халат с атласными отворотами.

Эл громко застонал, просунул руки в рукава. Изумленно взглянул на себя в зеркало.

– Господи… Я выгляжу как реклама для «Секретов Виктории».

– Ты выглядишь как настоящий француз.

Она со смехом поцеловала его. Жиро закрыл глаза, старясь извлечь как можно больше из этого поцелуя. Еще… Однако Марла взяла его за руку и повлекла к столу.

Он остановился, изумленно разглядывая скатерти и салфетки из дамаста, хрусталь и серебро, белые орхидеи.

– Великолепно… изумительно… Где ты все это взяла?

– Одолжила у мамы.

– Одолжила?! У мамы?! Ты хочешь сказать, что она тебе все это дала?!

– Я ей сказала, что собираюсь устроить обед для одного тридцатишестилетнего неженатого дантиста-протезиста.

Марла выдвинула для него стул, не обращая внимания на смех Эла. Он остановил ее:

– Здесь что-то не так. Стол накрыт для одного.

– Ну конечно. Французская служанка никогда не обедает вместе со своим господином. Она здесь только для того, чтобы прислуживать ему.

– Ах вот как… Тогда скажите мне, мамзель, когда же они соединяются, господин и французская служанка? Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

Он подмигнул. Марла рассмеялась, хлопнула его по руке.

– Шалуниииишка!

В мгновение ока она умчалась на кухню, намеренно взмахнув своей мини-юбочкой, отчего его глазу открылось нечто очень-очень приятное. Через несколько секунд Марла вернулась с подносом, уставленным посудой, с трудом удерживая равновесие на своих высоких каблуках. Чертыхнулась под звон тарелок на подносе и наконец благополучно поставила его на стол.