Эмиен потными руками вцепился в релинги: уничтожение флота Килмарка демонами не оставило его равнодушным. Со смесью возбуждения и ужаса он смотрел, как двадцать девять кораблей сгорают до самой ватерлинии.

Тьенз, стоя под трапом, прижимал к лицу похожие на плавники пальцы: выброс магической энергии невольно его ошеломил. Демон раскачивался и стонал от боли, его жабры медленно покрывались пленкой инея.

Татагрес застыла на палубе неподвижно и бесстрастно, словно мраморное изваяние богини. Рядом с ней переминались с ноги на ногу демоны, повернув узкие головы к проливу и без всяких эмоций глядя на пожар, который они устроили.

Люди на палубе «Морры» молча смотрели на горящие корабли до тех пор, пока рев огня не стих, а пламя не исчезло за густыми клубами дыма.

Эмиен мрачно кусал губы. Ни один смертный Кейтланда не может устоять против магии демонов, Килмарк опустится перед победителями на колени, беспомощный, как ребенок, и даже скалы, которые держат в плену Анскиере, растают и стекут в море.

Крики умирающих моряков больше не тревожили Эмиена. Если он сумеет победить Татагрес, он сам будет править демонами!

22. ПОВЕРЖЕННЫЙ ВЛАДЫКА

КОГДА вслед за «Моррой» два других корабля Кисберна вошли в пролив, им противостояли лишь течение и ветер. Суда часто меняли курс, чтобы не наткнуться на дымящиеся обломки, но никто из капитанов не жаловался. Было трудно поверить, что король пиратов потерпел поражение в собственных водах! Но на рассвете, хмуром и сумрачном, «Морра» и еще один корабль бросили якорь в главной бухте Скалистой Гавани, не встретив ни малейшего сопротивления. Третий корабль послали крейсировать в прибрежных водах на случай атаки с моря.

Эмиен прислонился к поручням на юте, внимательно разглядывая причалы и забыв про зажатый в руке бронзовый перочинный нож, которым он только что подрезал ногти. Рядом с юношей остановилась Татагрес, до сих пор одетая в кольчугу поверх рубашки, но свежая и отдохнувшая. При виде колдуньи Эмиен не сразу справился со своим участившимся дыханием, но сегодня юноша не собирался поддаваться очарованию Татагрес.

— Я не вижу ни одного корабля у причала, госпожа. — Он небрежно спрятал нож в футляр. — Когда мы были здесь в последний раз, в этой бухте стояло больше трех десятков судов. И моряки рассказывают, что у острова Килмарка каждую ночь бросали якорь не меньше сорока судов.

Но Татагрес отмахнулась от этого замечания так же, как отмахнулась от предположения капитана, что выжившие после ночного боя матросы могли вплавь добраться до берега. Колдунья остановилась у релинга, вглядываясь в каменные громады пакгаузов, где Килмарк складывал дань, и словно ожидая чего-то.

— Там! — внезапно сказала она, вытянув руку. Эмиен посмотрел туда, куда она показывала, и увидел, что к берегу бежит голый по пояс человек, поднимая над головой развевающийся белый флаг.

— Это ловушка, — резко заявил юноша. — Я слышал, что Килмарк однажды проткнул мечом своего матроса, когда тот пожаловался, что на корабле нет белого флага, который можно будет поднять в случае необходимости.

— И у него до сих пор нет такого флага. — Татагрес улыбнулась с довольным видом. — Это просто кусок простыни. Нет, Килмарк тут ни при чем! Полчаса назад Тьенз сообщил, что короля отступников наконец схватили. Его предали собственные слуги, и скоро нас пригласят войти в главные ворота, а потом выдадут самого Килмарка в цепях.

Эмиен изумленно и недоверчиво прикусил губу, а полуголый человек тем временем прыгнул в лодку, укрепил на носу суденышка свой самодельный флаг и отчалил. Весла вспенили свинцовые волны и ритмичными взмахами погнали лодку к кораблю-флагману.

— Но почему? — спросил Эмиен. — Почему они решили сдаться именно сейчас?

Татагрес вынула из волос украшенный драгоценностями гребень и звонко рассмеялась.

— Шпион сообщил им о демонах. Часовые на башне прошлой ночью видели, как горели корабли в проливе. — Она легонько кольнула Эмиена гребнем. — Не переживай из-за уцелевших кораблей, дорогой. Скалистая Гавань сдалась. Когда Килмарк окажется в наших руках, мы сможем справиться с любым капитаном, сохранившим ему верность. А капитаны, изменившие королю отступников, сдадутся сами.

Эмиену такая уверенность показалась чрезмерной. Снова, как в тот день, когда Татагрес погубила дозорных у ледяных скал, ее бесшабашное упрямство заставило юношу содрогнуться. Но когда Татагрес кликнула капитана и приказала поднять на борт лодку с белым флагом, Эмиен последовал за хозяйкой. Он был уверен, что нащупал главную слабость колдуньи, и гадал только, когда ему представится возможность использовать эту слабость в своих целях.

Цепи зазвенели, наматываясь на вороты, и главные ворота крепости медленно открылись; окованные сталью створки ударили о стены, взметнув облачка пыли.

Со своего места в задних рядах королевского авангарда Эмиен услышал громкий хохот, а потом, как ни странно, звуки флейты. Главный лорд-генерал проревел приказ, колонна бодрым маршем двинулась в крепость, но Эмиен увидел двор только тогда, когда передние ряды воинов вошли под арку.

Посреди двора танцевали люди, собравшиеся вокруг танцоров зрители хлопали в ладоши, и все были пьяны… Кроме одного человека, прикованного к столбу, служившему раньше коновязью. Этот гигант, стоя на коленях, смотрел, как люди короля Кисберна входят в крепость, и в его голубых глазах пылала неистовая жажда мести. С изумлением, почти с недоверием Эмиен понял, что перед ним сам Килмарк. Волосы бывшего властелина отступников покрывала пыль, над его правой бровью темнела рана, над которой кружились мухи. Камни под пленником покраснели от крови, кровь стекала по звеньям цепи из колотой раны на его руке. Однако люди, предавшие своего повелителя, даром что были пьяны, все же старались держаться от него подальше.

Кисберн отдал приказ главному лорду-генералу, велев перевести Килмарка в главный зал. Флейта смолкла, танцоры замерли, глядя на приближающихся к пленнику воинов. Пираты помнили, как легко убивал Килмарк в порыве гнева, а сейчас их бывший повелитель был разъярен, как никогда.

Пятеро королевских солдат осторожно подошли к столбу, за ними шел представитель сдавшихся пиратов с белым флагом в руках.

Эмиен слизнул пот с верхней губы. Казалось немыслимым, что после двадцати лет сопротивления Скалистая Гавань пала без борьбы. Каждый раз, когда предшественники нынешнего короля Кисберна пытались вырвать у мятежников контроль над проливами, они терпели полное поражение.

Но представитель побежденных, с белым флагом в руках, уже не походил на грозного пирата. Со злобной гримасой он повернул древко знамени и ткнул им Килмарка под ребра. Тот согнулся, хватая ртом воздух, а солдаты тем временем отвязали цепь от кольца на столбе и рывком подняли Килмарка на ноги.

Несмотря на жару, Эмиена забил озноб при виде того, как обращались победители с пленным правителем Скалистой Гавани.

Юноша зашагал по сводчатым коридорам вслед за королевским отрядом, и ему показалось, что булыжник под его ногами трясется от грохота марширующих сапог. Самая могучая в Кейтланде крепость не устояла против человеческого предательства.

С чувством растущей недоверчивости Эмиен пересек главный зал крепости, почти не замечая его пышного убранства, и занял место по левую руку от Татагрес. Юноша уставился на золотой обруч на шее колдуньи, сосредоточившись на его блеске и стараясь отогнать мрачные мысли.

По приказу короля стражники очистили место перед возвышением, на котором стояло кресло, прежде принадлежавшее Килмарку. Усевшись в это кресло, Кисберн зачарованно наблюдал, как пираты подтащили пленника к возвышению. Они изо всех сил натянули цепи, удерживавшие руки Килмарка, и тот, стоя перед королем, уставился на своего победителя с непримиримой злобой. Килмарк тяжело дышал, с его руки капала кровь, оставляя ярко-алые следы на белом мраморе, но он упорно молчал. Что преобладало в этом молчании — упрямая гордость или безнадежность, — не мог отгадать ни король, ни его приближенные.